История любви 3
Мой маленький друг.
Пришло время субботней сказки...
Тем более, что на прошлой неделе я так ничего тебе и не рассказал. Непонятно было, писать ли истории в хронологической последовательности или вольно, как придётся...
Решил вольно...
Эта сказка началась здесь в Ашдоде год с небольшим назад.
Нас познакомил странный человек по имени Габи. Неудачливый жулик с "серого рынка", рэкетир без денег, с живописными манерами и внешностью Майкла Дугласа, он очень старался водить со мной дружбу. Зачем? Быть может, близкое знакомство с кем-то из нормативного мира придавало ему вес в его изменчивой среде. Быть может, надеялся как-то меня обмануть...
Узнав, что я развожусь, Габи стал искать мне женщину. Я не возражал. Первый опыт был ужасен, и о нём лучше не вспоминать.
Второй была Катя...
Статная, красивая, сильная, лет сорока или чуть меньше. Чистый красивый русский язык, чистый же иврит и грустная история об ушедшем муже и разорившейся фирме, где она работала.
Мы стали встречаться...
Мне понравилось, что на мои, пусть и не очень настойчивые, домогательства несколько недель она говорила мягкое, но однозначное "Нет".
Была в ней какая - та правильная, вызывающая уважение, строгость...
Оказалось, что она - украинка, приехала в Израиль двенадцать лет назад без большого энтузиазма за евреем-мужем, родила двоих детей совсем девчонкой, и вот у неё, молодой и красивой - взрослые сын и дочь. Была ещё больная мама на Украине, и, непонятным оставалось, что может быть общего между строгой и правильной Катей и проходимцем Габи.
Пришло время, и мягкое "нет" сменилось тихим и горячим "да".
Мы стали ездить на выходные в гостиницы или циммеры, чаще на Север -к тёплому, как парное молоко, галилейскому морю и зелёным, приносящим душе и взору покойную радость, холмам и долинам.
Нам было хорошо. Я рассказывал ей наболевшее своё, она - своё. Я пытался пересказать то интересное, что знаю, она шептала мне на ухо сказки про курку- чебатурку, вiдмiдика клiшеногого и крихiтку-хiвруньку.
Между тем, жизнь вокруг продолжалась не самым сказочным образом. Я жил в одном доме с разведённой женой и тремя детьми. Продавать квартиру она отказывалась. Пока суд да дело, я мог бы снять, но в воздухе витал её отъезд в Австралию к другу ли, к жениху ли, но - надолго, а, возможно, и навсегда. Старший сын - взрослый, он сам по себе, но младших (тринадцать и десять лет) оставить одних нельзя. И в перспективе, даже, когда бывшая жена уедет, привести в дом женщину ещё долго будет неловко...
Над Катиной головой висели безденежье и болезнь мамы, которую точно нельзя было вылечить на Украине и теоретически можно - в Израиле.
Поскольку сын её жил отдельно, а дочка половину ночей проводила у своего друга, я часто оставался ночевать у Кати. Вечером и ночью было хорошо, а утром, когда я заезжал перед роботой домой, дети смотрели на меня чужими взглядами, и мне становилось стыдно...
Катя познакомила меня со своими детьми. Сын был красив, как киноактёр, и несколько странен своим экзальтированным уходом в православие. "Быть может - поиск индивидуальности - думал я - быть может, потому, что еврей -отец ушёл , а мать - украинка осталась... К тому же, было бы кому-нибудь лучше, если бы он с такой же надрывностью ударился в еврейство? Вряд ли...
При всех батюшках и молебнах парень отслужил три года в боевых частях и сам зарабатывает себе на хлеб..."
Дочка, напротив того, размышляла о гиюре, поскольку когда -нибудь хотела выйти замуж за приятеля - израильтянина йеменитских кровей.
Как-то подспудно время от времени появлялся и Габи. Он то устраивал Катю на работу, то обещал пробить за умеренные деньги липовое израильское гражданство для больной Катиной мамы. Катя ругалась на него иногда последними дурными словами, но устоять не могла.
Я объяснял отстранённо, дескать: "И мне и тебе понятно, что Габи - жулик. Шансов, что он устроит тебя на работу - один из ста. Гражданство, возможно, и покупается за несколько сотен тысяч зелёными, но за смешные десять тысяч шекелей этого быть не может. Только, чтобы не кусать потом локти, мол не использовали шанс, какие-то небольшие деньги стоит дать". Габи брал и небольшие...
Вечером и ночью стало даже лучше, острее, на фоне дневных забот ...
- Я тебе кохаю...- научился я.
Катя устроилась сама и без помощи Габи работать на склад электронного оборудования при большой оборонной фирме. Тяжело и нервно. Я подвозил её по утрам на работу, когда получалось, и с работы. С детьми встречался два раза в неделю. Иногда несколько демонстративно отказывался от встречи с ней в пользу детей.
Она чувствовала мою раздвоенность и хмурилась: "Все разводятся, чтобы жить отдельно, а ты всё не можешь уйти."
"Ты - хорошая, но взрослая. В случае чего, можешь и сама, а детишки, их кто-то должен защищать...- оправдывался я.
Мы встречались четыре с половиной месяца, потом я ушёл. Попросил прощения и написал письмо с попыткой объяснить.
Разводная жена уехала в Австралию через две недели после нашего с Катей разрыва и пробыла там четыре месяца. Теперь она вернулась и, видимо, больше не уедет.
А я? Що я зараз маю робити? Де шукати таку гарненьку-чорнобриву?
Пришло время субботней сказки...
Тем более, что на прошлой неделе я так ничего тебе и не рассказал. Непонятно было, писать ли истории в хронологической последовательности или вольно, как придётся...
Решил вольно...
Эта сказка началась здесь в Ашдоде год с небольшим назад.
Нас познакомил странный человек по имени Габи. Неудачливый жулик с "серого рынка", рэкетир без денег, с живописными манерами и внешностью Майкла Дугласа, он очень старался водить со мной дружбу. Зачем? Быть может, близкое знакомство с кем-то из нормативного мира придавало ему вес в его изменчивой среде. Быть может, надеялся как-то меня обмануть...
Узнав, что я развожусь, Габи стал искать мне женщину. Я не возражал. Первый опыт был ужасен, и о нём лучше не вспоминать.
Второй была Катя...
Статная, красивая, сильная, лет сорока или чуть меньше. Чистый красивый русский язык, чистый же иврит и грустная история об ушедшем муже и разорившейся фирме, где она работала.
Мы стали встречаться...
Мне понравилось, что на мои, пусть и не очень настойчивые, домогательства несколько недель она говорила мягкое, но однозначное "Нет".
Была в ней какая - та правильная, вызывающая уважение, строгость...
Оказалось, что она - украинка, приехала в Израиль двенадцать лет назад без большого энтузиазма за евреем-мужем, родила двоих детей совсем девчонкой, и вот у неё, молодой и красивой - взрослые сын и дочь. Была ещё больная мама на Украине, и, непонятным оставалось, что может быть общего между строгой и правильной Катей и проходимцем Габи.
Пришло время, и мягкое "нет" сменилось тихим и горячим "да".
Мы стали ездить на выходные в гостиницы или циммеры, чаще на Север -к тёплому, как парное молоко, галилейскому морю и зелёным, приносящим душе и взору покойную радость, холмам и долинам.
Нам было хорошо. Я рассказывал ей наболевшее своё, она - своё. Я пытался пересказать то интересное, что знаю, она шептала мне на ухо сказки про курку- чебатурку, вiдмiдика клiшеногого и крихiтку-хiвруньку.
Между тем, жизнь вокруг продолжалась не самым сказочным образом. Я жил в одном доме с разведённой женой и тремя детьми. Продавать квартиру она отказывалась. Пока суд да дело, я мог бы снять, но в воздухе витал её отъезд в Австралию к другу ли, к жениху ли, но - надолго, а, возможно, и навсегда. Старший сын - взрослый, он сам по себе, но младших (тринадцать и десять лет) оставить одних нельзя. И в перспективе, даже, когда бывшая жена уедет, привести в дом женщину ещё долго будет неловко...
Над Катиной головой висели безденежье и болезнь мамы, которую точно нельзя было вылечить на Украине и теоретически можно - в Израиле.
Поскольку сын её жил отдельно, а дочка половину ночей проводила у своего друга, я часто оставался ночевать у Кати. Вечером и ночью было хорошо, а утром, когда я заезжал перед роботой домой, дети смотрели на меня чужими взглядами, и мне становилось стыдно...
Катя познакомила меня со своими детьми. Сын был красив, как киноактёр, и несколько странен своим экзальтированным уходом в православие. "Быть может - поиск индивидуальности - думал я - быть может, потому, что еврей -отец ушёл , а мать - украинка осталась... К тому же, было бы кому-нибудь лучше, если бы он с такой же надрывностью ударился в еврейство? Вряд ли...
При всех батюшках и молебнах парень отслужил три года в боевых частях и сам зарабатывает себе на хлеб..."
Дочка, напротив того, размышляла о гиюре, поскольку когда -нибудь хотела выйти замуж за приятеля - израильтянина йеменитских кровей.
Как-то подспудно время от времени появлялся и Габи. Он то устраивал Катю на работу, то обещал пробить за умеренные деньги липовое израильское гражданство для больной Катиной мамы. Катя ругалась на него иногда последними дурными словами, но устоять не могла.
Я объяснял отстранённо, дескать: "И мне и тебе понятно, что Габи - жулик. Шансов, что он устроит тебя на работу - один из ста. Гражданство, возможно, и покупается за несколько сотен тысяч зелёными, но за смешные десять тысяч шекелей этого быть не может. Только, чтобы не кусать потом локти, мол не использовали шанс, какие-то небольшие деньги стоит дать". Габи брал и небольшие...
Вечером и ночью стало даже лучше, острее, на фоне дневных забот ...
- Я тебе кохаю...- научился я.
Катя устроилась сама и без помощи Габи работать на склад электронного оборудования при большой оборонной фирме. Тяжело и нервно. Я подвозил её по утрам на работу, когда получалось, и с работы. С детьми встречался два раза в неделю. Иногда несколько демонстративно отказывался от встречи с ней в пользу детей.
Она чувствовала мою раздвоенность и хмурилась: "Все разводятся, чтобы жить отдельно, а ты всё не можешь уйти."
"Ты - хорошая, но взрослая. В случае чего, можешь и сама, а детишки, их кто-то должен защищать...- оправдывался я.
Мы встречались четыре с половиной месяца, потом я ушёл. Попросил прощения и написал письмо с попыткой объяснить.
Разводная жена уехала в Австралию через две недели после нашего с Катей разрыва и пробыла там четыре месяца. Теперь она вернулась и, видимо, больше не уедет.
А я? Що я зараз маю робити? Де шукати таку гарненьку-чорнобриву?