Заметки о перспективах России
Заметки о перспективах России
Российское общество сверху донизу поражено футорофобией
- безотчётной боязнью будущего.
Дело не только в том,
что официальная идеология или, точнее, пропаганда
не способна предложить
никакой позитивной стратегии развития и образа будущего,
а обыватель всеми силами своей инфантильной души
тщится усидеть в вечно длящемся настоящем,
вернее, в «жирных» и «стабильных» нулевых.
Авось, пронесёт, авось как-нибудь наладится.
Обыватель тем и отличается от человека рефлексирующего,
что способен отмечать в окружающей жизни лишь количественные изменения,
которые ему почему-то представляются обратимыми.
Качественные же изменения для обывателя непостижимы и непредсказуемы.
Не то, чтобы он вовсе их отрицал, нет.
Он лишь уверен в том, что они происходят «где-то там»,
вдалеке от его жизненного мира, в каком-то ином измерении.
В последние годы российские власти на славу постарались,
чтобы сблизить измерения большого социального мира
и жизненного мира обычного человека.
Сближение это породило в общественной атмосфере нарастающее чувство тревоги.
В воздухе будто разлито ощущение скорого краха, обвала, катастрофы.
Иссякают последние психологические резервы терпения и благодушия.
Всё чаще вспоминают,
что подобного масштаба кризис имел место в России сто лет назад.
Проблема кризиса, однако, более глубокая,
и связана с включённостью современной России в два уровня кризиса:
глобальный и локальный.
Кризис глобальный, так или иначе, охватывает всё человечество,
и вызван завершением большого исторического витка,
финальный этап которого был отмечен
500-летним доминированием западной цивилизации.
В орбиту глобального кризиса в разных качествах и позициях
вовлечены все цивилизации-участники культурно-исторического процесса
в большом историческом времени, в том числе и Россия.
И хотя рассмотрение России вне мировых процессов
является часто допускаемой ошибкой,
глобальный уровень оставим в стороне;
он требует отдельного и специального разговора.
Локальный же уровень кризиса порождается внутренними причинами,
проистекающими из собственно российского культурно-исторического опыта.
Анализ обстоятельств этого кризиса,
равно как и трезвый взгляд на исторические перспективы
требует интеллектуального мужества.
Необходимо ясно ответить себе на вопрос:
хотим ли мы пребывать в комфортных и успокаивающих мифах
или всё же готовы смотреть правде в глаза и принимать факты,
сколь бы нелицеприятны они ни были?
О чём здесь идёт речь?
Не имея возможности приводить должные обоснования,
попробую набросать их в предельно сжатой тезисной форме.
Не стану также останавливаться на краткосрочных политических конъюнктурах,
событиях, персоналиях:
они, говоря словами Ф. Броделя,
не более чем пена на волне истории.
Кризис, вызванный внутрироссийскими причинами
- это не кризис роста, а кризис конца.
Русские как имперский этнос уходят с исторической арены
и вместе с ними уходит и та культурно-цивилизационная и государственная модель,
которая формировалась, по меньшей мере, с 14 в.
и на основании которой сложилось то,
что называют русской системой, русской матрицей и т.п. терминами.
Осознавая это тревожное обстоятельство,
следует избавиться от наивной иллюзии,
что жизнь общества можно в любой момент начать с чистого листа,
стоит лишь поменять условия.
Наблюдения за тем, как попытки поменять условия
и свернуть с имперской колеи неизменно проваливаются,
должны, в конце концов, привести к адекватным выводам.
Не нравится слово ментальность
- не произносите его, но суть от этого не изменится.
Империя - в точном и узком понимании
- это не просто страна, осуществляющая успешную захватническую политику.
Подлинная империя
- это всегда глобальный идеократический проект мироустройства.
Здесь Россия выступает наследницей не только СССР и Российской Империи,
но и Византии, Османов, Арабского халифата, императорского Рима
и ряда других менее полноценных, заметных и долговечных имперских проектов
(империи колониальные в эту группу не входят, они - другое).
Из опыта истории нетрудно заключить,
что все имперские (идеократические) проекты,
независимо от привходящих исторических обстоятельств,
проходят сходные фазы жизненного цикла:
- период импринтинга,
когда формирующийся этнос обретает культурную идентичность
на основе освоения той или иной идеократической доктрины,
- период «пассионарного взрыва» (по Гумилёву),
отмеченный бурным демографическим ростом,
политической, военной и территориальной экспансией,
максимальными возможностями внутреннего усложнения
и широким развитием социальных специализаций,
- достигая на этом пути некой наивысшей точки, империя останавливается.
Обычно это бывает отмечено первым крупным или знаковым военным поражением.
Далее империя начинает глобально отступать:
временные тактические успехи этой тенденции не отменяют.
Военные же поражения происходят не случайно,
а оттого, что империя исчерпывает свои возможности
ассимиляции инокультурного (иноэтнического) материала.
Проще говоря, пожирающая всё вокруг себя амёба перестает расти,
ибо не может бесконечно растягиваться,
- период отступления,
при всех кратковременных попятных движениях,
неизменно завершается коллапсом и гибелью.
Геополитический формат империи схлопывается,
имперский этнос либо полностью вымирает,
либо растворяется в волнах «пришлых» людей,
утрачивая экзистенциальное единство и имперскую идентичность.
Она утрачивается в последнюю очередь, когда всё остальное уже утрачено.
Описанный алгоритм повторялся в истории неоднократно,
и именно его завершающую фазу мы сейчас и наблюдаем в России.
Русские как имперский этнос переживает ускоренную депопуляцию,
которая, помимо исчерпания имперского проекта как такового,
стимулируется ещё одним специфическим обстоятельством.
В биполярной российской картине мира полюсу райского идеала,
в который должен мгновенно преобразиться презренный дольний мир,
противостоит полюс мироотречения:
презрения и ненависти к миру, человечеству и самим себе.
После того, как последняя идеократическая доктрина - коммунистическая,
обещавшая скачок в рай, приказала долго жить,
свет в конце тоннеля погас окончательно.
Русский человек остался один на один с погрязшим во зле и грехе миром,
исправление которого невозможно в принципе.
Отсюда неизбывная тоска,
неприкаянность, чувство бессмысленности существования
и, как следствие этого, прогрессирующее пьянство, наркотизация
и тупая безотчётная злоба на весь остальной мир,
не желающий «жить по-нашему»,
а в подкорке - за то, что он не страдает русскими комплексами.
Именно они, эти комплексы и есть
расшифровка иероглифа пресловутой «духовности»
и одновременно разгадка «таинственной русской души»,
бесконечно нацеленной
на нечто грандиозное, вселенское и заведомо неосуществимое.
Дополнительный штрих к расшифровке иероглифа «духовности»
- мораль добродетельного раба,
боготворящего начальство и целующего бьющую его начальственную руку
в экстазе умиления и благодарности за то,
что рука эта пока не убила его совсем.
Нынешний имперский декаданс не только не способен
выработать новую идеократическую доктрину,
но даже и поддержать её традиционные идеологические обоснования.
Напротив, под окончательно сброшенными масками
открывается архаическая стихия господства,
не достигаемого ничем иным, кроме голого насилия.
А это не может длиться долго и заведомо обречено на скорый провал.
За любым шовинистическим психозом
должно стоять каое-то положительное содержание.
А его нет, и взять его неоткуда.
Клептократия идейно бесплодна.
Обновив в 1917 идеократическую доктрину, российское имперство
достигло пика своего могущества на закате классического сталинизма в 50-е гг.
По некоторым параметрам империя ещё продолжала некоторое время идти вверх,
но уже с начала 60-х гг. общий вектор исторической динамики сменился на нисходящий.
Главная причина в том, что имперский тип социального уклада
и соответствующий тип человека исчерпали потенциал системного усложнения,
а в стратегической эволюционной перспективе
более простые формы всегда проигрывают более сложным.
Стремительно по историческим меркам отстав от мирового фронта развития,
империя стала неизбежно терять свои преимущества и сдавать позиции.
А то обстоятельство, что Россия, вчистую проиграв 20-й век, надорвалась,
бросив в топку имперского проекта немыслимое количество жизней
- не корневая причина, а всего лишь форма исполнения исторической закономерности.
Трудно отделаться от мысли,
что в 20-м веке был включён некий таинственный «код самоуничтожения»,
который действует поверх любых частных планов, страстей и намерений
и шаг за шагом выводит русских и Россию из большой истории,
а в перспективе - из исторического бытия вообще.
В этой связи становится понятно,
почему исторически провальные черты
социального устройства и типа человека
с упорством, достойным лучшего применения,
культивируются нынешним симулякром большого имперского стиля.
Что здесь имеется в виду?
Социогенез государствообразующего народа изначально имел существенный изъян:
институты большого общества оказались очень плохо подогнаны
к архаическому догосударственному основанию общества.
Ввиду этой веками неразрешимой проблемы вся русская история
оказалась полем «перетягивания каната»
между самодостаточными в своей взаимоизолированности сельскими мирами
и властными институтами большого общества.
В силу неизживаемости до- и антигосударственной народной стихии,
высшей формой социальной самоорганизации является ОПГ,
или, попросту говоря - банда, ибо более сложные формы архаику,
в том числе и современному, непостижимы и недоступны.
Отсюда - и фатальная неспособность властного субъекта
подняться в своём развитии выше феодально-имперского:
ведь субъект этот вынужден соотноситься
со стадиальным уровнем подвластного
и не слишком отрываться от него в своей «продвинутости».
Да и классический феодализм по той же причине в России не сложился,
как не сложился и европейский тип города и правоспособного горожанина.
Зато сложился специфический тип властного субъекта,
наделённого устойчивыми культурными атрибутами:
сакральность
(не трона и не человека, а человека-сидящего-на-троне),
надморальность
(безответственность и безнаказанность, неподотчётность каким-либо законам,
в том числе и природным),
иррациональность,
абсолютное всемогущество в сочетании с относительной вездесущестью.
И эта средневековая форма,
не имеющая ничего общего
с современными социальными и политическими отношениями,
с минимальными компромиссами вновь воспроизводится в путинской России.
И вновь воспроизводятся три неизбывных российских типа:
люмпен, бандит и чиновник.
Тип подвластного человека
строится на глубоко извращенной психологической основе,
сочетающей в себе мазохизм по отношению к власти
(и вообще любой вышестоящей социальной инстанции)
и садизм по отношению к любому зависимому и нижестоящему.
Эта тюремно-уголовная и рабско-собачья ментальность
пронизывает собой все уровни и поры российского общества
от чиновничьей пирамиды, армии и церкви до научных и бизнес-сообществ.
Исключения - маргинальны.
И хотя раб добродетельный уже давно в массовом порядке
сменился рабом строптивым и рабом лукавым,
любой из них, при задевании определённых душевных струн,
мигом, хотя бы на время превращается в раба ликующего.
Современный российский холоп ничего не может предложить миру,
кроме нашистского единения в стае.
Но даже идея, ради которой надо сбиваться в стаю
- и та отсутствует.
Что конкретно стоит за надрывным воплем
«Россия, Росиия!..»?
Проблема в том, что даже самый строптивый раб
не превращается в свободного человека путём постепенной эволюции.
К тому же всё в истории надо делать вовремя.
После того, как этнос прошёл свой исторический импринтинг,
менять системные характеристики его ментального ядра очень трудно,
почти невозможно.
Потому свободная самоактивная личность в российском социуме
всегда маргинальна, подозрительна, подавляема.
Единственное, чем личность может оправдать своё отпадение - служение.
Но личность, свободно реализующая свои социальные возможности и права,
в России продолжает отвергаться.
И современная «ставка на быдло» в этом смысле чрезвычайно показательна.
При этом надежды на развившийся было,
начиная с позднесоветских времён, потребительский индивидуализм призрачны.
Это не тот индивидуализм,
что рождает протестантскую трудовую этику, совесть и ответственность.
Это индивидуализм дикий, бесстыжий, бесконечно эгоистичный и варварский,
лишь в очень тонких и хрупких социальных слоях больших городов
поднимающийся к индивидуализму буржуазному.
А последний сам находится в кризисе.
Но это уже проблема Запада.
Здесь же всё более укореняется индивидуализм
ненасытного и безнравственного дикаря,
выразительно называемого в народе словом «жлоб».
Итак, что же впереди?
На наших глазах русский неоимпериализм прожигает последние свои ресурсы
(имею в виду не нефть, газ, лес, металл и даже деньги).
При этом нынешний режим делает всё,
чтобы ускорить деструктивные процессы
и исключить даже без того призрачную возможность «выруливания».
Кстати, именно так всегда ведёт себя имперская власть накануне краха:
по прошествии некой контрольной развилки
любые действия - суть разные пути к одной и той же пропасти.
Развилка эта, увы, пройдена,
и вектор стремительной деградации общества похоже необратим.
Касается это, прежде всего, не экономики
(её хотя бы теоретически можно возродить), а ментальной сферы.
Здесь, как показывает опыт истории,
деградация необратима и неизменно приводит к вырождению.
Поэтому любые среднесрочные (если не краткосрочные) прогнозы
следует строить на том, что:
- вымирание русского этноса
и его разбавление кавказско-среднеазиатским элементом
будет продолжаться и нарастать.
Уже одно это обстоятельство способно превратить Россию
из придатка Европы в придаток Азии со всеми вытекающими,
- также, ввиду общей деградации ментальности,
будет нарастать упадок системы образования,
депрофессионализация и люмпенизация общества,
- международное сопротивление
агрессивному российскому имперству будет усиливаться,
- неизбежное падение путинского режима
будет сопровождаться дезинтеграцией геополитического формата:
маятник, качнувшийся после распада СССР в сторону стабилизации,
набирает обратный ход,
и режим вольно или невольно делает всё, чтобы его ускорить.
Традиционная имперская система свой путь завершает,
а любые системные изменения возможны лишь после следующего витка распада.
Как целое Россия нетрансформативна,
а необходимость в трансформации
нельзя ни обойти, ни даже существенно отсрочить,
- дальнейшее «развитие» того,
что останется после ассимиляции кусков нынешней России
соседними цивилизациями в русле имперской матрицы невозможно,
вернее, ведёт к полному уходу с исторической сцены
в кратчайшие исторические сроки,
- наиболее актуальным представляется вопрос о выходе из имперской колеи
и интеграции в Европу - прежде всего, Центральную.
Здесь возникают важнейшие вопросы построения
модели европейского будущего западной части России,
без впадения в наивное западничество
и с учётом динамики общемировых процессов.
Но это уже другая тема.
Отдельно также следует рассматривать
и проекты трансформации России на путях выхода из имперской матрицы.
В любом случае,
следует, отбросив русское «авось пронесёт», понять,
что в её нынешнем виде и с нынешней цивилизационной стратегией
у России будущего нет.
Таймер истории включён
и вряд ли для принятия стратегических решений
есть больше, чем несколько лет.
Заметки о перспективах России
Российское общество сверху донизу поражено футорофобией
- безотчётной боязнью будущего.
Дело не только в том,
что официальная идеология или, точнее, пропаганда
не способна предложить
никакой позитивной стратегии развития и образа будущего,
а обыватель всеми силами своей инфантильной души
тщится усидеть в вечно длящемся настоящем,
вернее, в «жирных» и «стабильных» нулевых.
Авось, пронесёт, авось как-нибудь наладится.
Обыватель тем и отличается от человека рефлексирующего,
что способен отмечать в окружающей жизни лишь количественные изменения,
которые ему почему-то представляются обратимыми.
Качественные же изменения для обывателя непостижимы и непредсказуемы.
Не то, чтобы он вовсе их отрицал, нет.
Он лишь уверен в том, что они происходят «где-то там»,
вдалеке от его жизненного мира, в каком-то ином измерении.
В последние годы российские власти на славу постарались,
чтобы сблизить измерения большого социального мира
и жизненного мира обычного человека.
Сближение это породило в общественной атмосфере нарастающее чувство тревоги.
В воздухе будто разлито ощущение скорого краха, обвала, катастрофы.
Иссякают последние психологические резервы терпения и благодушия.
Всё чаще вспоминают,
что подобного масштаба кризис имел место в России сто лет назад.
Проблема кризиса, однако, более глубокая,
и связана с включённостью современной России в два уровня кризиса:
глобальный и локальный.
Кризис глобальный, так или иначе, охватывает всё человечество,
и вызван завершением большого исторического витка,
финальный этап которого был отмечен
500-летним доминированием западной цивилизации.
В орбиту глобального кризиса в разных качествах и позициях
вовлечены все цивилизации-участники культурно-исторического процесса
в большом историческом времени, в том числе и Россия.
И хотя рассмотрение России вне мировых процессов
является часто допускаемой ошибкой,
глобальный уровень оставим в стороне;
он требует отдельного и специального разговора.
Локальный же уровень кризиса порождается внутренними причинами,
проистекающими из собственно российского культурно-исторического опыта.
Анализ обстоятельств этого кризиса,
равно как и трезвый взгляд на исторические перспективы
требует интеллектуального мужества.
Необходимо ясно ответить себе на вопрос:
хотим ли мы пребывать в комфортных и успокаивающих мифах
или всё же готовы смотреть правде в глаза и принимать факты,
сколь бы нелицеприятны они ни были?
О чём здесь идёт речь?
Не имея возможности приводить должные обоснования,
попробую набросать их в предельно сжатой тезисной форме.
Не стану также останавливаться на краткосрочных политических конъюнктурах,
событиях, персоналиях:
они, говоря словами Ф. Броделя,
не более чем пена на волне истории.
Кризис, вызванный внутрироссийскими причинами
- это не кризис роста, а кризис конца.
Русские как имперский этнос уходят с исторической арены
и вместе с ними уходит и та культурно-цивилизационная и государственная модель,
которая формировалась, по меньшей мере, с 14 в.
и на основании которой сложилось то,
что называют русской системой, русской матрицей и т.п. терминами.
Осознавая это тревожное обстоятельство,
следует избавиться от наивной иллюзии,
что жизнь общества можно в любой момент начать с чистого листа,
стоит лишь поменять условия.
Наблюдения за тем, как попытки поменять условия
и свернуть с имперской колеи неизменно проваливаются,
должны, в конце концов, привести к адекватным выводам.
Не нравится слово ментальность
- не произносите его, но суть от этого не изменится.
Империя - в точном и узком понимании
- это не просто страна, осуществляющая успешную захватническую политику.
Подлинная империя
- это всегда глобальный идеократический проект мироустройства.
Здесь Россия выступает наследницей не только СССР и Российской Империи,
но и Византии, Османов, Арабского халифата, императорского Рима
и ряда других менее полноценных, заметных и долговечных имперских проектов
(империи колониальные в эту группу не входят, они - другое).
Из опыта истории нетрудно заключить,
что все имперские (идеократические) проекты,
независимо от привходящих исторических обстоятельств,
проходят сходные фазы жизненного цикла:
- период импринтинга,
когда формирующийся этнос обретает культурную идентичность
на основе освоения той или иной идеократической доктрины,
- период «пассионарного взрыва» (по Гумилёву),
отмеченный бурным демографическим ростом,
политической, военной и территориальной экспансией,
максимальными возможностями внутреннего усложнения
и широким развитием социальных специализаций,
- достигая на этом пути некой наивысшей точки, империя останавливается.
Обычно это бывает отмечено первым крупным или знаковым военным поражением.
Далее империя начинает глобально отступать:
временные тактические успехи этой тенденции не отменяют.
Военные же поражения происходят не случайно,
а оттого, что империя исчерпывает свои возможности
ассимиляции инокультурного (иноэтнического) материала.
Проще говоря, пожирающая всё вокруг себя амёба перестает расти,
ибо не может бесконечно растягиваться,
- период отступления,
при всех кратковременных попятных движениях,
неизменно завершается коллапсом и гибелью.
Геополитический формат империи схлопывается,
имперский этнос либо полностью вымирает,
либо растворяется в волнах «пришлых» людей,
утрачивая экзистенциальное единство и имперскую идентичность.
Она утрачивается в последнюю очередь, когда всё остальное уже утрачено.
Описанный алгоритм повторялся в истории неоднократно,
и именно его завершающую фазу мы сейчас и наблюдаем в России.
Русские как имперский этнос переживает ускоренную депопуляцию,
которая, помимо исчерпания имперского проекта как такового,
стимулируется ещё одним специфическим обстоятельством.
В биполярной российской картине мира полюсу райского идеала,
в который должен мгновенно преобразиться презренный дольний мир,
противостоит полюс мироотречения:
презрения и ненависти к миру, человечеству и самим себе.
После того, как последняя идеократическая доктрина - коммунистическая,
обещавшая скачок в рай, приказала долго жить,
свет в конце тоннеля погас окончательно.
Русский человек остался один на один с погрязшим во зле и грехе миром,
исправление которого невозможно в принципе.
Отсюда неизбывная тоска,
неприкаянность, чувство бессмысленности существования
и, как следствие этого, прогрессирующее пьянство, наркотизация
и тупая безотчётная злоба на весь остальной мир,
не желающий «жить по-нашему»,
а в подкорке - за то, что он не страдает русскими комплексами.
Именно они, эти комплексы и есть
расшифровка иероглифа пресловутой «духовности»
и одновременно разгадка «таинственной русской души»,
бесконечно нацеленной
на нечто грандиозное, вселенское и заведомо неосуществимое.
Дополнительный штрих к расшифровке иероглифа «духовности»
- мораль добродетельного раба,
боготворящего начальство и целующего бьющую его начальственную руку
в экстазе умиления и благодарности за то,
что рука эта пока не убила его совсем.
Нынешний имперский декаданс не только не способен
выработать новую идеократическую доктрину,
но даже и поддержать её традиционные идеологические обоснования.
Напротив, под окончательно сброшенными масками
открывается архаическая стихия господства,
не достигаемого ничем иным, кроме голого насилия.
А это не может длиться долго и заведомо обречено на скорый провал.
За любым шовинистическим психозом
должно стоять каое-то положительное содержание.
А его нет, и взять его неоткуда.
Клептократия идейно бесплодна.
Обновив в 1917 идеократическую доктрину, российское имперство
достигло пика своего могущества на закате классического сталинизма в 50-е гг.
По некоторым параметрам империя ещё продолжала некоторое время идти вверх,
но уже с начала 60-х гг. общий вектор исторической динамики сменился на нисходящий.
Главная причина в том, что имперский тип социального уклада
и соответствующий тип человека исчерпали потенциал системного усложнения,
а в стратегической эволюционной перспективе
более простые формы всегда проигрывают более сложным.
Стремительно по историческим меркам отстав от мирового фронта развития,
империя стала неизбежно терять свои преимущества и сдавать позиции.
А то обстоятельство, что Россия, вчистую проиграв 20-й век, надорвалась,
бросив в топку имперского проекта немыслимое количество жизней
- не корневая причина, а всего лишь форма исполнения исторической закономерности.
Трудно отделаться от мысли,
что в 20-м веке был включён некий таинственный «код самоуничтожения»,
который действует поверх любых частных планов, страстей и намерений
и шаг за шагом выводит русских и Россию из большой истории,
а в перспективе - из исторического бытия вообще.
В этой связи становится понятно,
почему исторически провальные черты
социального устройства и типа человека
с упорством, достойным лучшего применения,
культивируются нынешним симулякром большого имперского стиля.
Что здесь имеется в виду?
Социогенез государствообразующего народа изначально имел существенный изъян:
институты большого общества оказались очень плохо подогнаны
к архаическому догосударственному основанию общества.
Ввиду этой веками неразрешимой проблемы вся русская история
оказалась полем «перетягивания каната»
между самодостаточными в своей взаимоизолированности сельскими мирами
и властными институтами большого общества.
В силу неизживаемости до- и антигосударственной народной стихии,
высшей формой социальной самоорганизации является ОПГ,
или, попросту говоря - банда, ибо более сложные формы архаику,
в том числе и современному, непостижимы и недоступны.
Отсюда - и фатальная неспособность властного субъекта
подняться в своём развитии выше феодально-имперского:
ведь субъект этот вынужден соотноситься
со стадиальным уровнем подвластного
и не слишком отрываться от него в своей «продвинутости».
Да и классический феодализм по той же причине в России не сложился,
как не сложился и европейский тип города и правоспособного горожанина.
Зато сложился специфический тип властного субъекта,
наделённого устойчивыми культурными атрибутами:
сакральность
(не трона и не человека, а человека-сидящего-на-троне),
надморальность
(безответственность и безнаказанность, неподотчётность каким-либо законам,
в том числе и природным),
иррациональность,
абсолютное всемогущество в сочетании с относительной вездесущестью.
И эта средневековая форма,
не имеющая ничего общего
с современными социальными и политическими отношениями,
с минимальными компромиссами вновь воспроизводится в путинской России.
И вновь воспроизводятся три неизбывных российских типа:
люмпен, бандит и чиновник.
Тип подвластного человека
строится на глубоко извращенной психологической основе,
сочетающей в себе мазохизм по отношению к власти
(и вообще любой вышестоящей социальной инстанции)
и садизм по отношению к любому зависимому и нижестоящему.
Эта тюремно-уголовная и рабско-собачья ментальность
пронизывает собой все уровни и поры российского общества
от чиновничьей пирамиды, армии и церкви до научных и бизнес-сообществ.
Исключения - маргинальны.
И хотя раб добродетельный уже давно в массовом порядке
сменился рабом строптивым и рабом лукавым,
любой из них, при задевании определённых душевных струн,
мигом, хотя бы на время превращается в раба ликующего.
Современный российский холоп ничего не может предложить миру,
кроме нашистского единения в стае.
Но даже идея, ради которой надо сбиваться в стаю
- и та отсутствует.
Что конкретно стоит за надрывным воплем
«Россия, Росиия!..»?
Проблема в том, что даже самый строптивый раб
не превращается в свободного человека путём постепенной эволюции.
К тому же всё в истории надо делать вовремя.
После того, как этнос прошёл свой исторический импринтинг,
менять системные характеристики его ментального ядра очень трудно,
почти невозможно.
Потому свободная самоактивная личность в российском социуме
всегда маргинальна, подозрительна, подавляема.
Единственное, чем личность может оправдать своё отпадение - служение.
Но личность, свободно реализующая свои социальные возможности и права,
в России продолжает отвергаться.
И современная «ставка на быдло» в этом смысле чрезвычайно показательна.
При этом надежды на развившийся было,
начиная с позднесоветских времён, потребительский индивидуализм призрачны.
Это не тот индивидуализм,
что рождает протестантскую трудовую этику, совесть и ответственность.
Это индивидуализм дикий, бесстыжий, бесконечно эгоистичный и варварский,
лишь в очень тонких и хрупких социальных слоях больших городов
поднимающийся к индивидуализму буржуазному.
А последний сам находится в кризисе.
Но это уже проблема Запада.
Здесь же всё более укореняется индивидуализм
ненасытного и безнравственного дикаря,
выразительно называемого в народе словом «жлоб».
Итак, что же впереди?
На наших глазах русский неоимпериализм прожигает последние свои ресурсы
(имею в виду не нефть, газ, лес, металл и даже деньги).
При этом нынешний режим делает всё,
чтобы ускорить деструктивные процессы
и исключить даже без того призрачную возможность «выруливания».
Кстати, именно так всегда ведёт себя имперская власть накануне краха:
по прошествии некой контрольной развилки
любые действия - суть разные пути к одной и той же пропасти.
Развилка эта, увы, пройдена,
и вектор стремительной деградации общества похоже необратим.
Касается это, прежде всего, не экономики
(её хотя бы теоретически можно возродить), а ментальной сферы.
Здесь, как показывает опыт истории,
деградация необратима и неизменно приводит к вырождению.
Поэтому любые среднесрочные (если не краткосрочные) прогнозы
следует строить на том, что:
- вымирание русского этноса
и его разбавление кавказско-среднеазиатским элементом
будет продолжаться и нарастать.
Уже одно это обстоятельство способно превратить Россию
из придатка Европы в придаток Азии со всеми вытекающими,
- также, ввиду общей деградации ментальности,
будет нарастать упадок системы образования,
депрофессионализация и люмпенизация общества,
- международное сопротивление
агрессивному российскому имперству будет усиливаться,
- неизбежное падение путинского режима
будет сопровождаться дезинтеграцией геополитического формата:
маятник, качнувшийся после распада СССР в сторону стабилизации,
набирает обратный ход,
и режим вольно или невольно делает всё, чтобы его ускорить.
Традиционная имперская система свой путь завершает,
а любые системные изменения возможны лишь после следующего витка распада.
Как целое Россия нетрансформативна,
а необходимость в трансформации
нельзя ни обойти, ни даже существенно отсрочить,
- дальнейшее «развитие» того,
что останется после ассимиляции кусков нынешней России
соседними цивилизациями в русле имперской матрицы невозможно,
вернее, ведёт к полному уходу с исторической сцены
в кратчайшие исторические сроки,
- наиболее актуальным представляется вопрос о выходе из имперской колеи
и интеграции в Европу - прежде всего, Центральную.
Здесь возникают важнейшие вопросы построения
модели европейского будущего западной части России,
без впадения в наивное западничество
и с учётом динамики общемировых процессов.
Но это уже другая тема.
Отдельно также следует рассматривать
и проекты трансформации России на путях выхода из имперской матрицы.
В любом случае,
следует, отбросив русское «авось пронесёт», понять,
что в её нынешнем виде и с нынешней цивилизационной стратегией
у России будущего нет.
Таймер истории включён
и вряд ли для принятия стратегических решений
есть больше, чем несколько лет.
Заметки о перспективах России