"Эвен-Гвироль"
И все-таки надо отдельно рассказать о Шломо Ибн-Гвироле. Шломо бен Иехуда ибн Гвироль (Шломо ибн Габироль, ибн Гебироль, араб. أبوأيوب سليمان بن يحيى بن جبيرول Абу Айюб Сулейман ибн Яхья ибн Джабируль, лат. Avicebron, Avencebrol, Avicebrol - Авицеброн); около 1021-1058) - еврейский поэт и философ сефардско-испанской эпохи.
Биография
Родился в Малаге, в детстве переехал с семьей в Сарагосу. Рано осиротел. Умер в Валенсии. Биографические данные о нём очень скудны. Известно только, что он временами терпел нужду, что много странствовал по Испании; его литературной карьере содействовали меценаты, с которыми он плохо ладил. Некоторых из них он сперва воспел в своих панегириках, затем осмеял в памфлетах.
Ибн Гвироль жил и творил в эпоху, когда в Испании владычествовали узурпаторы Альморавиды. Экономическое развитие страны заметно способствовало повышению общего культурного уровня. Местное и иммигрировавшее еврейство принимало активное участие в культурной жизни страны. Однако политическое положение евреев чем дальше, тем всё более ухудшалось.
На характер творчества Ибн Гвироля наложила также свой отпечаток тяжёлая необходимость постоянно прибегать к помощи меценатов; эта зависимость превратилась у него в манию преследования, как у Т. Тассо, под влиянием таких же обстоятельств.
Светская поэзия Ибн Гвироля элегична, нежна и возвышенна; иногда она принимает сатирический или анакреонтический характер, стиль её - чёткий, задушевно-образный. В сравнении с Галеви и Моше Ибн-Эзрой Ибн Гвироль самый глубокий и оригинальный поэт средневековой еврейской поэзии. Он первый ввёл в еврейскую поэзию арабский метр, основоположником которого является Дунаш-бен-Лобрат. Творчество Ибн Гвироля сильно влияло на сефардскую лирику.
В религиозных стихах ибн Гвироля отразились в значительной степени его философские взгляды, особенно в его поэме «Кетер малхут» («Царская корона»), представляющей собой резюме его философской системы. Рафинированная философская культура того времени, по образцу исламских философских школ в Сирии и Персии, всё более и более приближалась к пантеистическому неоплатонизму, отрекавшемуся от грубых форм религиозной догмы.
Ибн Гвироль - первый проповедник этого неоплатонизма в Европе. Его система утверждает единство материи в различных её формах. Даже «дух», по воззрению Шломо ибн Гвироля, развивается из материи, последняя, говорит он, создана Богом при помощи посредствующей «воли». Этот неоплатонизм оказал большое влияние на философию христианской схоластики, на позднейшую каббалистическую систему эманаций в XIII веке. Учение его сравнительно мало повлияло на средневековую еврейскую религиозную философию. Главное философское произведение ибн Гвироля «Мекор хаим» («Источник жизни») написано по-арабски и переведено в 1150 на древнееврейский, а затем латинский язык («Fons vitae»).
С течением времени имя автора этой книги - «Ибн-Гвироль» - было по неизвестной причине заменено именем «Avicebron». Лишь в 1860-х гг. французский учёный Мунк (нем. Salomon Munk; 1802-1867) установил идентичность ибн Гвироля и «Avicebron’a» (Авицеброн). Ибн Гвироль кроме того написал ряд моралистических произведений («Tikun Midat Hanefesch», «Mibchor Hapninim»), оказавших большое влияние на моралистическую еврейскую литературу; известны также его философские комментарии к Библии, напоминающие комментарии Филона Александрийского.
«Источник жизни»
«Источник жизни» (лат. Fons vitae; ивр. מקור חיים [Мекор хаим]) - главный философский труд Ибн Гвироля, написан в форме диалога между Наставником и Учеником. Название книги, заимствованное из псалма 36:10 «Потому что у Тебя источник жизни [мекор хаим], в свете Твоем видим мы свет», обусловлено тем, что в ней материя и форма рассматриваются как основа бытия и источник жизни в каждом сотворенном предмете. Эта книга была переведена с арабского языка (название в оригинале, возможно, было «Йанбу аль-Хайят») на латинский в 1150 году при содействии толедского архиепископа Раймонда[5].
«Источник жизни» состоит из пяти книг, в которых рассматриваются: (1) материя и форма в целом и их отношение к телесным, или составным, субстанциям («substantiae corporae sive composite»); (2) субстанция, лежащая в основе телесности мира («substantia quae sustinet corporeitatem mundi»); (3) доказательства существования простых субстанций («substantiae simplices»), посредников между Богом и физическим миром; (4) доказательства того, что эти простые, или «интеллигибельные», субстанции также образуются из материи и формы; (5) универсальная материя и универсальная форма.
Основные идеи «Источника жизни» заключаются в том, что все сущее образуется из материи и формы; одна и та же материя простирается по всей вселенной от высших пределов духовного до низших границ физического, и чем дальше она удаляется от первоисточника, тем менее духовной становится. Первая Сущность (Бог) творит универсальную материю и универсальную форму актом эманации своей Воли. Взаимное наложение универсальных формы и материи порождает простые субстанции, в том числе интеллект, душу, природу. Цепь эманации простирается вниз, в физический мир, пронизывая все его части. Ибн Габироль считает, что всё сущее можно свести к трём категориям: Первая Сущность, Бог; материя и форма, мир; воля как промежуточное звено. Материю и форму он выводит из Первой Сущности (Бога). Материя имеет чрезвычайно высокий статус в системе Габироля. «Материя существует в знании Бога подобно существованию Земли в середине небес» (Fons vitae, V: 30).
«Царская корона»
Памятник Шломо бен Гебиролю в Малаге, Испания
«Кетер Малхут» («Царская корона») - наиболее известная этико-философская поэма ибн Гвироля, вошедшая в Литургию Судного дня (Йом-Киппура), одного из самых важных иудейских праздников, дня, когда человек призывается к покаянию, размышлениям о смысле жизни и оценке своих поступков.
Произведение состоит из 40 стихов, в которых описываются взаимоотношения между Богом и людьми. Тема поэмы - судьба человеческой души. В ней соединились два жанра еврейской сакральной поэзии - гимн, восхваление и просьба, покаяние. Основной акцент делается на слабости человека и его склонности к прегрешениям, поэтому Бог предоставляет человеку свободу воли и возможность покаяния. Ибн Гвироль в поэме совмещает хвалы Богу, индивидуальное покаяние и оригинальное истолкование изречений из Библии. В смысловом многообразии текста присутствуют элементы неоплатонической философии, лежащие в основе космологических и теологических воззрений ибн Гвироля. В «Царской Короне» прослеживается весь замысел Fons Vitae. «Источник жизни» как бы незримо присутствует на заднем плане, местами явно указывая на свою совместимость с традиционной еврейской теологией и системой образов, которая не упоминается в философском трактате. Более того, создается впечатление, что осуществляется метафизическое обоснование иудаизма, наделяются глубоко философскими смыслами фразы из Танаха и Амиды.
Памятник Шломо бен Гебиролю в Кесарии, Израиль
Поэма представлена как восхождение от четырёх элементов (стихий), из которых состоит земной шар, от сферы к сфере, от сферы Луны и через сферы планет до восьмой сферы, где располагаются неподвижные звезды двенадцати созвездий Зодиака. В ней отражены сакральные талмудические и каббалистические представления о звёздах, их влиянии на судьбы мира и человека. Это вполне совместимо с еврейской религиозной традицией, поскольку астральное влияние осуществляется с Божьего соизволения; звезды являются орудием Его Провидения, а также материальным репрезентантом духовной силы сфирот. Само название «Кетер малхут» - термин, означающий процесс перехода от Высшей, Божественной воли к её воплощению в реальности нашего мира.
В своих поэтических творениях Гвироль демонстрирует знакомство с Маасе Меркава, или «мистикой колесницы», которую он органично ввёл в свои философские спекуляции. В «Кетер малхут» просматриваются элементы, почерпнутые из еврейского эзотеризма, включая литературу Меркавы, «Сефер Йецира», «Пирке» раввина Элиэзера. Ходили слухи, что Гвироль был тайным ранним каббалистом (изготовившим женщину-голем и практиковавшим различные формы магии).
Стихи
Шломо ибн Габироль - один из самых гениальных, трагических, противоречивых и загадочных личностей в еврейской поээзии. В тоже время он самый глубокий и оригинальный поэт средневековой еврейской поэзии.
Светская поэзия Ибн Гвироля элегична, нежна и возвышенна; иногда она принимает сатирический или анакреонтический характер, стиль её - чёткий, задушевно-образный. Творчество Ибн Гвироля сильно влияло на сефардскую лирику.
О раннем сиротстве поэта свидетельствуют следующие его строки:
В скорби, без матери или отца, неопытный, одинокий и бедный,
я - один, без брата и без друзей, со своими собственными мыслями.
Уже в ранней юности он отличался ненасытной страстью к учению и жаждой знаний. Но все науки и искусства, в которых он проявил не по годам зрелый талант, служили для него одной высшей цели - постижению Божественной мудрости. В одном из ранних стихотворений он пишет:
Ценнее нет мудрости в мире,
И я бы глубоко себя презирал,
Если бы сердце мое мудрость отвергло,
И, слизню подобно,
Я ползал бы за успехами жизни.
Юный поэт и мыслитель чувствует избыток творческих сил, в шестнадцать лет к нему уже приходит слава, его элегии на смерть в Вавилонии последнего Гаона - рава Хая затмевают даже элегии знаменитого Шмуэля хаНагида. Он гордо заявляет:
Я - князь,
а стих - мне раб...
и песнь моя -
как венец для царей.
Или в другом стихотворении:
Пусть я юн еще годами, и лишь шестнадцать лет прожиты мной -
я гордость и краса всех тех, чьи сердца жаждут мудрости тайны.
Мой мощный стих сокрушает утесы и из гранитных скал он влагу добывает;
врата мудрости, неприступные для сынов народа моего, широко раскрыты предо мной.
К высотам небес устремлен мой путь, и среди светил и созвездий я свой шатер воздвиг.
Слова, начертанные мною, не сотрутся из памяти грядущих поколений,
и песня моя в ряду веков заклеймит как грозный бич глупых и тупых невежд.
Он мечтает сравниться славой с самим Шмуэлем ха-Нагидом и посылает ему несколько хвалебных од. Однако душа его, устремляясь ввысь, нередко падала в бездну сомнения, разочарования и неудовлетворенности, познавая несовершенство, ничтожество и суетность жизни. Более того, тело юноши поразил тяжелый недуг, до конца жизни причинявший ему невыразимые страдания. Все это наложило неизгладимый отпечаток трагической надломленности на его блестящую поэзию. С горестью поэт пишет:
Я укушен жизнью-змеею...
Она, чтобы орлы к небесам не вздымались,
подрезает их могучие крылья.
И я подобен орлу с жестоко надломленным крылом.
Болезнь уничтожила мою плоть...
будь проклят недуг, пожравший все соки мои!
Вот как поэт изливает свои чувства в разговоре с воображаемым собеседником:
Веселие мое забота прогнала, и радость мою стон оттеснил,
И как увижу смех - так плачет сердце о жизни, что вырвана у меня.
- Друг мой, разве шестнадцатилетнему скорбеть и плакать о дне смерти,
Тому, кто должен в юности тянуться за щечкой, румяной словно роза?
Приговорило меня сердце с ранних лет, и потому душа моя согбенна,
Оно сделало разумение и наставление долей своей,
и душу мою беспокойную - раздражением наполнило...
Горечь и противоречивые стремления в душе Ибн Габироля зачастую заставляли его обращаться с язвительными нападками на великих и наделенных могуществом людей. Габироль был большим мастером в искусстве наживать себе врагов. Стихи в жанре самовосхваления то и дело переходят у него в жестокую критику современников и собратьев по перу. Литератор следующего поколения Моще ибн Эзра пишет про Ибн Габироля, что «хотя по своим знаниям и по своей натуре он был философом, демон раздражительности и вспыльчивости в его душе господствовал над его разумом, и он так и не смог до конца его победить. Ему не казалось зазорным поносить великих, он хулил их и обнажал их срам...» В силу обстоятельств и особенностей характера у Ибн Габироля не было ни семьи, ни друзей. Он писал в одном из своих стихотворений: "Я трачу жизнь на поиски истины, пока другие тратят ее на любовь."
Одним из немногих светлых моментов в раннюю пору его жизни было покровительство со стороны влиятельного сарагосского вельможи, знатока астрономии и любителя поэзии Иекутиэля ибн Хасана. В честь Иекутиэля, которого он ценит не только как мецената, но прежде всего как ученого, поэта. Однако и в этом случае жизнь вскоре повернулась к Ибн Габиролю своей трагической стороной. Иекутиэль был убит в результате политических интриг при сарагосском дворе в 1039 году. На смерть Иекутиэля поэт пишет едва ли не самые свои проникновенные и гениальные стихи. Особенно знамениты его траурный плач «Как солнце под вечер сверкает багрово...» («На смерть Иекутиэля»), поражающий своим несоответствием традиционным жанровым канонам, и большая элегия «Во дни Иеку-тиэля, что кончились...»
Как солнце под вечер сверкает багрово,
Как будто укрывшись накидкой бордовой.
Все краски и с юга, и с севера смыты,
А пурпур - на западе, кровью облитом.
Раздета земля и согреться не может,
Ей зябко, и холод ночной ее гложет.
Надвинулась тьма, небеса почернели,
Свой траур надевши по Иекутиэлю.
Действительно, относительно счастливые дни для Шломо ибн Габироля кончились, ибо через некоторое время после гибели покровителя он вступает в жестокий конфликт с общиной Сарагосы и вынужден отправиться в скитания. По свидетельству самого Ибн Габироля, он написал более пятисот стихотворений и более двадцати книг, однако до нас дошла лишь малая часть из них.
* * *
Да, я смело Судьбу вызываю на бой,
Пусть неведомы сроки мои и кануны,
Пусть грохочет потоп над моей головой -
В моем сердце не дрогнут певучие струны.
Это храброе сердце пока еще юно,
Но глубокой и зоркой полно прямотой.
* * *
Я поэт, мне подвластен упрямец аруз,
Я как арфа златая для бардов и муз!
Моя песнь - украшенье для царской короны,
Диадема на самый изысканный вкус!
* * *
Пристало ль мне уже в шестнадцать лет
Прослыть певцом житейских мук и бед?
Не лучше ль, как ровесники мои,
Встречать беспечно вечер и рассвет?
Но рано ощутил я сердца власть,
Стать праведным и мудрым дал обет.
И рано юности огонь погас,
И в скорби я увидел яркий свет.
Стенанье, плач мою сжимают грудь,
Когда веселью я гляжу вослед.
Но слезы - ложь! Надежда - лишь обман!
В них никакого облегченья нет.
Когда ж судьбой бальзам мне будет дан,
Что исцеляет от смертельных ран?
* * *
Я даже до рожденья своего
Твоею был любовью окружен,
Ты сотворил меня из ничего
И жадный рот мне вырезал ножом.
Кто плоть мою в сосуде замесил?
Кто в грудь мою вложил горящий дух?
Кто мое тело смерял и отлил?
Кто подарил мне зрение и слух?
Кого я в сердце вечно берегу?
Всей мудростью обязан я кому?
Я - только глина на Твоем кругу,
Во всем Тебе подвластен одному.
Не утаив греха ни одного,
Я пред Тобой стою, преображен,
Ведь даже до рожденья своего
Я был Твоей любовью окружен.
* * *
Древний корень Давида, надолго ль могильной плитой
Ты сокрыт под землею, бесплодный, окутанный тьмой?
Внемли звукам весенним и к солнцу пробейся ростком.
Неужели навеки царю суждено быть рабом?
Кто Всевышнему предан -забит и унижен в неволе,
Кто хитрей и наглей - гордо ныне сидит на престоле.
Вот уж тысячу лет я в изгнании, филину друг
, По пустыне скитаюсь, мой путь словно замкнутый круг.
Возвести же конец мне, ангел святой Даниила!
Не разверзлись уста. Скрыт конец.
Жизнь, как прежде, постыла...
* * *
За все грехи прости меня, мой Бог,
Хотя никто Твою не знает меру,
Но в доброту Твою храню я веру,
Так не суди же прах у Твоих ног.
И, если я приговорен Тобой,
Убереги меня от исполненья,
Пускай болезнь мне будет искупленьем
И выкупом от смерти - эта боль.
* * *
Я с самого утра к Тебе спешу,
Твердыня Ты, Ты - сила, Ты - оплот,
К Тебе свою молитву возношу,
К Тебе, что день и ночь во мне живет.
Перед Твоим величием стою
И нищ и слаб, и глазу Твоему
Доступно все, что я в себе таю,
И от него не скрыться ничему.
Что может молвить жалкий мой язык?
Что может сердце? И какая власть
Есть в той душе, которую привык
Я понукать, и спрашивать, и клясть?
Но знаю я, как любишь Ты раскат
Тех песен, что в Твою слагают честь,-
В веках Тебя восславлю я, пока
Во мне душа божественная есть.
* * *
Чернилами ливней, рукой облаков,
Пером полыхающих молний
Рисует зима на бумаге садов
Лилово-пурпурные волны.
А людям такого не сотворить,
Равняясь красой с небесами,
Земля украшает наряды свои
Подобными звездам цветами.
***
Осень обещала и сдержала слово,
Что дала когда-то розе луговой,
И пожары молний возвещают снова,
Что Весной запахло, свежею землей.
Дождь ее наполнил, напоил, огладил
И к щекам холодным приложил румян,
Как она прекрасна в утреннем наряде!
И плывет по небу пурпурный туман,
Облака окрасив розовым и синим.
Слушай! Это горлица стонет по лугам,
От нее шалеют голуби в долине,
У нее на крыльях блещут жемчуга.
И когда, повиснув в дымке разогретой,
Песня растворяется в солнечной пыльце,
Кажется мне, будто у голубки этой
Светится на шее золотая цепь.
* * *
Где найти человека, что был бы здоров и силен
И остался бы другом и знанья, и разума он?
Только скептиков вижу, одних слабосильных втируш,
Только пленников вижу в темницах их собственных душ.
И любой остолоп, и глупец, и транжира любой
Из себя Аристотеля корчит и страшно гордится собой.
И убогие вирши свои называет поэмами он,
Ну а я называю их карканьем стаи ворон.
Только злое усердье, что будет пророку под стать,
Может строчки простые заставить поэзией стать.
Я печальную песню у Времени высек на лбу,
И они ненавидят ее - за высокую эту судьбу.
Ссылка:
http://webstudio.il4u.org.il/projects/_pers/gebirol/reference/poems.html
Биография
Родился в Малаге, в детстве переехал с семьей в Сарагосу. Рано осиротел. Умер в Валенсии. Биографические данные о нём очень скудны. Известно только, что он временами терпел нужду, что много странствовал по Испании; его литературной карьере содействовали меценаты, с которыми он плохо ладил. Некоторых из них он сперва воспел в своих панегириках, затем осмеял в памфлетах.
Ибн Гвироль жил и творил в эпоху, когда в Испании владычествовали узурпаторы Альморавиды. Экономическое развитие страны заметно способствовало повышению общего культурного уровня. Местное и иммигрировавшее еврейство принимало активное участие в культурной жизни страны. Однако политическое положение евреев чем дальше, тем всё более ухудшалось.
На характер творчества Ибн Гвироля наложила также свой отпечаток тяжёлая необходимость постоянно прибегать к помощи меценатов; эта зависимость превратилась у него в манию преследования, как у Т. Тассо, под влиянием таких же обстоятельств.
Светская поэзия Ибн Гвироля элегична, нежна и возвышенна; иногда она принимает сатирический или анакреонтический характер, стиль её - чёткий, задушевно-образный. В сравнении с Галеви и Моше Ибн-Эзрой Ибн Гвироль самый глубокий и оригинальный поэт средневековой еврейской поэзии. Он первый ввёл в еврейскую поэзию арабский метр, основоположником которого является Дунаш-бен-Лобрат. Творчество Ибн Гвироля сильно влияло на сефардскую лирику.
В религиозных стихах ибн Гвироля отразились в значительной степени его философские взгляды, особенно в его поэме «Кетер малхут» («Царская корона»), представляющей собой резюме его философской системы. Рафинированная философская культура того времени, по образцу исламских философских школ в Сирии и Персии, всё более и более приближалась к пантеистическому неоплатонизму, отрекавшемуся от грубых форм религиозной догмы.
Ибн Гвироль - первый проповедник этого неоплатонизма в Европе. Его система утверждает единство материи в различных её формах. Даже «дух», по воззрению Шломо ибн Гвироля, развивается из материи, последняя, говорит он, создана Богом при помощи посредствующей «воли». Этот неоплатонизм оказал большое влияние на философию христианской схоластики, на позднейшую каббалистическую систему эманаций в XIII веке. Учение его сравнительно мало повлияло на средневековую еврейскую религиозную философию. Главное философское произведение ибн Гвироля «Мекор хаим» («Источник жизни») написано по-арабски и переведено в 1150 на древнееврейский, а затем латинский язык («Fons vitae»).
С течением времени имя автора этой книги - «Ибн-Гвироль» - было по неизвестной причине заменено именем «Avicebron». Лишь в 1860-х гг. французский учёный Мунк (нем. Salomon Munk; 1802-1867) установил идентичность ибн Гвироля и «Avicebron’a» (Авицеброн). Ибн Гвироль кроме того написал ряд моралистических произведений («Tikun Midat Hanefesch», «Mibchor Hapninim»), оказавших большое влияние на моралистическую еврейскую литературу; известны также его философские комментарии к Библии, напоминающие комментарии Филона Александрийского.
«Источник жизни»
«Источник жизни» (лат. Fons vitae; ивр. מקור חיים [Мекор хаим]) - главный философский труд Ибн Гвироля, написан в форме диалога между Наставником и Учеником. Название книги, заимствованное из псалма 36:10 «Потому что у Тебя источник жизни [мекор хаим], в свете Твоем видим мы свет», обусловлено тем, что в ней материя и форма рассматриваются как основа бытия и источник жизни в каждом сотворенном предмете. Эта книга была переведена с арабского языка (название в оригинале, возможно, было «Йанбу аль-Хайят») на латинский в 1150 году при содействии толедского архиепископа Раймонда[5].
«Источник жизни» состоит из пяти книг, в которых рассматриваются: (1) материя и форма в целом и их отношение к телесным, или составным, субстанциям («substantiae corporae sive composite»); (2) субстанция, лежащая в основе телесности мира («substantia quae sustinet corporeitatem mundi»); (3) доказательства существования простых субстанций («substantiae simplices»), посредников между Богом и физическим миром; (4) доказательства того, что эти простые, или «интеллигибельные», субстанции также образуются из материи и формы; (5) универсальная материя и универсальная форма.
Основные идеи «Источника жизни» заключаются в том, что все сущее образуется из материи и формы; одна и та же материя простирается по всей вселенной от высших пределов духовного до низших границ физического, и чем дальше она удаляется от первоисточника, тем менее духовной становится. Первая Сущность (Бог) творит универсальную материю и универсальную форму актом эманации своей Воли. Взаимное наложение универсальных формы и материи порождает простые субстанции, в том числе интеллект, душу, природу. Цепь эманации простирается вниз, в физический мир, пронизывая все его части. Ибн Габироль считает, что всё сущее можно свести к трём категориям: Первая Сущность, Бог; материя и форма, мир; воля как промежуточное звено. Материю и форму он выводит из Первой Сущности (Бога). Материя имеет чрезвычайно высокий статус в системе Габироля. «Материя существует в знании Бога подобно существованию Земли в середине небес» (Fons vitae, V: 30).
«Царская корона»
Памятник Шломо бен Гебиролю в Малаге, Испания
«Кетер Малхут» («Царская корона») - наиболее известная этико-философская поэма ибн Гвироля, вошедшая в Литургию Судного дня (Йом-Киппура), одного из самых важных иудейских праздников, дня, когда человек призывается к покаянию, размышлениям о смысле жизни и оценке своих поступков.
Произведение состоит из 40 стихов, в которых описываются взаимоотношения между Богом и людьми. Тема поэмы - судьба человеческой души. В ней соединились два жанра еврейской сакральной поэзии - гимн, восхваление и просьба, покаяние. Основной акцент делается на слабости человека и его склонности к прегрешениям, поэтому Бог предоставляет человеку свободу воли и возможность покаяния. Ибн Гвироль в поэме совмещает хвалы Богу, индивидуальное покаяние и оригинальное истолкование изречений из Библии. В смысловом многообразии текста присутствуют элементы неоплатонической философии, лежащие в основе космологических и теологических воззрений ибн Гвироля. В «Царской Короне» прослеживается весь замысел Fons Vitae. «Источник жизни» как бы незримо присутствует на заднем плане, местами явно указывая на свою совместимость с традиционной еврейской теологией и системой образов, которая не упоминается в философском трактате. Более того, создается впечатление, что осуществляется метафизическое обоснование иудаизма, наделяются глубоко философскими смыслами фразы из Танаха и Амиды.
Памятник Шломо бен Гебиролю в Кесарии, Израиль
Поэма представлена как восхождение от четырёх элементов (стихий), из которых состоит земной шар, от сферы к сфере, от сферы Луны и через сферы планет до восьмой сферы, где располагаются неподвижные звезды двенадцати созвездий Зодиака. В ней отражены сакральные талмудические и каббалистические представления о звёздах, их влиянии на судьбы мира и человека. Это вполне совместимо с еврейской религиозной традицией, поскольку астральное влияние осуществляется с Божьего соизволения; звезды являются орудием Его Провидения, а также материальным репрезентантом духовной силы сфирот. Само название «Кетер малхут» - термин, означающий процесс перехода от Высшей, Божественной воли к её воплощению в реальности нашего мира.
В своих поэтических творениях Гвироль демонстрирует знакомство с Маасе Меркава, или «мистикой колесницы», которую он органично ввёл в свои философские спекуляции. В «Кетер малхут» просматриваются элементы, почерпнутые из еврейского эзотеризма, включая литературу Меркавы, «Сефер Йецира», «Пирке» раввина Элиэзера. Ходили слухи, что Гвироль был тайным ранним каббалистом (изготовившим женщину-голем и практиковавшим различные формы магии).
Стихи
Шломо ибн Габироль - один из самых гениальных, трагических, противоречивых и загадочных личностей в еврейской поээзии. В тоже время он самый глубокий и оригинальный поэт средневековой еврейской поэзии.
Светская поэзия Ибн Гвироля элегична, нежна и возвышенна; иногда она принимает сатирический или анакреонтический характер, стиль её - чёткий, задушевно-образный. Творчество Ибн Гвироля сильно влияло на сефардскую лирику.
О раннем сиротстве поэта свидетельствуют следующие его строки:
В скорби, без матери или отца, неопытный, одинокий и бедный,
я - один, без брата и без друзей, со своими собственными мыслями.
Уже в ранней юности он отличался ненасытной страстью к учению и жаждой знаний. Но все науки и искусства, в которых он проявил не по годам зрелый талант, служили для него одной высшей цели - постижению Божественной мудрости. В одном из ранних стихотворений он пишет:
Ценнее нет мудрости в мире,
И я бы глубоко себя презирал,
Если бы сердце мое мудрость отвергло,
И, слизню подобно,
Я ползал бы за успехами жизни.
Юный поэт и мыслитель чувствует избыток творческих сил, в шестнадцать лет к нему уже приходит слава, его элегии на смерть в Вавилонии последнего Гаона - рава Хая затмевают даже элегии знаменитого Шмуэля хаНагида. Он гордо заявляет:
Я - князь,
а стих - мне раб...
и песнь моя -
как венец для царей.
Или в другом стихотворении:
Пусть я юн еще годами, и лишь шестнадцать лет прожиты мной -
я гордость и краса всех тех, чьи сердца жаждут мудрости тайны.
Мой мощный стих сокрушает утесы и из гранитных скал он влагу добывает;
врата мудрости, неприступные для сынов народа моего, широко раскрыты предо мной.
К высотам небес устремлен мой путь, и среди светил и созвездий я свой шатер воздвиг.
Слова, начертанные мною, не сотрутся из памяти грядущих поколений,
и песня моя в ряду веков заклеймит как грозный бич глупых и тупых невежд.
Он мечтает сравниться славой с самим Шмуэлем ха-Нагидом и посылает ему несколько хвалебных од. Однако душа его, устремляясь ввысь, нередко падала в бездну сомнения, разочарования и неудовлетворенности, познавая несовершенство, ничтожество и суетность жизни. Более того, тело юноши поразил тяжелый недуг, до конца жизни причинявший ему невыразимые страдания. Все это наложило неизгладимый отпечаток трагической надломленности на его блестящую поэзию. С горестью поэт пишет:
Я укушен жизнью-змеею...
Она, чтобы орлы к небесам не вздымались,
подрезает их могучие крылья.
И я подобен орлу с жестоко надломленным крылом.
Болезнь уничтожила мою плоть...
будь проклят недуг, пожравший все соки мои!
Вот как поэт изливает свои чувства в разговоре с воображаемым собеседником:
Веселие мое забота прогнала, и радость мою стон оттеснил,
И как увижу смех - так плачет сердце о жизни, что вырвана у меня.
- Друг мой, разве шестнадцатилетнему скорбеть и плакать о дне смерти,
Тому, кто должен в юности тянуться за щечкой, румяной словно роза?
Приговорило меня сердце с ранних лет, и потому душа моя согбенна,
Оно сделало разумение и наставление долей своей,
и душу мою беспокойную - раздражением наполнило...
Горечь и противоречивые стремления в душе Ибн Габироля зачастую заставляли его обращаться с язвительными нападками на великих и наделенных могуществом людей. Габироль был большим мастером в искусстве наживать себе врагов. Стихи в жанре самовосхваления то и дело переходят у него в жестокую критику современников и собратьев по перу. Литератор следующего поколения Моще ибн Эзра пишет про Ибн Габироля, что «хотя по своим знаниям и по своей натуре он был философом, демон раздражительности и вспыльчивости в его душе господствовал над его разумом, и он так и не смог до конца его победить. Ему не казалось зазорным поносить великих, он хулил их и обнажал их срам...» В силу обстоятельств и особенностей характера у Ибн Габироля не было ни семьи, ни друзей. Он писал в одном из своих стихотворений: "Я трачу жизнь на поиски истины, пока другие тратят ее на любовь."
Одним из немногих светлых моментов в раннюю пору его жизни было покровительство со стороны влиятельного сарагосского вельможи, знатока астрономии и любителя поэзии Иекутиэля ибн Хасана. В честь Иекутиэля, которого он ценит не только как мецената, но прежде всего как ученого, поэта. Однако и в этом случае жизнь вскоре повернулась к Ибн Габиролю своей трагической стороной. Иекутиэль был убит в результате политических интриг при сарагосском дворе в 1039 году. На смерть Иекутиэля поэт пишет едва ли не самые свои проникновенные и гениальные стихи. Особенно знамениты его траурный плач «Как солнце под вечер сверкает багрово...» («На смерть Иекутиэля»), поражающий своим несоответствием традиционным жанровым канонам, и большая элегия «Во дни Иеку-тиэля, что кончились...»
Как солнце под вечер сверкает багрово,
Как будто укрывшись накидкой бордовой.
Все краски и с юга, и с севера смыты,
А пурпур - на западе, кровью облитом.
Раздета земля и согреться не может,
Ей зябко, и холод ночной ее гложет.
Надвинулась тьма, небеса почернели,
Свой траур надевши по Иекутиэлю.
Действительно, относительно счастливые дни для Шломо ибн Габироля кончились, ибо через некоторое время после гибели покровителя он вступает в жестокий конфликт с общиной Сарагосы и вынужден отправиться в скитания. По свидетельству самого Ибн Габироля, он написал более пятисот стихотворений и более двадцати книг, однако до нас дошла лишь малая часть из них.
* * *
Да, я смело Судьбу вызываю на бой,
Пусть неведомы сроки мои и кануны,
Пусть грохочет потоп над моей головой -
В моем сердце не дрогнут певучие струны.
Это храброе сердце пока еще юно,
Но глубокой и зоркой полно прямотой.
* * *
Я поэт, мне подвластен упрямец аруз,
Я как арфа златая для бардов и муз!
Моя песнь - украшенье для царской короны,
Диадема на самый изысканный вкус!
* * *
Пристало ль мне уже в шестнадцать лет
Прослыть певцом житейских мук и бед?
Не лучше ль, как ровесники мои,
Встречать беспечно вечер и рассвет?
Но рано ощутил я сердца власть,
Стать праведным и мудрым дал обет.
И рано юности огонь погас,
И в скорби я увидел яркий свет.
Стенанье, плач мою сжимают грудь,
Когда веселью я гляжу вослед.
Но слезы - ложь! Надежда - лишь обман!
В них никакого облегченья нет.
Когда ж судьбой бальзам мне будет дан,
Что исцеляет от смертельных ран?
* * *
Я даже до рожденья своего
Твоею был любовью окружен,
Ты сотворил меня из ничего
И жадный рот мне вырезал ножом.
Кто плоть мою в сосуде замесил?
Кто в грудь мою вложил горящий дух?
Кто мое тело смерял и отлил?
Кто подарил мне зрение и слух?
Кого я в сердце вечно берегу?
Всей мудростью обязан я кому?
Я - только глина на Твоем кругу,
Во всем Тебе подвластен одному.
Не утаив греха ни одного,
Я пред Тобой стою, преображен,
Ведь даже до рожденья своего
Я был Твоей любовью окружен.
* * *
Древний корень Давида, надолго ль могильной плитой
Ты сокрыт под землею, бесплодный, окутанный тьмой?
Внемли звукам весенним и к солнцу пробейся ростком.
Неужели навеки царю суждено быть рабом?
Кто Всевышнему предан -забит и унижен в неволе,
Кто хитрей и наглей - гордо ныне сидит на престоле.
Вот уж тысячу лет я в изгнании, филину друг
, По пустыне скитаюсь, мой путь словно замкнутый круг.
Возвести же конец мне, ангел святой Даниила!
Не разверзлись уста. Скрыт конец.
Жизнь, как прежде, постыла...
* * *
За все грехи прости меня, мой Бог,
Хотя никто Твою не знает меру,
Но в доброту Твою храню я веру,
Так не суди же прах у Твоих ног.
И, если я приговорен Тобой,
Убереги меня от исполненья,
Пускай болезнь мне будет искупленьем
И выкупом от смерти - эта боль.
* * *
Я с самого утра к Тебе спешу,
Твердыня Ты, Ты - сила, Ты - оплот,
К Тебе свою молитву возношу,
К Тебе, что день и ночь во мне живет.
Перед Твоим величием стою
И нищ и слаб, и глазу Твоему
Доступно все, что я в себе таю,
И от него не скрыться ничему.
Что может молвить жалкий мой язык?
Что может сердце? И какая власть
Есть в той душе, которую привык
Я понукать, и спрашивать, и клясть?
Но знаю я, как любишь Ты раскат
Тех песен, что в Твою слагают честь,-
В веках Тебя восславлю я, пока
Во мне душа божественная есть.
* * *
Чернилами ливней, рукой облаков,
Пером полыхающих молний
Рисует зима на бумаге садов
Лилово-пурпурные волны.
А людям такого не сотворить,
Равняясь красой с небесами,
Земля украшает наряды свои
Подобными звездам цветами.
***
Осень обещала и сдержала слово,
Что дала когда-то розе луговой,
И пожары молний возвещают снова,
Что Весной запахло, свежею землей.
Дождь ее наполнил, напоил, огладил
И к щекам холодным приложил румян,
Как она прекрасна в утреннем наряде!
И плывет по небу пурпурный туман,
Облака окрасив розовым и синим.
Слушай! Это горлица стонет по лугам,
От нее шалеют голуби в долине,
У нее на крыльях блещут жемчуга.
И когда, повиснув в дымке разогретой,
Песня растворяется в солнечной пыльце,
Кажется мне, будто у голубки этой
Светится на шее золотая цепь.
* * *
Где найти человека, что был бы здоров и силен
И остался бы другом и знанья, и разума он?
Только скептиков вижу, одних слабосильных втируш,
Только пленников вижу в темницах их собственных душ.
И любой остолоп, и глупец, и транжира любой
Из себя Аристотеля корчит и страшно гордится собой.
И убогие вирши свои называет поэмами он,
Ну а я называю их карканьем стаи ворон.
Только злое усердье, что будет пророку под стать,
Может строчки простые заставить поэзией стать.
Я печальную песню у Времени высек на лбу,
И они ненавидят ее - за высокую эту судьбу.
Ссылка:
http://webstudio.il4u.org.il/projects/_pers/gebirol/reference/poems.html