Один раз
Когда Сидорову было десять лет, у него впервые случился приступ пароксизмальной тахикардии. Он ехал один в пассажирском поезде по маршруту Ростов-Кривой Рог от дяди к бабушке. Родителям нужно было побыть ещё какое-то время у дяди, и они решили, что ничего страшного с ним в дороге не случится, потому что он мальчик разумный и послушный (ха-ха), посадили его одного на поезд и строго-настрого запретили ему покидать вагон до прибытия в Кривой Рог, где его должна была встречать родная тётя. На первой же станции Сидоров вылез на перрон и пошёл исследовать вокзал на предмет покупки пирожков с мясом, которые он очень любил, а их ему почти никогда не покупали, потому что жарко, они могут испортиться, мясо там неизвестно какое, и вообще не умничай тут мне. Сколько времени поезд стоит на станции, Сидоров посмотреть или спросить забыл. Да и вообще, думал он, пирожки на железнодорожных вокзалах продаются на каждом углу, поэтому их покупка представлялась ему делом пары минут.
К несчастью на каждом углу пирожки с мясом не продавались. Их вообще почему-то не было (хотя почему «почему-то»? просто мясо в торговой сети тех мест тогда просто отсутствовало). Были с повидлой, которые Сидоров не любил, потому что их ему разрешали. Он всё ходил по зданию вокзала и вдруг краем глаза увидел свой отходящий поезд. Сидоров рванул с места, как гончая за зайцем, до его вагона надо было бежать метров двести, а запрыгнуть в другой он от испуга не сообразил. По части бега Сидоров был далеко не метеор. Он рос быстро и к десяти годам был уже метр шестьдесят, так что мышцы не успевали за длинными костями. Поэтому ему пришлось выложиться на все стопицот. Когда Сидоров запрыгнул на подножку уже довольно быстро ехавшего вагона, он вдруг почувствовал тяжесть за грудиной. Затем он обнаружил, что одышка не проходит, а сердце продолжает биться часто-часто, как у кролика. Сидоров запаниковал, сел на корточки, состояние не улучшалось, и тогда он разозлился. Он набрал полную грудь воздуха, нагнулся и напрягся изо всех сил, чтобы заставить это упрямое сердце успокоиться. И неожиданно это помогло. Пульс нормализовался, дыхание восстановилось, тяжесть за грудиной ушла.
Потом уже, став врачом, Сидоров узнал, что этот способ называется вагусная проба или приём Вальсальвы, и что это первейший метод купирования наджелудочковой тахикардии. Смысл заключается в раздражении блуждающего нерва, который является основой регуляции сердечного ритма. Аритмии возникают, когда появляется неестественный центр электрического возбуждения в проводящей системе сердца. По совершенно разным причинам. Стимуляция вагуса усиливает импульсы в анатомически правильных узлах проводящей системы, и нормальный сердечный ритм восстанавливается. Лет до 25 пароксизмалка у Сидорова случалась регулярно, примерно раз в месяц, и всякий раз вагусные пробы отлично справлялись с проблемой. Потом он стал матереть, набирать мышечный вес, появилась выносливость и физическая развитость, и аритмия была почти забыта.
В один из дней к Сидорову пришла Большая Беда. Сидоров выл, грыз подушку, бился головой и кулаками о стену и пил, стараясь заглушить боль, которая от алкоголя только усиливалась. На третью ночь этого безумия боль стала невыносимой, он приехал к друзьям на дачу и сразу лёг спать, поскольку сил у него уже ни на что не оставалось. Через несколько часов Сидоров проснулся от того, что стал задыхаться. Он сразу понял, что это аритмия, но уже совершенно другая. Мерцательная. Если при прошлых приступах сердце билось регулярно, пусть и чрезвычайно быстро, но с одинаковой частотой, то в этот раз пульс был неправильным. С разными промежутками. Друг надел Сидорову пульсоксиметр на палец. Сто шестьдесят пять ударов в минуту. «Чёто до хера», - сказал друг и набрал 112. С другого конца трубки долгое время доносилось «вашзвонокоченьважендлянас», но вот наконец ответил оператор. «Мерцательная аритмия. Приступ впервые, пульс 165. Врач. Возраст такой-то, адрес такой-то», - коротко доложил друг. Скорая приехала через полчаса, вошёл фельдшер с очень добрым и грустным лицом. Сняв кардиограмму, он мягко сказал:
- Могу предложить внутривенно струйно кордарон.
- Давайте, - согласился Сидоров.
Фельдшер сделал инъекцию, через 20 минут пульс снизился до 145, но оставался аритмичным.
- В стационар поедете? - спросил фельдшер.
- У меня есть альтернатива? - попробовал пошутить Сидоров, потом понял, что альтернатива, к сожалению, есть. - Конечно поеду. Куда?
- Куда дадут место. Могут и в Химках дать, - негромко ответил фельдшер и стал колдовать над планшетом. Прошло полчаса, и он сказал: - Дали в новой больнице, только что открывшейся, тут рядом. Собирайтесь.
Друзья дали Сидорову пакет с водой, бутербродом, тапочками и зубной щёткой, он вышел, сел в машину, и они поехали. Через двадцать минут машина остановилась.
- Блядь, - объявил шофёр, - заблудились.
Сидоров высунулся из окошка в кабину, подсказал шофёру, где выезд из дачного посёлка, и вот наконец они приехали в приёмный покой. Там Сидорову вновь сделали кардиограмму и оформили историю болезни.
- Будете лежать в урологии, - пробурчал дежурный доктор.
- Почему в урологии? - удивился Сидоров.
- В терапии нет мест, а в урологии две терапевтические палаты.
Сидорова отвели в отделение и уложили на койку. Палата была трёхместная, но сосед был один: седовласый старичок, никак не отреагировавший на появление Сидорова. Через два часа пришла медсестра с капельницей.
- Что это? - спросил Сидоров.
- То, что назначил врач, - ответила медсестра.
- А что он назначил?
- То, что в капельнице, - сжала уголки рта она.
- Так, девушка, позовите мне доктора, - возмутился Сидоров, - я без него ничего делать не буду.
- Это кордарон, - сказал пришедший через полчаса врач. - На глюкозе.
Сидоров прокапался. Всё это время он чувствовал, будто на его солнечном сплетении лежит двухпудовая гиря. Каждое дыхательное движение давалось с неимоверным усилием. На улице рассвело, и старик-сосед открыл глаза.
- Доброе утро, - поздоровался Сидоров.
- Ииии, доброе, этсамое, доброе, - ответил дед.
Принесли завтрак: кашу на воде из непонятной крупы. Сердобольная буфетчица выделила Сидорову чашку, ложку и тарелку, так как он забыл их взять у друзей.
- Вообще-то посуды у нас лишней нет, - пробасила буфетчица, накладывая кашу. - Сахар в чае ложкой размешайте, - велела она, подавая Сидорову чашку.
В два часа у Сидорова восстановился синусовый ритм. Гиря на животе сбросила пару килограмм. На следующий день он подошёл к заведующему отделением и попросил выписать его. Заведующий пристально посмотрел на Сидорова и кивнул:
- Хорошо. Ждите доктора с эпикризом.
Дома Сидоров позвонил своей одногруппнице, у которой был замечательный медицинский центр.
- Слушай, - сказала она, - приезжай немедленно ко мне. У меня на приёме сидит отличный кардиолог из Бакулевки. Он тут неподалёку купил дом и заебался отсюда каждый день ездить на Рублёвку, вот и пришёл ко мне работать.
- Вы эхо давно делали? - спросил кардиолог во время эхокардиографии.
- Лет десять назад, - ответил Сидоров, - а что?
- И вам не говорили, что у вас порок сердца?
- Какой порок? - вскинул брови Сидоров. - Никто не говорил.
- У вас приличная гипертрофия верхушки правого желудочка. Сейчас это расценивается, как порок.
- И что?
- И то. В общем так. Если хоть один эпизод мерцалки был, - всё. Это диагноз, и это навсегда. Значит есть для этого субстрат, и значит будет рецидив. Единственный способ предотвратить это - РЧА. Эффективность её 60-70 процентов. Делать лучше всего в институте Вишневского. Там сейчас самая мощная группа аритмологов.
(РЧА - это радиочастотная абляция, введение в полость сердца катетера со специальной насадкой и разрушение «лишнего» миокарда током высокой частоты)
Кардиолог взял телефон, набрал номер и стал с кем-то договариваться о консультации.
- Завтра сможете приехать в Вишневского?
- Смогу, - кивнул Сидоров.
- Отлично. В двенадцать часов, кабинет такой-то.
Назавтра Сидоров сидел у этого кабинета. Вышел аритмолог, высокий статный татарин.
- Проходите, - позвал он Сидорова. - Садитесь. Рассказывайте.
Сидоров рассказал ему всю ту историю, которую вы только что прочитали. Во время рассказа аритмолог изучал снимки, описания диагностических процедур, анализы. Когда Сидоров закончил, тот встал.
- Подождите пожалуйста минут десять, я проконсультируюсь с нашим профессором. Что-то как-то не складывается у меня картина, с которой вас ко мне направили.
Он вышел, вернулся через пятнадцать минут и сел в кресло.
- Доктор, - спросил он Сидорова, - значит стресс был сильный?
- Да. Был. Есть. Никуда не делся.
- И электролитные нарушения, по всей видимости...
- Несомненно, - подтвердил Сидоров.
- Напомните, коллега, какие были у вас электролиты тогда? Калий в первую очередь.
- Их не смотрели. Вообще анализов не делали никаких. Только ЭКГ.
- А, ну да. О чём это я? И порок у вас может быть совсем не порок. Есть локальная гипертрофия в правом желудочке, так она и у спортсменов бывает похожая. У стайеров. Когда мощные и долгие нагрузки в малом круге кровообращения. Значит, один раз была мерцательная аритмия?
- Один.
- Ну, один раз - не пидорас, - подмигнул аритмолог Сидорову. - Вот когда второй раз будет... Если будет. Вот тогда... А сейчас просто носите с собой кордарон на всякий случай. Мало ли где и что, знаете ли. Вдруг, скажем, за грибами пойдёте или на рыбалку. Just in case. Ну и, конечно, полежите какое-то время в дурдоме. Мне кажется, субстрат вашей аритмии именно в этом. Подберите эффективную схему и длительно, надёжно пролечитесь. Иначе скорый повтор весьма вероятен. Есть куда обратиться?
- Sure, - сказал Сидоров. - Спасибо!
- Удачи!
И Сидоров оделся, вышел на улицу и закурил прямо напротив запрещающего курение знака. Впереди его ждала неизвестность.