(no subject)
В последнее время наши посиделки оставляют после себя в моей душе какой-то горький осадок.
Когда мы просто обсуждаем походы, поем (орем) песни или спорим о софизмах, все хорошо. И вечером хорошо, и наутро хорошо.
Когда же начинаешь кому-то рассказывать что-то очень личное, выворачивать свою изнанку, то потом, обычно, остается парочка недодуманных мыслей, которые терзают, или просто стыдно: - за свою душевную наготу, - за то, что, возможно, говорил ненужные и неинтересные вещи, - за то, что говорил не так и тебя недопоняли.
А не говорить не получается, потому что хочется, потому что иногда надо. Потому что для меня команда это не просто набор интересных людей, как было вначале. А это набор интересных людей, среди которых есть наиболее интересные для меня люди. Которых я знаю чуть лучше (или, наоборот, вообще не знаю).
В общем, непонятно почему так происходит.
Что же, теперь надо ограничиваться лишь великосветскими беседами, что ли?
Когда мы просто обсуждаем походы, поем (орем) песни или спорим о софизмах, все хорошо. И вечером хорошо, и наутро хорошо.
Когда же начинаешь кому-то рассказывать что-то очень личное, выворачивать свою изнанку, то потом, обычно, остается парочка недодуманных мыслей, которые терзают, или просто стыдно: - за свою душевную наготу, - за то, что, возможно, говорил ненужные и неинтересные вещи, - за то, что говорил не так и тебя недопоняли.
А не говорить не получается, потому что хочется, потому что иногда надо. Потому что для меня команда это не просто набор интересных людей, как было вначале. А это набор интересных людей, среди которых есть наиболее интересные для меня люди. Которых я знаю чуть лучше (или, наоборот, вообще не знаю).
В общем, непонятно почему так происходит.
Что же, теперь надо ограничиваться лишь великосветскими беседами, что ли?