На борту
Как тяжело прыгать на сушу с моря. С неделю качается пол. Кренятся стулья. Сидишь и приводишь себя в легкое привычное раскачивание а-ля кататония у дебилов. Давление такое, что ходишь по стенке. А еще эта Москва, которая выбивает, выкручивает, вымучивает, куда летаешь заработать денег - и неделю болеешь по возвращении.
Мне нравится это легкое польское «по» - по лекциях, по обеде... Мне нравится легкое польское «за» - за мало, за дужо... То есть - слишком.
Как же мне выкрутиться, думаю я, как быть везде?
Дорогие билеты на самолеты. Леля советует: есть сайт бла-бла-кар, предлагаешь себя в попутчики за оплату бензина. Я: Лелечка, Корфу - это остров в море, туда никак не доедешь автомобилем.
Эту историю я начинаю рассказывать так: есть такой художник Саша Астрихинский, у него две яхты. Яхты ходят по Средиземному морю, Саша шкипер, а экипаж - художники, поэты и писатели; художники, киношники, танцоры... психологи... в мае были - боже мой - велосипедисты, круиз «Плыви-крути».
Через третьи руки Астрихинскому дали мой телефон. Я тогда уже жила в Варшаве. Круиз по Греции, на который он искал лекторов, назывался «Античность и Серебряный век: по следам аргонавтов». Я обомлела от изысканности его программы, а также от того, что преподавателя литературного мастерства разыскали в таком отдалении от своего отечества. Вторым лектором был Михаил Шапошников, заведующий Музеем Серебряного века, который, по иронии судьбы, расположен в каких-то ста метрах от моей московской квартиры на Грохолке.
Круиз начинался из Турции, из Бодрума - я доехала до Берлина на поезде и тяжело летела из Шенефельда с пересадкой в Стамбуле. Была возможность прилететь на следующий день уже в Грецию на остров Кос, но, когда Алекс (у Астрихинского два имени: Саша для своих и Алекс - для англоязычной команды) покупал билеты и что-то там не сходилось, я сидела в фундации «Фрог» на уроке английского и просто написала ему сообщение: да любые. Он взял до Турции. И, оказавшись в Бодруме - хоть и пробыв там всего сутки, - я не пожалела. Про Борум я написала колонку для «Большого». Сочиняла уже на следующий день, на Косе, в одиночестве на борту. Все ушли гулять в город, а я побоялась идти без паспорта и осталась на лодке.
Паспорт
Еще в Бодруме Астрихинский забрал у всех паспорта: проходить формальности пограничного контроля в портах помогают агенты, мальчики или девочки, которые забирают стопку документов и потом приносят со штампами. Однако в Бодруме мы, члены экипажа, должны были проследовать на КПП вместе с паспортной помощницей и, показавши фейс-контролю свои лица, быстро прошли простую и короткую процедуры чек-аута. Девочка передала паспорта Астрихинскому, он убрал их в свою синюю папку с документами, и мы покинули турецкие берега.
На Косе нужно было получить шенгенский штамп. Моя шенгенская виза заканчивалась через пять дней, а круиз был двухнедельный. Однако у меня стояла польская национальная виза D с большим запасом. «Пожалуйста, оформите мне въезд по D, - попросила я греческого агента. - Вот, посмотрите, я перефотографировала информацию, это конвенция, где говорится, что по своей визе я могу быть в шенгене три месяца».
- Вы можете мне это распечатать?
- К сожалению, нет.
- А прислать?
- Здесь нет интернета. Я могу пойти с вами к пограничникам и показать с экрана.
- Ладно, я спрошу полицию. Если вы будете нужны, я подойду. Я вернусь через пять минут.
Он забрал паспорта и укатил на сегвее.
Прошло три часа. Из марины доносилась музыка, манили таверны и сувенирные лавки - и выманили всех, кроме меня. Я боялась уходить с лодки без документов и танцевать нелегалом сиртаки - нарушение грозило бы отказом в европейском виде на жительство. Пару раз я видела, как наш агент проносится по набережной, но он и не думал останавливаться возле яхты. Стемнело, зажглись огни, музыка из кафе стала жарче. Кроме меня на «Валери» был только турецкий матрос Исмаил, но общих тем у нас не нашлось, поэтому я просто сидела на корме и писала.
Через некоторое время пришел Астрихинский.
- Саша, - спросила я, - а что с нашими паспортами? У тебя есть связь с этим агентом? Он обещал быть через пять минут и пропал.
- Женя, вы можете расслабиться? Вы можете довериться мне? - Астрихинский сказал это довольно резко, он даже перешел обратно на «вы». - Никуда он не пропал. Я работаю с этим агентом уже три года.
- Саша, вы не представляете, какая это эйфория - довериться, - сказала я зло. - Я так устала сама за все отвечать. Особенно в чужой стране. Особенно после этой зимы, когда чуть не началась война. Я уже больше не могу!! Я с удовольствием доверяю вам свою жизнь.
- На всю жизнь? - вдруг спросил Астрихинский.
- На две недели, - ответила я.
- Я часто беру на себя ответственность за чужие жизни. Тем более что цена человеческой жизни невысока.
- Вот этим и отличаются русские от поляков: ценой человеческой жизни. В России она ничтожна - «нас много», - а в Польше высока.
Так и поговорили, два обрусевших поляка.
На следующий день в десять утра агент привез проштампованные нужным числом паспорта, мы с Алексом перешли обратно на «ты», и я избавилась от ответственности за свою жизнь - хотя бы на время.
Колонка для журнала «Большой», написанная в ожидании паспорта
Инь-ян из пекмеза
Средиземноморская яхта «Валери», ходящая с русским экипажем под американским флагом - налоги! А в штате Делавэр, порт Уилмингтон, их нет, - стоит в лимане города Бодрум. После обеда она снимется с якоря и уйдет в Грецию, и пройдет часть пути аргонавтов, с востока на запад, от Южных Спорад к островам Ионического моря. А сейчас турецкое утро, бодрумские часы, и курортный город лежит вокруг, в чаше гор, увенчанный крепостью, вывернутый подковой вокруг марины. Яхта ждет последних пассажиров, которые еще только летят из Москвы с пересадкой в Стамбуле, на вечно опаздывающих пегасских авиалиниях, ждет пассажиров и завтракает за большим столом на корме. Голубая скатерть, чашки с узкими донцами - чтобы ставить в буфет со специальными лузами, - и всегда все возвращайте туда, где брали, забудете - и разобьется! - горка черных маслин, по-турецки морщинистых, веера сыров, два термоса, с заваркой и чаем, розетки с джемом и соусами, грибной омлет и зеленые лужайки салатов.
- Это наш первый общий завтрак, - говорит капитан гостям. - Попробуйте виноградную сгущенку, кто не пробовал. Пекмез. Вот этот, темный. Его хорошо смешивать с тахиной, - говорит он и показывает на другую розетку, со светлым тягучим соусом. Смотрите - черное и белое. Как инь и ян.
Он берет два соуса и изливает их на тарелку китайским символом.
И добавляет:
- Я бы рисовал этот знак так: то за это.
Я слушаю слова капитана, и меня озаряет, что он говорит о мировоззрении нашего века, которое неплохо уже изучили психологи - и добавили к классическим трем типам человеческих отношений («ребенок - взрослый», «взрослый - ребенок» и «взрослый - взрослый») четвертый, новый: «ты мне - я тебе».
- Я хочу просветлиться, - говорю я капитану. - Вчера вы спрашивали, какая у меня сверхидея и не хочу ли я стать Львом Толстым, и я сказала, что нет, не хочу, а вы сказали, что вы хотите обойти вокруг света, и это она, сверхидея, а я всего лишь хочу просветлиться.
- Женя, вы будете как Андрей Белый, он был светлым, блондином и все время куда-то летел, к солнцу и золотому руну, он был блондином, а потом его волосы улетели, и он сделался лысым, но он все равно нравился женщинам, потому что у него были очень синие глаза, пронзительно синие, как Средиземное море.
Город Бодрум держал в ладошке подкову лимана, с его пальмами, перелесками мачт, белыми телами яхт и катеров. За ним высились бурые холмы, а впереди простиралось бескрайнее море, по которому плыл Язон за руном, а за ним вслед на ракете летел Андрей Белый, и его светлые волосы плескались на солнце, как пламя.
