Умер мой самый любимый актер театра "Эрмитаж". Его герои были одновременно комичными, нежными и печальными. Беззащитными. Без него для меня театра наполовину нет... Очень жалею, что не успела поделиться его спектаклями со всеми дорогими мне людьми, чтобы остались в памяти.
____________________________________________________
Оригинал взят у
d_serpokrylov в
"Я вынул из головы шар!"Ушел из жизни любимейший эрмитажный артист Геннадий Владимирович Храпунков.
Мне кажется, он сыграл ВО ВСЕХ ГЛАВНЫХ спектаклях Михаила Захаровича. Невозможно забыть его прошлые роли, трудно представить, как можно заменить его в идущих спектаклях, для одной лишь последней премьеры - невосполнимая утрата!...
Словно закончилась одна эпоха и началась другая.
Вот давняя статья о Геннадии Владимировиче с сайта театра с подробнейшими примечаниями.
Геннадию Храпункову ПОСВЯЩАЕТСЯ...
Валерия Селиванова, Театральная жизнь, 2002, № 4, С. 20-22, 2002
Галантный термин «дружеский шарж», привившийся в нашей практике
в годы культа личности, так же бессмыслен,
как «вражеский пейзаж» или «приятельский натюрморт».
Вероятно, этот термин рожден карикатуристами из боязни обидеть людей,
не понимающих юмора и способных за него отомстить.
Н. П. Акимов
Я вынул из головы шар!" - сказал однажды Даниил Иванович Хармс. И все удивились. Другое дело - Геннадий Владимирович Храпунков (1). Для него извлечение шаров из собственной головы давно уже стало привычным занятием, так что никто даже и не подумает удивиться странному поведению Геннадия Владимировича, тем более, посмеяться над ним. Впервые Геннадий Владимирович вынул из головы шар в городе Охе, что на севере Сахалина.
Тогда он учился в 8 классе. Учительница попросила Геннадия Владимировича провести прямую из точки А в точку Б. И Геннадий Владимирович не смог. Потому что был к тому времени уже не Геннадием Владимировичем, а Степаном из гоголевской «Женитьбы» (2). Пожалуй, именно с этого момента и начинается та история, которую мы хотим рассказать. С тех пор, как Геннадий Владимирович превратился в Степана, с ним начало происходить нечто странное. На экзамене по алгебре в вечерней школе он начал читать стихи великих русских поэтов. Этот же трюк Геннадий Владимирович пытался повторить и в институте (3), но преподаватель по истории партии этого не одобрил. Геннадий Владимирович приходил к нему 99 раз - и все безрезультатно. Когда же Геннадия Владимировича выгнали из института, то он и вовсе не понял, что с ним произошло, потому что вынимал из своей головы очередной шар.
За этим занятием Геннадия Владимировича застала его знакомая, которая очень хотела превратиться в мальчика по имени Тильтиль. По странному совпадению Геннадий Владимирович тоже хотел превратиться - в девочку, которая приходилась родственницей этому мальчику, так что можете себе представить, что из этого вышло в итоге (4). Геннадию Владимировичу настолько понравилось превращаться, что он уже не мог остановиться и вынимал из своей головы шары один за другим. Об этом узнал некий Станислав Владимирович, приехавший в Хабаровск из Москвы (5). Он был настолько удивлен странным поведением Геннадия Владимировича, что не мог прийти в себя в течение десяти лет. За это время Геннадий Владимирович успел стать известным хабаровским артистом и заметно полысеть. Казалось бы, чего еще желать человеку? Но Геннадий Владимирович не мог остановиться на достигнутом и однажды - на одной из репетиций - вдруг превратился в Ричарда III (6). Сказать по правде, от него этого никто не ожидал. Кроме некоего Феликса Соломоновича, который приехал в Хабаровск за приключениями и, увидев Геннадия Владимировича, решил никогда с ним не расставаться (7). То же про себя подумал и Геннадий Владимирович, однако судьба решила иначе. Подул сильный ветер и унес Геннадия Владимировича в Москву (8). Приземлился Геннадий Владимирович в самом центре города, недалеко от Патриарших, в точнее - в саду «Эрмитаж», в котором находится тот самый театр, в котором вскоре после приземления Геннадия Владимировича пытались поставить «Мастера и Маргариту» (9). Впрочем, Геннадий Владимирович тут ни при чем. Я имею в виду хабаровского Геннадия Владимировича, так как в Москву прилетел уже не он, а совсем другой человек. Назовем его Геннадий Владимирович Второй. Геннадия Владимировича Второго в Москве ждали. Он был необходим всем и в особенности некоему Михаилу Захаровичу - человеку со странной, двусмысленной репутацией (10). О Геннадии Владимировиче ему рассказал некто Владимир Борисович (11), который увидел Геннадия Владимировича еще в Хабаровске и решил с ним никогда не расставаться. То же подумал при встрече с Геннадием Владимировичем и Михаил Захарович, что не помешало ему с Владимиром Борисовичем остаться друзьями. Так с тех пор они и живут: Михаил Захарович занимает Геннадия Владимировича в своих спектаклях (12), Владимир Борисович пишет про Геннадия Владимировича статьи в журнал «Театральная жизнь» и выступает с рассказами о нем по радио, а сам Геннадий Владимирович - знай себе - превращается. А кто хочет узнать обо всем этом подробнее, пусть обращается к Владимиру Борисовичу и к Михаилу Захаровичу или - на крайний случай - к самому Геннадию Владимировичу. Тем более что сейчас он, скорее всего, уже не Второй, а Третий или даже Четвертый. Пусть сам и расскажет, отчего это все с ним произошло.
Примечания
1) Заслуженный артист России. Актер театра «Эрмитаж». Долгое время работал в провинции - в Хабаровске и в Ростове-на-Дону. За это время сыграл множество разноплановых ролей в спектаклях по русской и зарубежной классике. Этапные спектакли этого периода - «Женитьба» и «Ричард III». Поставленные С. Таюшевым и Ф. Берманом, они открыли Хабаровску да и всей стране человека, который может играть многое (благодаря В. Оренову (см. примечание 8) этот спектакль увидела не только столичная российская критика, но и зарубежные исследователи творчества Шекспира). И действительно, диапазон возможностей Г. Храпункова (он сыграл Ричарда в 29 лет) был велик: от ученого - до людоеда в «Тени» Шварца, от Жевакина - «битой собаки, которую бьют все кому не лень» (цитирую критику) - до Ричарда III, в котором, по выражению В. Оренова, не было ничего от прежнего Храпункова, а был лишь Ричард -«символ зла». Характерная для Храпункова черта: работая с разными режиссерами, он не боялся быть учеником. И дело тут не в отсутствии профессионального актерского образования, а в особой способности человека быть верным своему делу, своему режиссеру. «Быть самолюбивым актером -это значит максимально точно выполнить задачу режиссера - вот мое единственное актерское самолюбие», - это Храпунков понял еще тогда, в Хабаровске. В принцип же эти слова были возведены уже в Москве, во время работы с еще одним режиссером-диктатором - Михаилом Левитиным.
2) Роль Степана была первой ролью Г. Храпункова. «Женитьба» с его участием шла на сцене Охинского Народного театра. Впоследствии он сыграл еще двух персонажей этой пьесы - Жевакина и Яичницу - в спектаклях С. Таюшева и М. Левитина.
3) Ленинградский институт культуры.
4) Хабаровский ТЮЗ праздновал свой очередной юбилей. На праздничном вечере в числе прочих коллективов выступил и хабаровский «мхат» - «местный художественный актив театра». На суд взыскательной театральной публики «мхатовцы» представили пародию на знаменитый дуэт Тиль-тиля и Митили из «Синей птицы», поставленной Станиславским. Во МХАТе эти роли исполняли С. Халютина и А. Коонен. Во «мхате» Тильтиля играла Н. Волгина, в роли Митили ей подыгрывал Г. Храпунков. Его игра настолько пришлась по душе главному режиссеру Хабаровского ТЮЗа Мирославу Кацелю, что тот счел нужным перевести Храпункова из разряда театральных «активистов» в профессиональные актеры и взял его в свой театр.
5) Упоминавшийся ранее (в примечании 1) Станислав Владимирович Таюшев. Сразу же по окончании ГИТИСа Таюиюв попал «по распределению в Хабаровск. Предназначался ему тот самый ТЮЗ, в котором работал Г. Храпунков. Таюшев решил испытать Храпункова и спросил у него: „Кого бы вы хотели сыграть?-, на что Храпунков с невозмутимым видом ответил: „Винни-Пуха!“ Станислав Таюшев удивился и с тех пор занимал Храпункова во всех своих спектаклях - кроме спектакля о Винни-Пухе. Потому что ставил его уже не он, а другой режиссер. И Храпунков там играл - но совсем не так, как мечталось. Память возвращала артиста к образу мультяшного Винни-Пуха, говорящего голосом Е. Леонова. Репетиции же только усугубили эту зависимость актера от сложившегося стереотипа. Режиссеру нравились все варианты, которые предлагал Г. Храпунков, - так что выбрать единственное решение, опираясь на режиссерскую поддержку, было невозможно. И Храпунков сделал выбор сам. В результате роль так и не стала для него любимой. Что же касается хабаровского зрителя, то он принял этот спектакль о Винни-Пухе „на ура“ и начинал раскупать билеты за два месяца до начала представления.
6) „Ричард“ III Шекспира. Роль Ричарда предназначалась Г. В. Храпункову, которого Берман знал по спектаклям Таюшева. Каким образом Берман смог распознать в мягком, полноватом артисте тирана Ричарда - остается загадкой до сих пор. Даже для самого Геннадия Владимировича Храпункова. Не случайно он долгое время отказывался от этой роли. Но режиссер был непреклонен: „Я знаю еще одного человека, который может сыграть эту роль. Но его зовут Михаил Ульянов, и он живет в Москве“. На одной из репетиций (не самой удачной, как вспоминает артист) он что-то „нащупал“ в роли - и репетиции сдвинулись с мертвой точки. В результате спектакль был сделан за месяц. А у артиста Храпункова открылось второе дыхание.
7) После „Ричарда III“ Феликс Берман пригласил Геннадия Храпункова на роль клоуна Леона в „Р. В. С.“ по А. Гайдару. Спектакль имел оглушительный (без преувеличения) успех. Об этом свидетельствуют не только рассказы Г. Владимировича, но и теплые рецензии на этот спектакль. Особенно запомнилась статья С. Липатовой („Аллюр, и черточки часов, и буквы „Р. В. С.“): “…среди картонных фигурок настоящие только дети и их собака. Хочу поправиться: дети, собака и клоун Леон… наиболее „неправдышный“ образ, нарочито условный, имеющий самую традиционную маску „человек театра“ - клоун Леон всегда реален. Ему веришь, когда разговаривает с несуществующей лошадью, когда поднимает Шмеля… И как ни странно, веришь, забывая все свое знание условностей театра…“, когда он делает свой последний выход, погибая, чтобы прикрыть ребят: „ничего, не унывай, все будет хорошо“.
8) „В Москву! В Москву!“ - вскричал театральный критик Владимир Оренов, потрясенный Храпунковым - Ричардом. Об этой, как и о других удачных работах Хра-пункова, он знал не понаслышке, так как часто бывал на Дальнем Востоке и считался специалистом по театру этого региона. Именно он рассказал о Г. Храпункове Михаилу Левитину, который искал исполнителя на роль Болеславского в „Нищем, или Смерти Занда“ Олеши. В результате артист был принят в труппу „Эрмитажа“ и сыграл свою вторую - после Ричарда III - большую роль - подведя, таким образом, некий итог своей работы на хабаровской сцене. Завершив еще один жизненный круг. Поступив учеником в „Школу клоунов“, он уже не сыграет ни одной роли, которая - вместе со слезами - не вызывала бы у зрителей смеха или улыбки. Таковы правила левитинской клоунады - чем-то напоминающей итальянский театр дель арте. Однако я не стала бы проводить прямые параллели между левитинскими актерами и итальянскими дзанни (как делают некоторые критики, сравнивая троицу - Зойка - Обольянинов -Аметистов из левитинской „Зойкиной квартиры“ - с Коломбиной, Пьеро и Арлекином). С подачи режиссера „эрмитажные“ клоуны облекают свою игру в формы, которые им предлагает скорее не итальянский, а отечественный театр 20-30-х годов, а именно -Мейерхольд, Терентьев, обэриуты. Сквозь творчество этих художников, думается, и стоит рассматривать увлечение Левитина масками, в частности масками дель арте. Однако вернемся к герою нашей статьи -Геннадию Храпункову.
За годы работы в „Эрмитаже“ ему посчастливилось сыграть в „Нищем, или Смерти Занда“ Олеши. в обэриутских спектаклях „Вечер в сумасшедшем доме“ и „Хармс! Чармс! Шардам! или Школа клоунов“, в булгаковской „Зойкиной квартире“, в „Скверном анекдоте“ Достоевского, в „Соломенной шляпке“ Лабиша. Очень разные роли, сыгранные Храпунковым в этих спектаклях, объединяет, пожалуй, лишь одно: стремление соответствовать заданному автором уровню - не только профессионально, но и чисто человечески, личностно. Этому, безусловно, невозможно научить, даже если у тебя были такие учителя, как Ф. Берман и М. Левитин. И тот, и другой, судя по всему, воспринимали - а Левитин продолжает воспринимать - Г. Храпункова, как ребенка-вундеркинда, которого не имеет смысла баловать. Зачем? Он и так уже избалован - природой. Такому актеру не обязательно давать большие роли - он с блеском сыграет любую роль, оправдает любые - даже самые невероятные - обстоятельства. До сегодняшнего времени эти обстоятельства ему предлагали энциклопедически образованные режиссеры и классики русской и зарубежной литературы. Так получилось - вероятно, потому, что так хотел сам артист Г. Храпунков. „Что читаете сейчас?“ - „Хочу перечитать „Войну и мир“. Я этот роман постоянно перечитываю - раз в два года - обязательно“. - „А что-то современное?“ - „Честно скажу - пробовал. „Хазарский словарь“ Павича, Улицкой какие-то вещи - не смог. Дочитал до середины - и бросил“. Таковы отношения Г. Храпункова с современностью - не только в сфере литературы, но и на театре. „Да, были роли в пьесах Радзинского, Володина, но что-то, вероятно, не задалось, во всяком случае, я себя в этих спектаклях не помню“. Не помнит - потому открытий не было. Актеру же, как и всякому ищущему человеку, эти открытия необходимы. В сентябре 2001 года театр „Эрмитаж“ приступил к репетициям спектакля по М. Жванецкому. Для Г. Храпункова это был первый опыт участия в серьезной постановке по произведениям современного автора. Репетиции для него, как и для всей труппы „Эрмитажа“, проходили мучительно, „документальный театр“ Жванецкого требовал особой степени искренности и самоотдачи. Другие актеры что-то предлагали режиссеру, у них что-то получалось - у Храпункова же довольно долгое время не получалось ничего. Он мучительно искал ту степень правды, которая свойственна ему одному. И нашел ее - не только благодаря режиссеру, но и во многом - самому себе. В результате созданный Г. Храпунковым образ стал одним из центральных в спектакле, чего, позволю себе предположить, не ожидал ни Левитин, ни сам автор - Жванецкий. См. примечание 12.
9) Работа над этим спектаклем так и не была завершена из-за вмешательства потусторонних сил.
10) Так Левитина воспринимали и воспринимают до сих пор некоторые критики. Они склонны объяснять чрезмерную страстность спектаклей Левитина отсутствием вкуса, хотя на самом деле все гораздо проще и бесхитростнее. Левитин любит чрезмерное, даже если оно выплескивается из берегов и становится пошлым. Такова стихия существования этого режиссера и этого театра. Так что - перефразируя Щепкина - или наслаждайся - или убирайся вон.
11) Владимир Борисович Оренов.
12) Советую всем побывать на „Уроках русского по М. Жванецкому“ - так называется последняя премьера театра „Эрмитаж“. Г. Храпунков исполняет в этом спектакле роль пожилого человека без определенного характера и судьбы, спасающегося от житейских неурядиц в „вихре“ (определение М. Левитина) одесской свадьбы.
Итак - Одесса. Лето, жара, крыша. Одесситы гуляют на свадьбе в сто семьдесят человек. Рая (Д. Белоусова) и ее муж (Г. Храпунков) - в числе приглашенных. В начале свадебного веселья они кажутся неразлучными, муж по любому поводу советуется со своей женой Раей… Зрителю начинает казаться, что этот мужчина - такой же подкаблучник, как и бедняга Хоботов из „Покровских ворот“. Однако это впечатление рассеется мгновение спустя (я имею в виду мгновение театрального времени). Муж Раи - грузный пожилой человек в элегантном костюме - скинет пиджак, хлебнет рюмку-другую - и вспомнит все то, о чем он старался забыть на этой сумасшедшей свадьбе, - об унижениях, которые он терпит от начальства, об умоляющих взглядах жены. Чтобы подчеркнуть отчаяние и беспомощность героя Г. Храпункова, Левитин строит одну из мизансцен с его участием вокруг чугунного основания от швейной машины „Зингер“. По колесу этой машины можно ударять ногой бесконечно - пока сил хватит. И Храпунков ударяет - отскакивая -под воздействием силы удара - почти в самую гущу свадебной толпы и упрямо возвращаясь назад - чтобы ударить снова. Странный, некрасивый танец. Слишком интимный, чтобы приглашать зрителей. Но - свадьба! Приглашено сто семьдесят человек. И все хотят знать, что случилось. От неестественности этой ситуации - и некоторая наигранность страстей. Семейную сцену Он и Она разыгрывают как актеры, одновременно плача и смеясь над персонажами, которых им суждено изображать. Рая плачет, потом кричит: „Иди ночевать куда хочешь, только возьми соду и цитрамон!“ Но муж - Г. Храпунков, кажется, уже не слышит ее. Он только что увидел начальника и спешит поднести ему рюмочку водки.
„Скверный анекдот“, - сказал бы по этому поводу Ф. М. Достоевский. Он грустил на свадьбе, которую описывал, грустил о человеке и его несовершенствах. У Левитина и Жванецкого свадьба иная. Смешная, со слезами и с хохотом - так, что со стула можно упасть. Населяют эту свадьбу не маленькие люди, которым не мешало бы подрасти, а великаны и карлики, не стесняющиеся собственного роста и говорящие на странном языке. Я бы назвала этот язык - „слишком человеческим“ (здесь я, по сути, повторяю мысль М. Левитина, высказанную им на одной из репетиций: „Для Жванецкого не важно, чем живет человек, высок он или - наоборот - низок. Жванецкий сострадает всем“). Чего стоит только одна реплика, точного произнесения которой режиссер и актриса (Д. Белоусова) добивались вплоть до самой премьеры! „Ты не мог выплюнуть?“ - это Рая о несвежей еде, которую ее муж съел на обеде у кого-то из вышестоящих. Он же все равно тебя не ценит!» Сколько в этих словах бытовой достоверности и одновременно - любви - любви к несовершенному человеку. Кто полюбит этого несовершенного человека, кроме тебя?
В финале спектакля, когда звуки свадьбы затихли, и наступила полная, жуткая тишина, Рая и ее муж обнимают друг друга. Вернее, Рая обнимает его, а он прячется в этих объятьях, как ребенок, и что-то говорит про духоту и садик, в который ему нужно… Не сад, а садик - какое беззащитное, детское слово! «Какой садик! В четвертом часу ночи!» Ответа на эти слова не последует - измученный человек уснул, так и не-дорассказав своей Рае, что он чувствует в эту минуту - в четвертом часу ночи, когда в комнате душно от присутствия двух человек, а в садике нет ни души и так свежо, как, наверное, и не бывает… И вот они уже застыли, как два скорбных изваяния. Он и она. «Тихо! - молят ее глаза! - Два часа ему осталось». И вздохнула - как вздрогнула: «Ой!» И еще раз - «ой!». И еще. Так поют колыбельную тяжелобольному, боясь потревожить, разбудить: «Как он завтра встанет?» Этот вопрос она задает залу - и опять тишина. Отвернулась. Молодой человек - Пушкин - или сам автор - М. Жванецкий? - обматывает белым свадебным пологом два неподвижных тела так, чтобы был виден круглый мужской живот. Одно из этих тел как бы продолжается в другом: да, эта женщина еще не родила своего мужчину, еще не воспитала его и потому счастлива-а если это состояние продлится не девять месяцев, а девяносто лет? Таков финал одесской свадьбы. Таков итог карнавала, на который принято приходить без маски-с открытым и - что обязательно! - смеющимся лицом.
Восемь лет назад, для одного из первых моих проектов в Эрмитаже фотограф Илья Егоркин за пару съемочных дней сделал по 10-20 фотографий почти каждого артиста труппы... Время шло, денег на печать набора открыток не нашлось, а фотографии остались...
Вот улыбается нам с них Геннадий Владимирович, и не только улыбается. Я проверила - чуть больше пяти минут снимал Илья Геннадия Владимировича, а какую тот успел выдать гамму настроений, какие тонкие оттенки!..
...
Как неожиданно... Невозможно поверить...