(no subject)
Задание: Конкурсный рассказ по картине.
Цитата
Какие-то скрипки где-то впились
В чьи-то тонкие плечи.
Эта музыка будет вечной,
Если я заменю батарейки.
Нау.
...Симфонический оркестр в ушах не умолкал - музыка, то широко разливалась, то сбегалась в тонкую скрипичную струйку, то обваливалась рокочущим басовым ревом, то раскапывалась тонким клавесинным стаккато.
Если вслушаться, то можно выделить партитуру рояля и слушать только его, то произвольно усилить тему виолончелей или флейт, то крылатая арфа, стоит уловить ее нить, выводит на первый план свои сказочные трели.
Музыка была прекрасна, вдохновенна, фантастично незнакома и свежа. Музыка была назойлива и неотвратима, ввинчивалась в мозг, диктуя ритм дыханию и сердцу.
Она попыталась повернуть голову - грянула кульминация, вынудила зажмурится от ударных, стучащих под черепной коробкой и вжаться в подушку. Нет, только не открывать глаза. Лучше отдаться на волю музыки - пусть несет по своим бурлящим аккордам и переливам. Так хорошо!
Первое, что шибануло, когда открыли дверь - запах. Тяжелый запах нечистого тела, человеческих выделений, въевшегося табачного дыма и какой-то химической дряни. Сухонькая седая старушка в круглых очках с толстенными линзами, которые сходятся к зрачку, как концентрические круги, растерянная, немного смущенная. Дрожащие губы тянутся в гримасу -вымученная улыбка, или сдерживаемый плач.
- Здравствуйте, что у вас случилось? Добудиться не можете?
Грязь липкая, вековая, на постель страшно сесть, поставить сумку.
- Стульчик дайте пожалуйста.,- приносит засаленный мягкий стул, стыдливо закрывает сиденье газеткой. Отводит глаза. Ей неловко, что я вижу - под белой простыней, поспешно натянутой до половины кровати - сколько сил хватило, - нагло торчит бурая вата из драного матраца.
- Сколько дней болеет? В таком состоянии долго? А что было накануне?
Старушка что-то сбивчиво лопочет, часто повторяя: «Первый раз это у нее, доктор, первый раз».
Смотрю руки - «дорожки» старые, изрубцованные. Новых следов на сосудах нет, но они сейчас куда угодно наловчились колоться - хоть под язык, хоть в паховые, хоть в вены под коленом - при помощи своих спецов и должной сноровке.
Зрачки широкие, как смородины. Значит не опиаты - какая-то другая дурь. Видела ее раньше, приходила за рецептами на какие-то сонники «для мамы», за димедролом «для ребенка, от температуры». Рефлексы вялые. Пытаюсь растормошить - мычит и вяло пытается натянуть одеяло повыше.
Ребеночек славный - кареглазый, реснички длинные. Голова кажется непомерно большой на фоне худенького тельца. Молча сидит по-лягушачьи, схватившись за прутья кроватки, как обезьяныш в зоопарке, внимательно смотрит.
-Помогите мне ее повернуть, надо спину послушать.
Кое-как с бабулей поворачиваем, оголяем худую спину с торчащими лопатками и четками позвонков. Поднимаю темные сбившиеся пряди - под ними серая, покрытая грязевыми кракелюрами шея, того и гляди, переломится под тяжестью головы.
Бабуля не переставая что-то бубнит себе под нос - то ли молится, то ли причитает - не понять.
Температура на нижней границе нормы, а вот давление критическое.
...Музыка, эта прекрасная музыка звучит интенсивней, поднимаются агрессивные, угрожающие нотки, основная тема утрачивает прозрачную легкость и мелодичность, на первый план выходят глисирующие духовые, валторна на контроктаве выдувает то ли протяжный охотничий зов, то ли гулкий боевой клич, то ли от которого дрожат барабанные перепонки. Дыхание сбивается, выдох идет прерывисто, шумно, в такт басовым тромбонам. Духовым вторят ударные - пробежали звенящие ступеньки ксилофона, раскаты тремоло литавр, как громовые удары, зловещий шелест маракасов, шепотом трещоток гремучих змей.
Проклятая музыка, она обвивает и душит, дергает и трясет, как будто чьи-то грубые руки корежат обмякшее тело, экстаз сменяется исступлением, покой - тревогой, умиротворение - отвращением. Полифония поблекла, рондо зациклилось однозвучной фразой, тональность сбилась, поплыла...
Слушаю. Легкие в порядке, небольшое ослабление неровного дыхания. А сердце выстукивает какой-то странный нестабильный ритм - то дает несколько мощных и гулких раскатов, то понесется частой дробью, то даст паузу - и вновь затарахтит, словно догоняя убегающее время.
-Вы знаете, какие наркотики принимает ваша дочь? В стакане на дне остатки какой-то густой бурды, на полу слоем разодранные блистеры от таблеток, название которых угадать невозможно.
Глаза под толстыми стеклами расширяются, бабуля цепенеет на мгновение, а потом с апломбом оскорбленной добродетели сообщает, что ее дочь не наркоманка! Она просто болела и лечилась!
Ну да, ну да! Девочка просто занемогла. Спорить бесполезно.
-Скорая? Пришлите бригаду для перевозки. В интенсивку. Алкогольное и наркотическое опьянение, кома. Первую помощь оказываем, чем есть.
Медсестра спешно открывает ампулы, стеклянные колпачки с серебристым звоном летят в алюминиевый таз, заменяющий мусорное ведро. Ребенок, до того напряженно молчащий в кроватке, забеспокоился, захныкал, потянул ручки к бабушке.
-Сколько ему? ,- Год и три, отвечает.
-А на ножки сам не встает? Нет, оказывается, ребенок не говорит, не ходит, мать месяц как бросила кормить его грудью. Первую неделю не переставая криком кричал, не ел, не спал. Бабушка приходила помогать, но сама живет отдельно, еле себя обиходить может.
-Кто с ребенком будет, пока мать будут лечить?
Бабушка растеряно качает головой. Видно, что в силу возраста и собственной беспомощности она справиться не сможет. Другой родни нет.
-Скорая, машина еще не вышла? Согласуйте еще госпитализацию в детскую инфекционку. Ребенок этой мамочки, 1.3 года. - оставить не на кого. И поставьте в известность «опеку».
Медсестра старательно, но тщетно ищет вену - рубцовые жгуты или убегают от иглы, как черви, ползающие под кожей, рвутся, набухая лиловыми синяками. Ватка со спиртом после обработки кожи черная, будто ею возили по асфальту.
Слава Богу, скорая приехала. Молча, как покойницу, перекладываем на брезентовые носилки. На ходу докалываем в плечо какие-то стимуляторы.
Старушка торопливо скидывает в большую клетчатую сумку детские вещи, назойливо сует врачам со скорой мятую купюру - за лекарства. Малыш кричит, заходясь в плаче на руках у фельдшера. Отрывисто хлопает дверка ГАЗели, машина трогается...
...Мощно и широко вступает в игру орган. Резко и неожиданно бьет гонг, вибрирующий органный тембр от нижнего до верхнего регистра раскатился по каждой клетке тела. Модуляция, подхваченная низким сочным и бархатистым тоном контрабаса перетекла в гнусавые матовые альты, затем в режущие скрипичные ноты, понеслась в злом и неистовом скерцо, от которого свело зубы и заныла каждая косточка. Созвучие распадалось на терции и кварты, на отдельные ноты, которые, как спасающиеся насекомые, разбегались, растаскивая музыку на хаос звуков...
От автора:
Через три дня она выписалась, бурно отметила свое возвращение, закурила в постели и сгорела. Ребенок был в больнице, потому остался жив.
К сожалению, история основана на реальных событиях.
Цитата
Какие-то скрипки где-то впились
В чьи-то тонкие плечи.
Эта музыка будет вечной,
Если я заменю батарейки.
Нау.
...Симфонический оркестр в ушах не умолкал - музыка, то широко разливалась, то сбегалась в тонкую скрипичную струйку, то обваливалась рокочущим басовым ревом, то раскапывалась тонким клавесинным стаккато.
Если вслушаться, то можно выделить партитуру рояля и слушать только его, то произвольно усилить тему виолончелей или флейт, то крылатая арфа, стоит уловить ее нить, выводит на первый план свои сказочные трели.
Музыка была прекрасна, вдохновенна, фантастично незнакома и свежа. Музыка была назойлива и неотвратима, ввинчивалась в мозг, диктуя ритм дыханию и сердцу.
Она попыталась повернуть голову - грянула кульминация, вынудила зажмурится от ударных, стучащих под черепной коробкой и вжаться в подушку. Нет, только не открывать глаза. Лучше отдаться на волю музыки - пусть несет по своим бурлящим аккордам и переливам. Так хорошо!
Первое, что шибануло, когда открыли дверь - запах. Тяжелый запах нечистого тела, человеческих выделений, въевшегося табачного дыма и какой-то химической дряни. Сухонькая седая старушка в круглых очках с толстенными линзами, которые сходятся к зрачку, как концентрические круги, растерянная, немного смущенная. Дрожащие губы тянутся в гримасу -вымученная улыбка, или сдерживаемый плач.
- Здравствуйте, что у вас случилось? Добудиться не можете?
Грязь липкая, вековая, на постель страшно сесть, поставить сумку.
- Стульчик дайте пожалуйста.,- приносит засаленный мягкий стул, стыдливо закрывает сиденье газеткой. Отводит глаза. Ей неловко, что я вижу - под белой простыней, поспешно натянутой до половины кровати - сколько сил хватило, - нагло торчит бурая вата из драного матраца.
- Сколько дней болеет? В таком состоянии долго? А что было накануне?
Старушка что-то сбивчиво лопочет, часто повторяя: «Первый раз это у нее, доктор, первый раз».
Смотрю руки - «дорожки» старые, изрубцованные. Новых следов на сосудах нет, но они сейчас куда угодно наловчились колоться - хоть под язык, хоть в паховые, хоть в вены под коленом - при помощи своих спецов и должной сноровке.
Зрачки широкие, как смородины. Значит не опиаты - какая-то другая дурь. Видела ее раньше, приходила за рецептами на какие-то сонники «для мамы», за димедролом «для ребенка, от температуры». Рефлексы вялые. Пытаюсь растормошить - мычит и вяло пытается натянуть одеяло повыше.
Ребеночек славный - кареглазый, реснички длинные. Голова кажется непомерно большой на фоне худенького тельца. Молча сидит по-лягушачьи, схватившись за прутья кроватки, как обезьяныш в зоопарке, внимательно смотрит.
-Помогите мне ее повернуть, надо спину послушать.
Кое-как с бабулей поворачиваем, оголяем худую спину с торчащими лопатками и четками позвонков. Поднимаю темные сбившиеся пряди - под ними серая, покрытая грязевыми кракелюрами шея, того и гляди, переломится под тяжестью головы.
Бабуля не переставая что-то бубнит себе под нос - то ли молится, то ли причитает - не понять.
Температура на нижней границе нормы, а вот давление критическое.
...Музыка, эта прекрасная музыка звучит интенсивней, поднимаются агрессивные, угрожающие нотки, основная тема утрачивает прозрачную легкость и мелодичность, на первый план выходят глисирующие духовые, валторна на контроктаве выдувает то ли протяжный охотничий зов, то ли гулкий боевой клич, то ли от которого дрожат барабанные перепонки. Дыхание сбивается, выдох идет прерывисто, шумно, в такт басовым тромбонам. Духовым вторят ударные - пробежали звенящие ступеньки ксилофона, раскаты тремоло литавр, как громовые удары, зловещий шелест маракасов, шепотом трещоток гремучих змей.
Проклятая музыка, она обвивает и душит, дергает и трясет, как будто чьи-то грубые руки корежат обмякшее тело, экстаз сменяется исступлением, покой - тревогой, умиротворение - отвращением. Полифония поблекла, рондо зациклилось однозвучной фразой, тональность сбилась, поплыла...
Слушаю. Легкие в порядке, небольшое ослабление неровного дыхания. А сердце выстукивает какой-то странный нестабильный ритм - то дает несколько мощных и гулких раскатов, то понесется частой дробью, то даст паузу - и вновь затарахтит, словно догоняя убегающее время.
-Вы знаете, какие наркотики принимает ваша дочь? В стакане на дне остатки какой-то густой бурды, на полу слоем разодранные блистеры от таблеток, название которых угадать невозможно.
Глаза под толстыми стеклами расширяются, бабуля цепенеет на мгновение, а потом с апломбом оскорбленной добродетели сообщает, что ее дочь не наркоманка! Она просто болела и лечилась!
Ну да, ну да! Девочка просто занемогла. Спорить бесполезно.
-Скорая? Пришлите бригаду для перевозки. В интенсивку. Алкогольное и наркотическое опьянение, кома. Первую помощь оказываем, чем есть.
Медсестра спешно открывает ампулы, стеклянные колпачки с серебристым звоном летят в алюминиевый таз, заменяющий мусорное ведро. Ребенок, до того напряженно молчащий в кроватке, забеспокоился, захныкал, потянул ручки к бабушке.
-Сколько ему? ,- Год и три, отвечает.
-А на ножки сам не встает? Нет, оказывается, ребенок не говорит, не ходит, мать месяц как бросила кормить его грудью. Первую неделю не переставая криком кричал, не ел, не спал. Бабушка приходила помогать, но сама живет отдельно, еле себя обиходить может.
-Кто с ребенком будет, пока мать будут лечить?
Бабушка растеряно качает головой. Видно, что в силу возраста и собственной беспомощности она справиться не сможет. Другой родни нет.
-Скорая, машина еще не вышла? Согласуйте еще госпитализацию в детскую инфекционку. Ребенок этой мамочки, 1.3 года. - оставить не на кого. И поставьте в известность «опеку».
Медсестра старательно, но тщетно ищет вену - рубцовые жгуты или убегают от иглы, как черви, ползающие под кожей, рвутся, набухая лиловыми синяками. Ватка со спиртом после обработки кожи черная, будто ею возили по асфальту.
Слава Богу, скорая приехала. Молча, как покойницу, перекладываем на брезентовые носилки. На ходу докалываем в плечо какие-то стимуляторы.
Старушка торопливо скидывает в большую клетчатую сумку детские вещи, назойливо сует врачам со скорой мятую купюру - за лекарства. Малыш кричит, заходясь в плаче на руках у фельдшера. Отрывисто хлопает дверка ГАЗели, машина трогается...
...Мощно и широко вступает в игру орган. Резко и неожиданно бьет гонг, вибрирующий органный тембр от нижнего до верхнего регистра раскатился по каждой клетке тела. Модуляция, подхваченная низким сочным и бархатистым тоном контрабаса перетекла в гнусавые матовые альты, затем в режущие скрипичные ноты, понеслась в злом и неистовом скерцо, от которого свело зубы и заныла каждая косточка. Созвучие распадалось на терции и кварты, на отдельные ноты, которые, как спасающиеся насекомые, разбегались, растаскивая музыку на хаос звуков...
От автора:
Через три дня она выписалась, бурно отметила свое возвращение, закурила в постели и сгорела. Ребенок был в больнице, потому остался жив.
К сожалению, история основана на реальных событиях.