Единственный в своем роде. Сурен Кочарян
Великое советское наследие.
23 июня 1941 года, на следующий день после начала Великой Отечественной войны, пленумом ЦК профсоюза работников искусств было принято Обращение ко всем творческим работникам, в котором среди прочего говорилось о необходимости создания фронтовых концертных бригад. Одним из первых, кто откликнулся на призыв, был Сурен Акимович Кочарян, справедливо снискавший к тому времени славу блестящего чтеца.
...КОЧАРЯН РАССКАЗЫВАЛ О ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОМ ПОЭТЕ ФИЛОКСЕНЕ, что, когда тот услышал, как какой-то артист плохо читает его стихи, ворвался к нему в дом, перебил всю посуду и, топча ее ногами, стал приговаривать: "Я разбиваю то, что принадлежит тебе, подобно тому, как ты портишь то, что принадлежит мне". Cам же Кочарян с непростой ролью посредника между автором и слушателем справлялся настолько безупречно, что выдающийся советский переводчик Николай Любимов, в переводе которого в конце шестидесятых годов была издана повесть Наири Зарьяна "Давид Сасунский" (прозаическое переложение всех четырех ветвей эпоса) писал: "...Я перевожу благородный, чудесный эпос армянского народа, полюбившийся мне с давних пор благодаря совершенному исполнению Сурена Кочаряна, перевожу с таким же страстным увлечением, с каким я переводил "Дон-Кихота" и "Гаргантюа" Рабле".
Владея всеми языками переводимых произведений (Любимов переводил западноевропейскую прозу), переводчик работал непосредственно над оригиналами. И единственным текстом, который он перевел по подстрочнику (выполненному самим автором), был "Давид Сасунский" Наири Зарьяна. "Чтение Кочаряна, - признавался Любимов, - хотя и не вдруг, захватило меня. Ни торжественной скуки, ни вкуса рахат-лукума... Величавость армянского эпоса скромна и строга. Сражения и поединки многоцветны и многозвучны. А главное, как хороши его герои (особенно, конечно, Давид)! Как проста и непосредственна их воинская доблесть, их сердечное влечение, их дружеская верность! С того вечера меня в разные годы притягивал к себе "Давид Сасунский" в оркестровке Сурена Кочаряна".
Очевидно, словом "оркестровка" Любимов определял не только исполнительское мастерство Кочаряна. Переводчик не мог не знать, что автором масштабной литературной композиции, составленной по сводному тексту эпоса, был сам артист и "Давид Сасунский" был не единственной его удачей в этом жанре. А то, что литературная композиция артиста-чтеца - это самостоятельный жанр литературы, а не механический монтаж, не сокращения и купюры, Кочарян подчеркивал всегда. И на практике демонстрировал, что этот вид творчества по плечу только безмерно талантливому человеку.
СВОИ КОМПОЗИЦИИ АРТИСТ ИЗДАЛ ОТДЕЛЬНОЙ КНИГОЙ, красноречиво озаглавив ее "В поисках живого слова". Во вступительной статье ко второму, сокращенному изданию поэт и переводчик Лев Озеров (он, кстати, переводил и армянскую поэзию) писал: "Это предисловие я начал было так: "Сурен Акимович Кочарян принадлежит к числу..." Написал, остановился, зачеркнул. Почему "к числу"? Не годится. Он единственный в своем роде. Мы произносим имя и фамилию Сурен Кочарян - и перед нами художественная индивидуальность, личность. Свой репертуар, своя манера чтения, свои приемы, свой стиль во всем - от выхода на эстраду до фразировки. Внятен и скульптурно четок облик этого художника".
Однако Кочарян уникален не только как художник со "внятным и скульптурно четким обликом". Каждая из включенных в книгу литературных композиций выдает в нем талантливого филолога, наделенного редким даром, не травмируя чужой текст, адаптировать его для сценического исполнения: не зря Иосиф Орбели, подчеркнув, что Сурен Кочарян при составлении композиций становится соавтором их литературных основ, назвал чтеца "вторичным" автором.
Впечатляют все тексты: и "Витязь в тигровой шкуре", и "Крейцерова соната", и "Шахразада", сделанная по "Тысяче и одной ночи", и "Одиссея". Но, пожалуй, самое потрясающее впечатление производит композиция "За Родину!"
По свидетельству друга Кочаряна и автора составленной по дневниковым записям артиста книги "Сурен Кочарян" Юрия Алянского, весной 1941 года Кочарян по просьбе руководителя Ленинградского театра комедии Николая Павловича Акимова выехал в Ленинград. Приглашен он был как исполнитель главной роли готовившейся к постановке трагедии Корнеля "Сид" и как сорежиссер, которому следовало поработать с исполнителями других ролей, вернее, с тем, как они владеют словом: у Кочаряна был непререкаемый авторитет в области звучащего слова. Он настолько владел культурой русской речи, так блестяще знал орфоэпические нормы русского языка, что в артистических кругах Москвы и Ленинграда его речь считалась эталонной. В спорных ситуациях, когда возникали сомнения, как нужно произнести то или иное слово, к Кочаряну обращались как к арбитру.
Начавшаяся работа над спектаклем и репетиции были прерваны 22 июня, и Кочарян, сразу же вернувшийся в Москву, принялся за создание соответствующей программы, с которой он мог бы выступать в составе фронтовых бригад. Тогда еще не были написаны ставшие в дальнейшем культовыми стихи на военную тему, и литературного материала, по которому можно было бы составить новую композицию, практически не было. Делать же патриотическую композицию из слабой поэзии артист не хотел. И тогда он решил реализовать свой давний замысел.
Еще до войны в процессе работы над другими композициями (в том числе и эпосом "Давид Сасунский") у Кочаряна возникла идея создать Шекспириану, в которой он намеревался использовать целиком или в отрывках 39 драматических произведений Шекспира, 5 поэм, 154 сонета. "Человеческие страсти" - так должна была называться новая композиция, и в ней артист собирался выстроить психологический портрет человека во всех его проявлениях.
НАЧАЛО ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ И НЕОБХОДИМОСТЬ, СКОРЕЕ, ПОТРЕБНОСТЬ отозваться на всеобщую боль заставили Кочаряна вернуться к своему давнему замыслу. Вот только материал шекспировской композиции ему пришлось сузить и, ограничив его только патриотической темой, сделать созвучным историческому моменту. Сложно подсчитать, из какого количества трагедий выбирал Кочарян нужные ему отрывки, но этот текст поражает как тем, насколько досконально автор знал творчество Шекспира, так и тем, с каким ювелирным мастерством он, компонуя фрагменты из разных произведений, соткал целостное эпическое полотно. Чтобы можно было составить впечатление о проделанной Кочаряном работе, приведу небольшой фрагмент этой поэмы с указанием источников.
Кто вождь врагов? Сограждане мои,
Их вождь - тиран, мучитель и убийца;
Он кровью добыл царственную власть,
Путем кровавым до венца дошел
И растерзал сообщников злодейства! ("Ричард III")
Мы видим - он тиран, а страх тиранов
Умериться не может, а растет
Быстрей, чем их года. ("Перикл")
Как жалок он в беспомощной тревоге!
Как он бежит, зигзагами кружа! ("Венера и Адонис")
Он, как на мачте пьяный мореход,
Качается и с каждым колыханьем
Готов свалиться в бездну океана. ("Ричард III")
Своей стране не зная, как помочь, ("Перикл")
Чтоб скрыть позор - к насилью прибегает.
Страну он нашу наводнил враждебным войском
И так над ней грозою он несется. ("Перикл")
На родину богатую взгляни -
Страну твою! Селенья, города
Жестокий враг в ней предал разрушенью.
На родины недуг ты погляди,
На тяжкие, чудовищные раны,
Что лютый враг нанес ее груди. ("Генрих IV")
О наглый враг!!! Ты горько час оплачешь этот! ("Король Джон")
В боях ты мал - ты в подлости велик! ("Король Джон")
Вот наш ответ: пусть кровь идет за кровь,
Насилье - за насилье!!!
А потому начальство по местам!
Знамена разверните!
Наше дело правое!!! ("Генрих IV")
Шекспириану артист предварил словами: "Свою композицию я посвящаю тем из моих коллег, "род оружия" которых - искусство и которые этим оружием сражаются в действующей армии против врага".
ЭТИМ "ОРУЖИЕМ" КОЧАРЯН СРАЖАЛСЯ И САМ, И НАРЯДУ С ДРУГИМИ своими композициями с патриотической поэмой "За Родину!" выступал в составе фронтовых бригад, неизменно читая ее перед солдатами, шедшими в бой. Читал он ее и весной 1945 года под Берлином, стоя в кузове военного грузовика перед солдатами, несшими знамя Победы. А после Дня Победы в составе бригад советских артистов, переезжавших из одного немецкого городка в другой, Сурен Кочарян читал поэму для воинов-победителей.
Шекспировскую композицию артист включал и в свои послевоенные спектакли. И, как свидетельствует Юрий Алянский, любители театра приходили на эти спектакли с записными книжками, куда заносили особенно поразившие их места текста. Нередко целые монологи воспринимались зрителями как самостоятельные художественные произведения. "Когда со сцены, - пишет Алянский, - раздавался призыв "Друзья, вперед! Еще одна попытка!" или звучала великолепная сентенция "Прекрасен меч, когда он обнажен за справедливость!", по наполнявшей театр толпе пробегал трепет. Об этой поэме писали: "Сурен Кочарян сделал Шекспира современником Второй мировой войны", "Кочарян сумел показать, как близок нам Шекспир".
Не знаю, сохранилась ли где-нибудь фонограмма кочаряновского исполнения этого потрясающего текста (в фонотеке Общественного радио Армении ее нет). Возможно, она сохранилась в фонде бывшего Всесоюзного, а ныне Общественного российского радио. Но вряд ли там кто-либо озаботится ее судьбой, если армяне не проявят инициативу. А сделать это, думается, необходимо. Хотя бы ради того, чтобы напомнить, что вклад армян в Великую Победу измеряется как воинскими подвигами, так и творческими.
P.S. Понятно, что заменить Кочаряна невозможно, но если фонограмму с его исполнением найти проблематично, наверное, можно было бы подыскать артиста, способного озвучить Шекспириану со сцены (разумеется, не забывая рассказа Кочаряна о Филоксене). Тем более что текст ее и сегодня не утратил своей злободневности.
Карине Саакянц.
А вот ещё интересный эпизод из жизни Владимира Высоцкого.
"Армянское окружение сопровождало Высоцкого не только в детстве и не только в семье. Отроческие годы будущего поэта неразрывно связаны с именем легендарного Левона Кочаряна, сына знаменитого актера и рассказчика, народного артиста СССР и Армянской ССР Сурена Акимовича Кочаряна. Влияние Левона на Володю было неоспоримым. Для того чтобы представить масштабы влияния «легендарного Левы» на молодого Высоцкого стоит отметить, что именно дома у Кочаряна будущий большой поэт познакомится с такими незаурядными личностями, как Василий Шукшин и Андрей Тарковский, Эдмонд Кеосаян и Артур Макаров, Григорий Поженян и тот же Юлиан Семенов. «Влияние Левы на Володю, да и не только на него, на всех нас и еще на многих и многих было огромно, его нельзя переоценить», - вспоминал Артур Макаров.
Именно на кочаряновском «Днепре-10» и были сделаны первые записи молодого Высоцкого. Володе тогда было семнадцать лет, и именно кочаряновская квартира это и есть знаменитый дом на Большом Каретном. Левон Кочарян был организатором и душой знаменитой «компании на Большом Каретном», которая так много значила в жизни Владимира Высоцкого (Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. Где твой черный пистолет? На Большом Каретном. А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном…)".