Жерех
Сидоров с папой ездили на Нижнюю Волгу рыбачить и за арбузами. С третьего класса, когда папа купил прицеп, который и сейчас живой и вполне работоспособный. Тогда продавался Скиф с палаткой внутри, однако увезти он мог совсем немного груза, был на маленьких колёсах и размерами невелик. А папа купил настоящий мытищинский грузовой прицеп с колёсами R13. По паспорту он мог везти 750 кг, но папа не обращал на это никакого внимания и грузил на него полторы, а то и две тонны. Прицеп проседал почти до земли, но ехал, и колёса тоже выдерживали. Обычная советская резина, наварка. Папа сдавал старые покрышки, у которых протектор уже почти стёрся, в мастерскую, где на них наваривали новый слой протектора, и они становились как новенькие. Резину папа называл по дедушкиной военной памяти скатами. Дедушка на войне был шофёром, а ещё раньше мотористом на катере в Сталинграде. Тогда работники советского шиномонтажа ещё понимали, что такое скаты, сегодня уже никто не знает этого слова.
Папа купил польскую лодку «Оса» для небольшого мотора. Небольшой мотор у него был, Салют. Папа покупал его для байдарки, тоже Салют, делались байдарка с мотором на секретном заводе Салют, где производили двигатели для военных самолётов. Байдарка оказалась очень сложной в сборке, но Сидоровы всё равно на ней плавали пару раз в сезон по разным рекам, а вот мотор Салют был просто ужасным и отказывался работать напрочь. Папа сам работал военпредом на предприятии. У Сидорова была градация: фабрика, завод и предприятие. Землю крестьянам, фабрики и заводы рабочим. Предприятия куда девать? Предпринимателям? Но за это сажают. Сидоров много чего ещё не понимал и откладывал всё на потом. Как в том еврейском анекдоте «Деда, баба сказала, шо это на потом». Так вот одно из подразделений завода Салют было рядом с папиной работой. Они в принципе делали одно и то же дело, часто папа не принимал движки на космический корабль, потому что там что-то неправильно сделали, а военпреды Салюта точно так же не принимали другие двигатели. Все друг друга знали, но даже эта дружба не могла помочь наладить говёный лодочный мотор Салют, чтобы он работал нормально, потому что говно можно только слепить, а исправить его невозможно.
И когда Сидоров с папой впервые приехали на Волгу, то первым делом надули лодку, установили на неё мотор, а потом папа стал с ним ебаться. Так он сам шептал, а Сидоров подслушал. Сидоров уже знал про разные смыслы этого слова, поэтому он не удивился, а стал ловить живцов пауком метр на метр. У папы ничего не вышло, и он просто плюнул и сказал «Ыюматьлять!», а Сидоров вытащил штук десять прекрасных живцов. Тогда папа взял дедушкины закидушки, наживил на большие крючки живцов и забросил как можно дальше. Но течение там было очень сильное, и леску с живцами немедленно снесло к берегу.
Тогда папа в отчаянии крутанул динамо мотора, и о чудо! мотор завёлся. Сидоров сел в лодку, папа рулил, а Сидоров держал в руках леску донки, чтобы выбрать её и завести на нормальную глубину, и чтобы её не снесло. Тут Сидоров почувствовал, что на леске кто-то есть. Он дёрнул её и вытащил огромного жереха. Тот повис на крючке, трепыхаясь, а Сидоров взялся за весло, прикрученное к лодке, и резко шарахнул им по жереховой башке. Жерех отцепился и упал в лодку. Он не шевелился.
Мотор заглох, но дельце было уже обтяпано. Папа с Сидоровым на вёслах пристали к берегу, Сидоров взял жереха за жабры, а папа повёл берегом на верёвке лодку назад к их стойбищу.
Они потом засолили жереха, высушили и ели целый долгий зимний месяц. А в прицеп нагрузили две тонны арбузов за литр спирта у сторожа-калмыка, привезли домой, и до самого Нового года у них арбузы не переводились.