«Палестинский спектакль», покоривший Европу

Jan 31, 2018 15:59


28 января 1928 года у входа в зал тель-авивского Выставочного комплекса (который сегодня называется старым, а тогда он был совсем новым) собралась настоящая толпа. Здесь проходил один из премьерных показов спектакля «Яаков и Рахель», слухи о котором уже успели взбудоражить всех любителей театра. А их, надо сказать, в Тель-Авиве было немало, особенно относительно общего числа жителей города (а их тогда было всего 35 000).


Говорили, что на сцене буквально реконструирована библейская эпоха. Что актеры разговаривают на каком-то необыкновенном иврите. Что их танцы выглядят, как дикая первобытная пляска. Что музыка в спектакле удивительно напоминает синагогальный молитвенный напев. И самое интересное - все это было правдой.

Поставил спектакль Моше Галеви, один из первых актеров московской «Габимы». В 1925 году он ушел из театра, покинул Советский Союз и уехал в Палестину. И в Тель-Авиве сразу же приступил к созданию новой театральной студии. Объездив города и веси Эрец Исраэль, из нескольких сотен претендентов он отобрал 36 человек. Галеви собирался обучить молодежь системе Станиславского, с которой он познакомился в Москве, но не только. Режиссер ставил перед собой куда более амбициозную задачу - создать в Эрец Исраэль принципиально новый еврейский театр, сочетающий в себе древние иудейские традиции, ближневосточные мотивы и новейшие достижения еврейского искусства.В 1926 году студия «Оэль» (шатер) представила публике свою первую работу - сценическую композицию по рассказам Ицхака-Лейбуша Переца. Год спустя вышел еще один спектакль - «Рыбаки» по пьесе «Гибель «Надежды» Г. Гейерманса. Но все это была только разминка. По настоящему важной, программной работой Галеви стал спектакль «Яаков и Рахель». В его основу легла драма русского писателя Николая Крашенинникова «Плач Рахели».

Эту пьесу Галеви привез с собой в Тель-Авив из Москвы. В свое время ее дал почитать студийцам «Габимы» сам Евгений Вахтангов - в надежде, что библейская драма в интерпретации русского драматурга окажется созвучной исканиям нового еврейского театра. Галеви, уже тогда мечтавший о режиссуре, с энтузиазмом приступил к работе над пьесой. Но по разным причинам до спектакля в Москве дело не дошло. В Тель-Авиве Галеви решил довести свой замысел до конца, используя те преимущества, которые давала ему географическая близость к местам, где разворачивались описанные в ТАНАХе события.

Вместе со своими студийцами Галеви обошел иерусалимские синагоги, где молились сефарды и йеменские евреи. Тщательно вслушиваясь в интонацию их напевов и произношение слов на иврите, молодые актеры затем пытались воспроизвести их на сцене. Они также провели несколько дней в бедуинском становище, пристально наблюдая за движением и пластикой жителей пустыни. Галеви стремился к тому, чтобы его спектакль в максимальной степени воспроизводил реальный быт и среду обитания библейских героев. В ТАНАХе он видел не только и столько сакральный текст, нежели важный исторический документ, своеобразную летопись еврейского народа. История любви Яакова и Рахели была для него лишь предлогом для реконструкции древнего быта и создания, таким образом, оригинального, самобытного театра ближневосточной еврейской цивилизации, который отличался бы от европейского так же, как японский или индийский театр.

Поэт Авраам Шленский, переводивший пьесу Крашенинникова на иврит, насытил ее цитатами из ТАНАХа, и свой собственный текст выдержал в соответствующем стиле. Композитор Шломо Розовский, писавший музыку к спектаклю, привнес в нее восточные мотивы и мелодику молитвенного еврейского напева. Хореография массовых сцен была выстроена на основе бедуинских танцев, увиденных студийцами в пустынном становище.

Однако при этом Галеви не собирался отказываться и от театральных навыков, приобретенных в Москве. Разбор пьесы он вел строго по системе Станиславского, отыскивая вместе с молодыми актерами «зерно» каждой роли и побудительные мотивы героев в предлагаемых обстоятельствах. Помимо этого, Галеви использовал в работе, как сказали бы сейчас, «мультимедийные технологии». В прологе спектакля на заднике сцены демонстрировался своего рода фильм - диапозитивы рисунков Нахума Гутмана, изображавшие в разных ракурсах библейскую лестницу Яакова.

Работа над спектаклем продолжалась, по нынешним временам, немыслимо долго - год и три месяца. В Тель-Авиве он никого не оставил равнодушным, хотя мнения зрителей разделились. Одни были в восторге от новаторского спектакля молодых студийцев, другие считали их искания не имеющим серьезного содержания эпатажем. Разделились и мнения тель-авивских критиков. Некоторые упрекали «Оэль» в чрезмерном увлечении археологией и отсутствии реального чувства на сцене. Другие, напротив, приняли спектакль как удачную попытку воспроизведения «подлинной библейской жизни», точно отражающей суть описанных в ТАНАХе событий.

И если в Тель-Авиве спектакль «Яаков и Рахель» вызвал споры, в Европе его повсюду ждал восторженный прием. Это произошло в 1934 году, когда «Оэль» совершил большое турне, побывав в Италии, Швейцарии, Франции, Великобритании, Бельгии, Польше и Литве. Здесь тепло приветствовали «палестинский спектакль» - это было первое появление в Европе театральной труппы, созданной в Эрец-Исраэль. «Каждый любитель театра обязан увидеть этот спектакль», - писала лондонская «Дейли телеграф». «В этом спектакле воскресла Библия!» - восторгался каунасский «Литовский листок».

Но главный триумф ждал «Яаков и Рахель» в Париже. Французские критики приветствовали «оригинальный палестинский спектакль». Знаменитая танцовщица Ида Рубинштейн посмотрела его дважды и, под впечатлением увиденного, предложила знаменитому композитору Дариюсу Мийо написать для нее танец на библейскую тему. Мийо, который, как и вся парижская богема, смотрел «Яаков и Рахель», согласился. Он привлек к сотрудничеству выдающегося драматурга Поля Клоделя, который приступил к созданию драматургической основы для «священного танца» Иды Рубинштейн. В дальнейшем реализация плана застопорилась, но драма Клоделя «Мудрость, или Притча о празднике», написанная по мотивам Книги притч, стала важной частью его литературного наследия. А спектакль «Яаков и Рахель» продержался в репертуаре «Оэля» четверть века - до середины 50-х годов.

Борис Ентин, «Детали». Фотографии: Театральный архив имени И. Гура
                            Фотографии из альбома, сделанного специально для гастролей во Франции.В России

В 1913 году в Вильне Наум Давид Цемах создаёт театр «Габима», но через некоторое время из-за финансовых и организационных трудностей театр пришлось закрыть. В 1917 году Цемах обращается с просьбой о создании еврейского театра, играющего на иврите, к Константину Сергеевичу Станиславскому. Станиславский поддерживает начинание Цемаха и выделяет студию для будущего театра в здании МХТ. Помимо этого Станиславский назначает своего ученика Евгения Багратионовича Вахтангова художественным руководителем студии. Идею создания еврейского театра поддержал и тогдашний нарком по делам национальностей Иосиф Сталин. После долгих поисков театру выделили помещение на Нижной Кисловке, дом 6, в Москве. Про это здание писал исследователь истории Габимы В. В. Иванов:



В 80-х годах прошлого века он был известен заядлым театралам как любительский театр Петра Секретарева. На подмостках этого «театра-табакерки» (по выражению Власа Дорошевича) начинали и гусар Николай Рощин-Инсаров, тогда еще Пашенный, и скромнейший Александр Артем, актер Художественного театра. Именно «Секретаревка» искусила студента Московского университета, впоследствии оперного мецената Савву Мамонтова. Здесь молодой купец Константин Алексеев в 1881 году впервые выступил под псевдонимом Станиславский. Когда в 1892 году модный врач купил здание для того, чтобы переоборудовать под водолечебницу, по Москве прошел вздох горького сожаления.


Среди создателей театра были Хана Ровина, Менахем Гнесин, Иегошуа Бертонов, Марк Арнштейн и Шимон Финкель. Первыми постановками труппы стала пьеса «Первозданный бал» (נשף בראשית) и «Вечный жид» (היהודי הנצחי) писателя Давида Пинского. Но огромный успех новому театру принесла третья постановка Вахтангова «А-Дибук» (הדיבוק) Семёна Ан-ского. Премьера состоялась за считанные месяцы до смерти Вахтангова и вызвала необыкновенный фурор не только в Москве, но и по всему миру. Режиссура Вахтангова, художественное оформление Натана Альтмана, музыка Юлия Энгеля и исполнительница главной роли Леи Хана Ровина принесли заслуженную славу спектаклю, не сходившему с подмостков Габимы более 40 лет. В 1924 году умирает художественный руководитель театра Вахтанг Мчеделов. В том же году театр прописывается по новому адресу - Армянский переулок, дом 2.

В 1926 году Габима отправляется в европейское турне и даёт спектакли в Германии, Польше, Латвии, Литве, Австрии, Франции и других странах. В конце того же года, Габима начинает гастроли в США. Как в Европе, так и в США успех был огромен. Но понимая, что будущего у ивритского театра в советской России нет, труппа решает не возвращаться. Вахтангов писал об этом ещё в 1919 году:



Студия совершенно определенно предполагает уехать в Палестину при первой объективной возможности, причем время отъезда зависит не столько от внешних условий (заключения мира, возможности спокойного и свободного проезда и пр.), сколько от внутренних причин, т.е. степени успешности её работ. «Габима не мыслит своей деятельности иначе как в полном единении со своим народом на его исторической родине, в Палестине, но вместе с тем не желает порывать связи с корнями, её породившими, Московским Художественным театром.


В июне 1927 года большая часть актёров возвращается в Европу, а оттуда переезжает в Палестину. Наум Цемах остаётся в США, где и умирает в 1939 году.
В Палестине



Труппа театра (1942).
В Палестине Габима работает как товарищество, некое подобие художественного кибуца, в котором заработки делятся на всех членов труппы и репертуарные решения принимаются сообща. В 1928 году выходит первый спектакль Габимы в Эрец-Исраэль - «Золотоискатели» по Шолом-Алейхему. Этот, как и второй спектакль «Корона Давида» Кальдерона, ставит выдающийся русский актёр и режиссёр Алексей Денисович Дикий. В 1929 году театр снова отправляется на гастроли в Европу. Там же, в 1930 году Михаил Чехов ставит «Двенадцатую ночь» Шекспира.

В 1931 году труппа возвращается в Палестину. В 1937 году театр обращается к местной тематике, ставя пьесу «Стражи» (השומרים) Эвера Адани. В том же году театр вновь отправляется на гастроли в Европу, а в следующем телекомпания ВВСтранслирует «А-дибук» по английскому телевидению. В начале 40-х гг. театр с большим успехом ставит две пьесы Аарона Ашмана «Михаль, дочь Саула» (מיכל בת שאול) и «Эта земля» (האדמה הזאת). Во время Второй мировой войны на сцене театра идут пьесы Константина Симонова «Русские люди» и Давида Бергельсона «Не умру, потому что буду жить». В 1946 году, театр наконец-то получает своё здание в Тель-Авиве, которое строилось ещё с 1935 года.

Оглавление номера


Иммигрантский театр в израильской культуре


Звезда «Габимы» Хана Ровина с членами правительства Израиля. Справа от нее - премьер-министр Давид Бен-Гурион, слева - министр культуры и образования Бен-Цион Динур, крайний справа - актер и режиссер Иошуа Бертонов, июль 1953 года

Израильский театрально-художественный мир, в который с разной степенью успешности пробивались и пробиваются выходцы из России, отличается рядом весьма своеобразных особенностей. ТЕАТР. рассказывает о них и о том, как вообще устроена многослойная израильская культура

Об Израиле в Советском Союзе, несмотря на четвертьвековое отсутствие дипломатических отношений, было известно не так уж мало: о Голде Меир и Моше Даяне в среде интеллигенции знали, пожалуй, не меньше, чем об иных вождях, приветствовавших сограждан в дни государственных праздников с трибуны мавзолея. Зато об израильской культуре в СССР не было известно практически ничего, кроме апокрифа о происхождении Национального театра «Габима» из вахтанговской шинели. В Советском Союзе гастролировали и Комеди Франсез, и Ла Скала, но не израильские театры; устраивались ретроспективные выставки работавшего преимущественно во Франции испанца Пабло Пикассо, американца Рокуэлла Кента, итальянца Ренато Гуттузо, но никого из израильских живописцев и скульпторов.
Наиболее массовая иммиграция из СССР в Израиль пришлась на 1990-1991 годы (около 375 тысяч человек всего за два года - это больше, чем за все пятнадцать последних лет). Тысячи людей творческих профессий эмигрировали, имея самое смутное представление о том рынке труда, на котором им предстояло бороться за место под солнцем.
Следствием этого незнания нередко становилось поистине дикое утверждение о том, будто «в Израиле нет культуры». На самом деле, культура в Израиле богата и разнообразна, о чем новым иммигрантам рассказывала вполне приличная книжка, которую они получали прямо в аэропорту в комплекте информационных материалов . (См. Бокс N 1).
I



Актриса Хана Ровина в образе Леи на фоне постера 300-го представления «Гадибука» в Москве, 1926

Едва ли кому-то придет в голову отрицать тот факт, что «русский след» имел решающее значение в истории израильской культуры. Выдающиеся деятели театра, как родившаяся в Минской губернии легендарная актриса Хана Ровина (1892-1980) и родившийся в городе Мстиславль Могилевской области режиссер Моисей Гуревич (1895-1974), сменивший в Израиле имя на Моше Галеви; литераторы, такие, как уроженец Житомира Хаим Нахман Бялик (1873-1934) и уроженка Саратова Рахель Блувштейн (1890-1931); крупные художники, как выросший в Одессе уроженец Бессарабии Нахман Гутман (1898-1980) и уроженец Ковенской губернии Борис Шац (1866-1932), и многие другие - все они переселились и работали в Эрец-Исраэль задолго до того, как она обрела политический суверенитет.

Тора, ТАНАХ, Израиль, #Вахтангов, #Габима, Тель-Авив, Москва, история, #театр

Previous post Next post
Up