Как Сидоров стал взрослеть
В 1972 году начальником пионерлагеря "Чайка" в Крыму служил один армянский офицер, которого все отдыхающие там называли Винни-Пухом. Потому что он был маленький, зелёненький, дурацкий - со своими погонами и военными понтами, с жопой, брюшком и подпрыгивающей походкой, которую он демонстрировал всему лагерю, показывая, как надо ходить отрядам на линейках. Его отец стал генералом на полях сражений второй мировой войны, а этот отпрыск только и умел, что отклячивать свою жопу и поднимать ноги на параде выше пупка. Тому и учил своих подчинённых.
Но он делал это самозабвенно. Он и показывал пример. На репетициях. До мазохизма. Хоп! - и носок ноги чуть выше пупка, а руки по швам. Хоп! - и опять. Правда рост у него был маленький. И со своими хопами он выглядел полным мудаком в мундире. Даже четырехлетний Сидоров это понимал. А уж остальные вообще над ним ржали в голос и говорили за глаза: "Если я чешу в затылке - не бе да!" Но он везде и всюду ходил только в полном амандировании, как потом в десятом классе будет говорить Сидорову подполковник Горячкин, преподаватель начальной военной подготовки. При портупее и в парадной форме одежды.
Начальник лагеря никаких насмешек не замечал, а лишь настаивал на правильности шагания в шеренге. Он действительно был мудаком, но мудаком, который был поставлен властями на очень ответственную должность. Начальника всесоюзного пионерлагеря.
Его звание было полковник. Папа постарался и добился великовозрастному сыночке звание, быструю пенсию и тёпленькое местечко. Э, ара, шоб сына не отсвечивал. Сына любил шагание. В ряд и вхлоп. И после каждых линеек он ругал вожатых, что их отряды шагают вразнобой. И не топают ногами вместе. А топают, как аплодисменты. Это было то, чего Винни-Пух сильно боялся. Аплодисментов. Это слово было для него похожим на неуставные отношения. На что-то ему неподконтрольное. На то, за что придётся когда-нибудь давать ответ. И он это жестоко подавлял, заставляя шагать отряды в ногу. В один звук.
Мама Сидорова по своей должности шагать не ходила и хохотала над Винни-Пухом с его потугами сделать из лагеря Красную Армию.
Хотя Красную Армию все мы, дети, тогда очень любили. Но не настоящую, а киношную. Мама же знала Красную Армию изнутри, поскольку была замужем за тогда ещё капитаном этой самой Красной Армии, папой Сидорова. А знать Красную Армию изнутри отличалось от кино, как советский учебник обществоведения отличался от обычной советской жизни. Почти ничего похожего.
Винни-Пух не сдавался. Все тогда бредили "Неуловимыми мстителями". И Винни-Пух организовал встречу в лагере с цыганским актёром Васей Васильевым. Который Цыганок. Настоящее имя и фамилие которого никому не известно, потому что он был украденным армянскими продюсерами цыганским мальчиком из табора. Он сбегал, его ловили, показывали ему его кадры. Кадры Васе, как его назвали на съёмках, понравились, армяне его уговорили, и он доснялся. А потом Вася пошёл по дорогам Страны Советов. По комсомольским стройкам, по пионерским лагерям, по городам и весям. И так он попал к ним, в Чайку. Он пел, играл на своей цыганской гитаре, говорил заученные тексты, все ему хлопали. Пионеры были очень довольными. А Сидоров - ещё больше, чем пионеры. Потому что в конце показали кино - "Неуловимые мстители". Вася с начальством лагеря в это время сидел на банкете, но Сидорова тогда банкеты не интересовали. Он хотел смотреть мстителей. "Не печалься о сыне, злую долю кляня..." - пели все пацаны и девочки у него в детском саде.
Наутро Сидоров пошёл в туалет. Поскольку он был маленьким, то гендерности не разбирал и зашёл в женский туалет. Куда раньше его водила мама: себя в одну кабинку, его в другую. Он сел там какать. В отдельной кабинке. Тут пришли две пионерки. Совсем взрослые, класса из пятого. Засели в смежные кабинки, тоже какать, и стали друг с другом говорить:
- А ты откуда?
- Та я из Жданова, а ты?
- А я из Ростова.
И Сидорову очень захотелось выпендриться. Он выкрикнул:
- А я живу в пипиське!
И приготовился слушать, как пионерки начнут хохотать, оценив Сидоровское остроумие. Его детсадовские друзья просто взорвались бы от хохота, услышав эти слова.
Но пионерки молча вытерли попы и молча ушли. А потом нажаловались Сидоровской маме. И мама велела ему ходить только в мужской туалет.
Так Сидоров стал взрослеть.
Но он делал это самозабвенно. Он и показывал пример. На репетициях. До мазохизма. Хоп! - и носок ноги чуть выше пупка, а руки по швам. Хоп! - и опять. Правда рост у него был маленький. И со своими хопами он выглядел полным мудаком в мундире. Даже четырехлетний Сидоров это понимал. А уж остальные вообще над ним ржали в голос и говорили за глаза: "Если я чешу в затылке - не бе да!" Но он везде и всюду ходил только в полном амандировании, как потом в десятом классе будет говорить Сидорову подполковник Горячкин, преподаватель начальной военной подготовки. При портупее и в парадной форме одежды.
Начальник лагеря никаких насмешек не замечал, а лишь настаивал на правильности шагания в шеренге. Он действительно был мудаком, но мудаком, который был поставлен властями на очень ответственную должность. Начальника всесоюзного пионерлагеря.
Его звание было полковник. Папа постарался и добился великовозрастному сыночке звание, быструю пенсию и тёпленькое местечко. Э, ара, шоб сына не отсвечивал. Сына любил шагание. В ряд и вхлоп. И после каждых линеек он ругал вожатых, что их отряды шагают вразнобой. И не топают ногами вместе. А топают, как аплодисменты. Это было то, чего Винни-Пух сильно боялся. Аплодисментов. Это слово было для него похожим на неуставные отношения. На что-то ему неподконтрольное. На то, за что придётся когда-нибудь давать ответ. И он это жестоко подавлял, заставляя шагать отряды в ногу. В один звук.
Мама Сидорова по своей должности шагать не ходила и хохотала над Винни-Пухом с его потугами сделать из лагеря Красную Армию.
Хотя Красную Армию все мы, дети, тогда очень любили. Но не настоящую, а киношную. Мама же знала Красную Армию изнутри, поскольку была замужем за тогда ещё капитаном этой самой Красной Армии, папой Сидорова. А знать Красную Армию изнутри отличалось от кино, как советский учебник обществоведения отличался от обычной советской жизни. Почти ничего похожего.
Винни-Пух не сдавался. Все тогда бредили "Неуловимыми мстителями". И Винни-Пух организовал встречу в лагере с цыганским актёром Васей Васильевым. Который Цыганок. Настоящее имя и фамилие которого никому не известно, потому что он был украденным армянскими продюсерами цыганским мальчиком из табора. Он сбегал, его ловили, показывали ему его кадры. Кадры Васе, как его назвали на съёмках, понравились, армяне его уговорили, и он доснялся. А потом Вася пошёл по дорогам Страны Советов. По комсомольским стройкам, по пионерским лагерям, по городам и весям. И так он попал к ним, в Чайку. Он пел, играл на своей цыганской гитаре, говорил заученные тексты, все ему хлопали. Пионеры были очень довольными. А Сидоров - ещё больше, чем пионеры. Потому что в конце показали кино - "Неуловимые мстители". Вася с начальством лагеря в это время сидел на банкете, но Сидорова тогда банкеты не интересовали. Он хотел смотреть мстителей. "Не печалься о сыне, злую долю кляня..." - пели все пацаны и девочки у него в детском саде.
Наутро Сидоров пошёл в туалет. Поскольку он был маленьким, то гендерности не разбирал и зашёл в женский туалет. Куда раньше его водила мама: себя в одну кабинку, его в другую. Он сел там какать. В отдельной кабинке. Тут пришли две пионерки. Совсем взрослые, класса из пятого. Засели в смежные кабинки, тоже какать, и стали друг с другом говорить:
- А ты откуда?
- Та я из Жданова, а ты?
- А я из Ростова.
И Сидорову очень захотелось выпендриться. Он выкрикнул:
- А я живу в пипиське!
И приготовился слушать, как пионерки начнут хохотать, оценив Сидоровское остроумие. Его детсадовские друзья просто взорвались бы от хохота, услышав эти слова.
Но пионерки молча вытерли попы и молча ушли. А потом нажаловались Сидоровской маме. И мама велела ему ходить только в мужской туалет.
Так Сидоров стал взрослеть.