Жадность
Сидоров после окончания учёбы в медицинском институте пришёл работать клиническим ординатором в самое новое отделение головного медицинского центра страны и сразу же окунулся в рутину страшных диагнозов. В непонятные назначения. В интриги и склоки. В дружбу и любовь. Он был тогда совершеннейшим романтиком и на многое закрывал глаза, просто не замечал. В силу отсутствия опыта и просто по складу характера.
Кроме того, он работал в этом отделении медбратом с самого первого дня его создания. Так что многих больных он уже знал давно и лично. В том числе и мальчика с острым миелобластным лейкозом, который продолжал лечение после достижения ремиссии. Все курсы химиотерапии мальчик проходил в Центре. Хотя в принципе, их можно было проводить и в его родном сибирском городе, ничего сложного там не было, но мама мальчика категорически настаивала на лечении только у них.
Раз в месяц мальчик вместе с мамой приезжали в Центр и ложились в какую-нибудь палату. Тогда родственники больных часто жили при отделении, и все на это закрывали глаза. Мамы или папы, жёны или мужья спали на свободных койках или в коридоре. Мылись в больничном душе. Помогали санитаркам и сестре-хозяйке, следили за капельницами в палатах. Персоналу было проще, а отношения с родственниками больных были самые семейные.
Время шло. Мальчик заканчивал лечение. Мама стала потихоньку возить его на концерты и спектакли. Ей очень нравилось, что в тогдашней Москве можно было запросто купить билет в Большой. За очень небольшие деньги. Иногда она ездила без него. Скоро это стало правилом. Пару раз в неделю она должна была сходить на премьеру или нашумевший спектакль.
Раз Сидоров дежурил и принимал ночью одну больную. Армянскую девочку. Мест не было, и Сидоров разместил их в стерильном боксе. Стерильные боксы - это места особого ухода, куда помещают больных в агранулоцитозе. После проведения высокодозной химиотерапии у пациентов временно исчезают лейкоциты в крови, и они становятся беззащитными перед инфекциями. Поэтому их изолируют в стерильных боксах. Но на время простаивания этих боксов, там лежали друзья и знакомые заведующей отделения, академика, профессора, просто случайные больные, которым не хватило места в палате на сей день. Беда была в том, что мама мальчика наметила себе этот бокс уже загодя. На днях у него должен был развиться агранулоцитоз. А тут - армяне.
Мама зашла к Сидорову в ординаторскую и сказала:
- Что, устоять перед их миллионами не смогли, да?
Сидоров пил чай и поперхнулся.
- Какими миллионами?
- Что я не вижу, какие у неё БРИЛЛИАНТЫ НА ОЧКАХ!!!
У армянской мамы были банальные дешёвые китайские очки с пластмассовыми стразами. Крупными, это да. И нелепыми. Армяне любят крупную бижутерию. Ну, по крайней мере, тогда точно любили.
- Вы ошибаетесь, - сдерживаясь сказал Сидоров. - Это обычная дешёвка с ближайшего рынка.
- Вы их не знаете! - крикнула мама мальчика. - Я их насмотрелась. Они ВСЁ СКУПИЛИ! Ну как хотите. Раз они и вас купили, то не о чем и разговаривать!
И мама гордо удалилась в палату к сыну.
Сын вышел из агранулоцитоза с бластами в крови. То есть, это был рецидив. И хотя его потом лечили как положено, но второй ремиссии достичь не удалось. Он погиб.
Мама зарвалась? Наказание свыше? Сидорову потом много раз приходилось сталкиваться с такими случаями. Когда кто-то зарывался, начинал хамить и немедленно сваливался в рецидив. И с другими, когда прекрасные люди всех любили, были вежливыми, всем врачам и персоналу благодарны, но всё равно погибали. И с третьими, которые тоже всех любили и вылечились. Кто теперь поймёт, что там на самом деле? Сидоров не судья.
Кроме того, он работал в этом отделении медбратом с самого первого дня его создания. Так что многих больных он уже знал давно и лично. В том числе и мальчика с острым миелобластным лейкозом, который продолжал лечение после достижения ремиссии. Все курсы химиотерапии мальчик проходил в Центре. Хотя в принципе, их можно было проводить и в его родном сибирском городе, ничего сложного там не было, но мама мальчика категорически настаивала на лечении только у них.
Раз в месяц мальчик вместе с мамой приезжали в Центр и ложились в какую-нибудь палату. Тогда родственники больных часто жили при отделении, и все на это закрывали глаза. Мамы или папы, жёны или мужья спали на свободных койках или в коридоре. Мылись в больничном душе. Помогали санитаркам и сестре-хозяйке, следили за капельницами в палатах. Персоналу было проще, а отношения с родственниками больных были самые семейные.
Время шло. Мальчик заканчивал лечение. Мама стала потихоньку возить его на концерты и спектакли. Ей очень нравилось, что в тогдашней Москве можно было запросто купить билет в Большой. За очень небольшие деньги. Иногда она ездила без него. Скоро это стало правилом. Пару раз в неделю она должна была сходить на премьеру или нашумевший спектакль.
Раз Сидоров дежурил и принимал ночью одну больную. Армянскую девочку. Мест не было, и Сидоров разместил их в стерильном боксе. Стерильные боксы - это места особого ухода, куда помещают больных в агранулоцитозе. После проведения высокодозной химиотерапии у пациентов временно исчезают лейкоциты в крови, и они становятся беззащитными перед инфекциями. Поэтому их изолируют в стерильных боксах. Но на время простаивания этих боксов, там лежали друзья и знакомые заведующей отделения, академика, профессора, просто случайные больные, которым не хватило места в палате на сей день. Беда была в том, что мама мальчика наметила себе этот бокс уже загодя. На днях у него должен был развиться агранулоцитоз. А тут - армяне.
Мама зашла к Сидорову в ординаторскую и сказала:
- Что, устоять перед их миллионами не смогли, да?
Сидоров пил чай и поперхнулся.
- Какими миллионами?
- Что я не вижу, какие у неё БРИЛЛИАНТЫ НА ОЧКАХ!!!
У армянской мамы были банальные дешёвые китайские очки с пластмассовыми стразами. Крупными, это да. И нелепыми. Армяне любят крупную бижутерию. Ну, по крайней мере, тогда точно любили.
- Вы ошибаетесь, - сдерживаясь сказал Сидоров. - Это обычная дешёвка с ближайшего рынка.
- Вы их не знаете! - крикнула мама мальчика. - Я их насмотрелась. Они ВСЁ СКУПИЛИ! Ну как хотите. Раз они и вас купили, то не о чем и разговаривать!
И мама гордо удалилась в палату к сыну.
Сын вышел из агранулоцитоза с бластами в крови. То есть, это был рецидив. И хотя его потом лечили как положено, но второй ремиссии достичь не удалось. Он погиб.
Мама зарвалась? Наказание свыше? Сидорову потом много раз приходилось сталкиваться с такими случаями. Когда кто-то зарывался, начинал хамить и немедленно сваливался в рецидив. И с другими, когда прекрасные люди всех любили, были вежливыми, всем врачам и персоналу благодарны, но всё равно погибали. И с третьими, которые тоже всех любили и вылечились. Кто теперь поймёт, что там на самом деле? Сидоров не судья.