Господин Камерун. На Восток!
Африка никогда не меняется. Музыка, дым коптилен, мотоциклы и черные силуэты пальм, покачивающиеся за колониальными пятиэтажками. Я сижу в старом пластиковом стуле, курю, потягиваю пиво и беседую с Франко и с участницей нашей группы. На Лимбе спустилась тьма, бары недавно открылись и терассы наполняются народом. Бар напротив, где позавчера я встречал Рождество, забит. Там играет молодежная музыка. Здесь, на терассе поменьше, через дорогу, собрались люди постарше и играют более старые пластинки. «Хочешь, я договорюсь и нам освободят место напротив?» «Нет, мне и здесь хорошо». Я позволяю себе максимум разнообразия на городе с двумя главными улицами...
«Скоро Лимбе будет очень крутым местом». И сейчас тут неплохо, о чем свидетельствует дворцы нефтяных магнатов в области, обилие белых на пляжах... «Но скоро тут будет все очень круто» - повторяет мой друг. «Здесь строят порт для всей центральной Африки - Камерун, Габон, Чад, ЦАР, Гвинея. Порт в Дуале маломощен. А еще китайцы строят нам стадион, на котором однажды будет проходить кубок Африки». Камерунцы бредят футболом, и действительно играют на высоком уровне. «Нашим футболистам негде тренироваться. И чемпионаты все время проводят на стадионах ЮАР. А должны бы проводить здесь, в Камеруне».
Проезжает джип с солдатами. «Здесь несколько военных частей. Есть африканские и американские войска. Некоторые подразделения патрулируют Лимбе». Я смотрю на вставших из-за стола и орущих людей из бара напротив. «Дерутся часто?» «Да, люди напиваются и дерутся. Их надо останавливать, разнимать». «Есть ли какая-нибудь серьезная опозиция вашему бессменному президенту?» Франко энергично кивает. «Да. Опозиционные настроения очень сильны. Здесь часто проходят демонстрации, народ недоволен». По его реакции, я понимаю, на какой стороне баррикад сам Франко.
Напротив нас танцует старик. Высоко над головой он держит бутылку пива в одной руке, а дымящуюся сигарету в другой. Его хмелое худое тело послушно извивается под старые африканские мотивы. Глаза закрыты, морщинистое лицо опущено, он почти погружен в транс и ни секунды не стоит на месте. Его ноги не отрываются от земли, а плавно скользят по ней, находясь в постоянном текучем движении. Я замечаю, что сам давно отбиваю ногой в такт музыке. Франко улыбается. «Он танцует, потому что эта старая пластинка напомнила ему его молодые годы. Он танцует, и полон сил, так как сейчас он видит себя молодым, видит себя в те далекие времена». Старик плывет в проходах между столами, роняя пепел с сигареты и сосредоточенно выписывая сложные движения. Постепенно он становится частью обстановки и я перестаю обращать на него внимание.
В какой-то момент к нам подползает в доску пьяный товарищ, который набрасывается на Франко с объятьями и рукопожатиями с характерными щелчками. После этого он щелкается со мной и несет, что Франко его брат, его жизнь: «если его нет, меня нет! Убейте его и где я? Меня нет! Вот я, вот он - мы одно! Отрежьте ему руку, и у меня нет руки!» Я смеюсь: «Не беспокойся, мы не собираемся его убивать или даже калечить. Мы пока просто общаемся». «Я - это он! Он - это я!» - вопит наш новый друг. Подбегает женщина и орет на него: «Перестань доставать людей своими бреднями! Оставь белых в покое! Тебя им только не хватало!» Она бьет его ладонью по плечу и он сжимается со смехом. После этого она поворачивается к нам и протягивает руку, подпирая ее второй рукой - знак особого почтения - и нежным, уважительнейшим тоном приветствует нас в Лимбе и в Камеруне. «Это его жена?» - спрашиваю я Франко. «Не знаю...» он пристально и с интересом смотрит на пару. «Иди домой, олух! Хватит бездельничать!» кричит женщина нашему нетрезвому другу. «Да, похоже, что это его жена» кивает Франко с улыбкой.
На следующий день мы делаем запланированное дело - отовариваем меня камерунской музыкой. Вместе с Франко и нашим шофером мы едем в запрятанные, только местному известные места, где он произносит названия понравившихся мне композиций, звучавших в рождество. В бетонном сарайчике пацан записывает мне несколько подборок на диски. Я взял пару традиционных пластинок и несколько современных. Один диск мне подарил Франко из своей собственной коллекции. Но вот африканского регги тут нет, только известные на весь мир Lucky Dube или Gregory Isaak, которые в общем-то уже не принадлежат Африке. Мы едем в другое место, на границе города. Внизу на улице стоит обуглившийся каркас здания. Мы поднимаемся на пригорок по сложенным из камней ступенькам вдоль свалки. В тесном домишке нас встречает пожилой человек и приглашает в свою гостиную. Там стоит старый компьютер, в углу телевизор разражается проповедями из Нигерии, показывает чудесные исцеления, изгнания бесов, осуществляемые толстыми черными падре в дорогих костюмах, несущих слово божье в радиомикрофоны.
«Он раньше торговал на улице. Но его магазин сожгли» «Кто?» «Власти. Почему - мы не знаем. Поговаривают, что им нужно это место. Но до сих пор его никто не занял, а этот человек вынужден был переместить торговлю в свой дом». Старик перебирает свои диски. «У меня есть пара хороших альбомов регги, которое вряд ли известно в Европе». Он записывает мне альбомы. Пока диски записываются, мои товарищи наблюдают за нигерийскими проповедями и посмеиваются. Похоже, они тоже не склонны воспринимать их всерьез.
У нас остается еще немного времени до отъезда, и я распоряжаюсь шоферу отвезти Франко домой. Он выходит и идет к своему зданию. «Я познакомлю тебя со своей семьей». Он живет в простом деревянном доме, где он с женой снимает две комнаты. Его красавица жена в белых одеяниях выходит мне навстречу, удивленно смотрит своими огромными глазами, но когда Франко представляет меня, почтительно склоняется и протягивает руку, подпирая ее второй рукой. «У нас просто недавно родился ребенок» - говорит Франко и у меня мелькает мысль, что он стремится объяснить этой фразой обширный бюст своей супруги и глубокий вырез, который заставляет меня отвернуть от женщины взгляд, чтобы не смущать моего друга. «Тебе нужна моя фотография?» спрашивает он будничным тоном. Обмен фотографиями - обычная практика здесь. «Конечно, давай фото где вы вместе». Он вытаскивает фотографию из семейного альбома. Мы выходим во двор, где мы прощаемся, и я сажусь в джип, чтобы днем быть в Дуале.
В Дуале мы объединяемся со новой партией людей и утром на трех джипах выдвигаемся на юго-восток страны. В Яунде мы отовариваемся в алкогольной лавке, откуда выносим 2 ящика бутылок - впереди Новый Год и следует встретить его достойно. Толстые торговки пораженно провожают взорами нескольких белых, оставивших им без малого 200 евро. Постепенно асфальт заканчивается, пейзажи сменяются, и мы находим свой ночлег в городке Абонг-Абанг. Темный отель, освещаемый несколькими свечками, тусклая кухня, полная флегматичная хозяйка неспешно готовит ужин. К нам подкрадывается настоящая Африка - дремучая, густая, непредсказуемая. На столе бутылка виски и несколько ошалевший народ чокается пыльными стаканами, заглушая на мгновение стрекот цикад. Еле найдя место для ночлега, я забываюсь на несколько часов в плену дивана в прихожей кондоминиума.
Утро, дымное, чуть туманное утро на окраине городка, почти деревенские пейзажи, мы бредем вдоль основной улице, кивая и помахивая местным. Несколько человек греются у костерка из сухих пальмовых листьев. «В России еще холоднее чем здесь по утрам?» «В России сейчас вы бы грелись в домике из снега». На старой фанере потрескавшейся краской намалевано два лица - одно в профиль, другое анфас. Подпись: «Парикмахерская». Женщины чистят лук, покрикивая на детей, играющих вокруг - своих, чужих, не важно. Мы проводим это утро в знакомстве с местным населением, ожидая пока машины подготовят к длинному переезду.
В дороге в нашей машине происходит задымление, и мы приостанавливаемся на короткий ремонт. Я выхожу из машины прогулятся по деревушке, рядом с которой мы остановились. На солнечной полянке перед домами на полиэтиленовых покрывалах сушатся какие-то бобы. «Что это?», вопрошаю я у толпы местных жителей, скопившихся вокруг меня. «Это какао! Мы собираем какао в лесу и сушим его здесь». «Может тогда продадите мне шоколада?» «Нее, шоколад делают в Яунде, у нас покупают сухой какао, а мы сами шоколад не делаем». Я прошу показать мне как растет какао, когда-то я видел дерево в Индии, но здесь оно могло выглядеть по-другому да и вообще хотелось проветриться и немного побродить. Пара человек с готовностью ведут меня в чащу неподалеку, где показывают невысокое деревце с парой незрелых плодов. Деревья совсем близко от домов и я с завистью представляю их нехитрую работу - нарубить с утра пораньше плодов и валятся в теньке, лениво поколачивая в барабан, ожидая, пока бобы высохнут, и кто-нибудь приедет и купит их.
Дороги приобрели характерный для экваториальных грунтовок красный цвет, и мы все, наши вещи, салоны машин и мой барабан - покрыты пленкой красной пыли. Все деревья вдоль обочины выкрашены красной пылью, а на закате все цвета кроме красного просто перестают существовать. Потом спускается ночь, и во тьме в какой-то момент мы приезжаем к перевернутой фуре, лежащей поперек дороги и занимающую весь проезд. Множество людей носятся вокруг места проишествия, скопилась очередь на объезд и в воздухе пахнет недобро. Я, соскучившийся по африканским дорожным приключениям вылезаю из джипа посмотреть на людей и себя показать. Наши водители и гид поднимают крик, что это, дескать, очень опасно. Не раз я встречался с такими объездами падших рыцарей дорог - огромные грузовики лежат, оголив свое ржавое брюхо, а полсотни людей копошатся у кузова и никто не знает, сколько транспортируемого добра уже разошлось по окрестным хижинам и сараям.
«Они просили с нас сто тысяч» - объясняли мне потом водители. «Кто?» «Люди которые построили объезд. Жители деревни». «Интересно. Они со всех просят такие деньги?» «Нет, но ты вышел и они увидели, что в машине сидят белые. Тогда они решили, что у вас много денег. Они спрашивают много денег с любой машины, которая кажется им богаче других». Ну что ж. Это очень похоже на африканцев. Деревня. День как день, все сидят в тени деревьев и курят бамбук. Вдруг переворачивается фура, загораживая собой почти всю дорогу. Известно, что на этом можно подзаработать. Они перекидывают через канаву на обочине три доски и ждут машин, а когда они подъезжают, шумно галдят, машут руками, выскакивая на дорогу, и всем своим видом изображают, что случилась чудовищная катастрофа. Работа проделана большая, к тому же богатенькие белые денег вообще не считают. Сто тысяч это около 170 евро, но легенды о сокровищах белых заставляют надеяться, что работа по перекидыванию трех досок стоит именно столько. Мы проезжаем дальше и наши водители долго еще с упоением рассказывают, каких трудов им стоило сторговаться и заплатить меньше - восхищение своим трудом, которое в точности отзеркаливает поведение их деревенских соотечественников. Интересно, что я с друзьями, проезжая в таких местах, не платил ни разу. Даже не ведал, что от меня этого ждут.
Утро-день, украшенный диким кабаном на обед - вечер. Красную дорогу обнимают со всех сторон зеленые джунгли, время от времени показываются деревеньки - несколько домов и все чаще среди них встречаются шалаши пигмеев. Часто видны недостроенные дома: стены - сетки из прутьев и веток, которые впоследствии будут обмазаны красной глиной, обсыхающей на солнце. Глина заполняет пространство между прутьями и при высыхании дом смотрится так, словно он сложен из кирпичей. Шалаши пигмеев представляют собой полусферы различных размеров, сложенные из широких пальмовых листьев, преимущественно серого цвета, так как листья уже высохли и потеряли свой насыщенный зеленый цвет. Царит расслабленная атмосфера ясного вечера, хочется выйти из машины, пройтись босиком по красной пыли и залечь на огромные пальмовые листья, наблюдать как между лиан и махагони алеет заходящее солнце, не думать о числах и часах, о прошлом и о будущем, о правах и целях - просто быть.
Мы останавливаемся в деревеньке из-за пробитого колеса. Местные мастера демонстрируют нам весьма оригинальный способ разбортовки: лежащее на земле колесо ударяется сверху торцом крупного бревна в место, где шина заходит под диск. Понаблюдав минут пять за этим веселым, но достаточно бесполезным процессом, я снял с кузова одного из пикапов запасное колесо и предложил установить его, так как времени до заката было уже мало. Один из водителей был пожилым человеком с плохим зрением и с трудом водил в темноте.
Мы прибыли в отель под названием «Слон», темные коридоры которого придавали ему сходство с необитаемым замком. Наше застолье в сумрачной зале с пыльными стаканами, наполненными крепким, превращалось в некую торжественную трапезу. Утром нам приходится ждать, когда водители разберутся с очередной неисправностью в машине и мы с друзьями идем осматривать городок Йокодума, на окраине которого находился наш «Слон».
Пыльный, печальный городок, скорее большая деревня, Йокодума - последний оплот цивилизации перед бескрайними дикими джунглями бассейна реки Конго, куда мы направлялись. Здесь еще ловил телефон, здесь еще были лавки, можно было купить хлеб, сигареты, сардины и даже мороженое. Но в воздухе витали запахи первобытности, на небольшом рынке продавали мясо слона, а люди посматривали сквозь туманную поволоку, еще не вполне выйдя из африканского «вчера» - когда их предки сидели в шалашах и охотились на крокодилов и обезьян. Широкие пустые дороги, которые никак нельзя назвать улицами, редкая застройка, преимущественно деревянная или глиняная и всегда одноэтажная, зной. Время замедлено.
Мы едем дальше. По дороге делаем небольшую остановку, чтобы переговорить с контрабандистами - продавцами дичи, так называемого «бушмита». Эти ребята стоят вдоль дорог и продают в машины мясо лесных животных. Весь ассортимент представлен на палках, надежно воткнутых в землю на обочине. Обезьяны, хвост которых сцеплен с головой, висят на сучке как крикливая модная сумка в московском бутике. За хвост вниз головой подвешена дикая кошка - чуть больше нашей домашней разновидности, а в остальном такая же. Тут же висит заднее копыто антилопы, рыжее в белых пятнышках, совсем как из мультфильма «Бэмби». В общем, все смотрится достаточно аппетитно. У торговцев останавливается дорогой белый мерседес, из которого выходит солидный товарищ в костюме и после непродолжительной торговли забирает рыжее копыто антилопы, которое он складирует в багажник и закрывает за ним бесшумную белую крышку.
Если «бушмит» обнаружит полиция или защитники дикой природы - которые здесь выглядят и вооружаются как солдаты - человеку грозит тюрьма и огромный штраф. Но конечно эта, как и многие другие проблемы, в этой коррумпированной стране решаются деньгами, и притом, думаю, не особо большими.
Мы прибываем в местечко Мамфеле под вечер 31 января. Здесь начинается национальный парк Лобеке. Новый год - под барабан и виски - мы встречаем дважды - камерунский приходит на два часа позже российского, однако именно в камерунские ноль часов нас посещает Дед Мороз, в красном колпаке, с белой бородой и мешком подарков, подарков для каждого. Кричат ночные птицы, на крышу терассы время от времени падают плоды экваториальных деревьев, а наш Дедушка, сдвинув колпак, оттирает пот с бритой головы и требует налить ему стаканчик покрепче. Начался 2010 год.
«Скоро Лимбе будет очень крутым местом». И сейчас тут неплохо, о чем свидетельствует дворцы нефтяных магнатов в области, обилие белых на пляжах... «Но скоро тут будет все очень круто» - повторяет мой друг. «Здесь строят порт для всей центральной Африки - Камерун, Габон, Чад, ЦАР, Гвинея. Порт в Дуале маломощен. А еще китайцы строят нам стадион, на котором однажды будет проходить кубок Африки». Камерунцы бредят футболом, и действительно играют на высоком уровне. «Нашим футболистам негде тренироваться. И чемпионаты все время проводят на стадионах ЮАР. А должны бы проводить здесь, в Камеруне».
Проезжает джип с солдатами. «Здесь несколько военных частей. Есть африканские и американские войска. Некоторые подразделения патрулируют Лимбе». Я смотрю на вставших из-за стола и орущих людей из бара напротив. «Дерутся часто?» «Да, люди напиваются и дерутся. Их надо останавливать, разнимать». «Есть ли какая-нибудь серьезная опозиция вашему бессменному президенту?» Франко энергично кивает. «Да. Опозиционные настроения очень сильны. Здесь часто проходят демонстрации, народ недоволен». По его реакции, я понимаю, на какой стороне баррикад сам Франко.
Напротив нас танцует старик. Высоко над головой он держит бутылку пива в одной руке, а дымящуюся сигарету в другой. Его хмелое худое тело послушно извивается под старые африканские мотивы. Глаза закрыты, морщинистое лицо опущено, он почти погружен в транс и ни секунды не стоит на месте. Его ноги не отрываются от земли, а плавно скользят по ней, находясь в постоянном текучем движении. Я замечаю, что сам давно отбиваю ногой в такт музыке. Франко улыбается. «Он танцует, потому что эта старая пластинка напомнила ему его молодые годы. Он танцует, и полон сил, так как сейчас он видит себя молодым, видит себя в те далекие времена». Старик плывет в проходах между столами, роняя пепел с сигареты и сосредоточенно выписывая сложные движения. Постепенно он становится частью обстановки и я перестаю обращать на него внимание.
В какой-то момент к нам подползает в доску пьяный товарищ, который набрасывается на Франко с объятьями и рукопожатиями с характерными щелчками. После этого он щелкается со мной и несет, что Франко его брат, его жизнь: «если его нет, меня нет! Убейте его и где я? Меня нет! Вот я, вот он - мы одно! Отрежьте ему руку, и у меня нет руки!» Я смеюсь: «Не беспокойся, мы не собираемся его убивать или даже калечить. Мы пока просто общаемся». «Я - это он! Он - это я!» - вопит наш новый друг. Подбегает женщина и орет на него: «Перестань доставать людей своими бреднями! Оставь белых в покое! Тебя им только не хватало!» Она бьет его ладонью по плечу и он сжимается со смехом. После этого она поворачивается к нам и протягивает руку, подпирая ее второй рукой - знак особого почтения - и нежным, уважительнейшим тоном приветствует нас в Лимбе и в Камеруне. «Это его жена?» - спрашиваю я Франко. «Не знаю...» он пристально и с интересом смотрит на пару. «Иди домой, олух! Хватит бездельничать!» кричит женщина нашему нетрезвому другу. «Да, похоже, что это его жена» кивает Франко с улыбкой.
На следующий день мы делаем запланированное дело - отовариваем меня камерунской музыкой. Вместе с Франко и нашим шофером мы едем в запрятанные, только местному известные места, где он произносит названия понравившихся мне композиций, звучавших в рождество. В бетонном сарайчике пацан записывает мне несколько подборок на диски. Я взял пару традиционных пластинок и несколько современных. Один диск мне подарил Франко из своей собственной коллекции. Но вот африканского регги тут нет, только известные на весь мир Lucky Dube или Gregory Isaak, которые в общем-то уже не принадлежат Африке. Мы едем в другое место, на границе города. Внизу на улице стоит обуглившийся каркас здания. Мы поднимаемся на пригорок по сложенным из камней ступенькам вдоль свалки. В тесном домишке нас встречает пожилой человек и приглашает в свою гостиную. Там стоит старый компьютер, в углу телевизор разражается проповедями из Нигерии, показывает чудесные исцеления, изгнания бесов, осуществляемые толстыми черными падре в дорогих костюмах, несущих слово божье в радиомикрофоны.
«Он раньше торговал на улице. Но его магазин сожгли» «Кто?» «Власти. Почему - мы не знаем. Поговаривают, что им нужно это место. Но до сих пор его никто не занял, а этот человек вынужден был переместить торговлю в свой дом». Старик перебирает свои диски. «У меня есть пара хороших альбомов регги, которое вряд ли известно в Европе». Он записывает мне альбомы. Пока диски записываются, мои товарищи наблюдают за нигерийскими проповедями и посмеиваются. Похоже, они тоже не склонны воспринимать их всерьез.
У нас остается еще немного времени до отъезда, и я распоряжаюсь шоферу отвезти Франко домой. Он выходит и идет к своему зданию. «Я познакомлю тебя со своей семьей». Он живет в простом деревянном доме, где он с женой снимает две комнаты. Его красавица жена в белых одеяниях выходит мне навстречу, удивленно смотрит своими огромными глазами, но когда Франко представляет меня, почтительно склоняется и протягивает руку, подпирая ее второй рукой. «У нас просто недавно родился ребенок» - говорит Франко и у меня мелькает мысль, что он стремится объяснить этой фразой обширный бюст своей супруги и глубокий вырез, который заставляет меня отвернуть от женщины взгляд, чтобы не смущать моего друга. «Тебе нужна моя фотография?» спрашивает он будничным тоном. Обмен фотографиями - обычная практика здесь. «Конечно, давай фото где вы вместе». Он вытаскивает фотографию из семейного альбома. Мы выходим во двор, где мы прощаемся, и я сажусь в джип, чтобы днем быть в Дуале.
В Дуале мы объединяемся со новой партией людей и утром на трех джипах выдвигаемся на юго-восток страны. В Яунде мы отовариваемся в алкогольной лавке, откуда выносим 2 ящика бутылок - впереди Новый Год и следует встретить его достойно. Толстые торговки пораженно провожают взорами нескольких белых, оставивших им без малого 200 евро. Постепенно асфальт заканчивается, пейзажи сменяются, и мы находим свой ночлег в городке Абонг-Абанг. Темный отель, освещаемый несколькими свечками, тусклая кухня, полная флегматичная хозяйка неспешно готовит ужин. К нам подкрадывается настоящая Африка - дремучая, густая, непредсказуемая. На столе бутылка виски и несколько ошалевший народ чокается пыльными стаканами, заглушая на мгновение стрекот цикад. Еле найдя место для ночлега, я забываюсь на несколько часов в плену дивана в прихожей кондоминиума.
Утро, дымное, чуть туманное утро на окраине городка, почти деревенские пейзажи, мы бредем вдоль основной улице, кивая и помахивая местным. Несколько человек греются у костерка из сухих пальмовых листьев. «В России еще холоднее чем здесь по утрам?» «В России сейчас вы бы грелись в домике из снега». На старой фанере потрескавшейся краской намалевано два лица - одно в профиль, другое анфас. Подпись: «Парикмахерская». Женщины чистят лук, покрикивая на детей, играющих вокруг - своих, чужих, не важно. Мы проводим это утро в знакомстве с местным населением, ожидая пока машины подготовят к длинному переезду.
В дороге в нашей машине происходит задымление, и мы приостанавливаемся на короткий ремонт. Я выхожу из машины прогулятся по деревушке, рядом с которой мы остановились. На солнечной полянке перед домами на полиэтиленовых покрывалах сушатся какие-то бобы. «Что это?», вопрошаю я у толпы местных жителей, скопившихся вокруг меня. «Это какао! Мы собираем какао в лесу и сушим его здесь». «Может тогда продадите мне шоколада?» «Нее, шоколад делают в Яунде, у нас покупают сухой какао, а мы сами шоколад не делаем». Я прошу показать мне как растет какао, когда-то я видел дерево в Индии, но здесь оно могло выглядеть по-другому да и вообще хотелось проветриться и немного побродить. Пара человек с готовностью ведут меня в чащу неподалеку, где показывают невысокое деревце с парой незрелых плодов. Деревья совсем близко от домов и я с завистью представляю их нехитрую работу - нарубить с утра пораньше плодов и валятся в теньке, лениво поколачивая в барабан, ожидая, пока бобы высохнут, и кто-нибудь приедет и купит их.
Дороги приобрели характерный для экваториальных грунтовок красный цвет, и мы все, наши вещи, салоны машин и мой барабан - покрыты пленкой красной пыли. Все деревья вдоль обочины выкрашены красной пылью, а на закате все цвета кроме красного просто перестают существовать. Потом спускается ночь, и во тьме в какой-то момент мы приезжаем к перевернутой фуре, лежащей поперек дороги и занимающую весь проезд. Множество людей носятся вокруг места проишествия, скопилась очередь на объезд и в воздухе пахнет недобро. Я, соскучившийся по африканским дорожным приключениям вылезаю из джипа посмотреть на людей и себя показать. Наши водители и гид поднимают крик, что это, дескать, очень опасно. Не раз я встречался с такими объездами падших рыцарей дорог - огромные грузовики лежат, оголив свое ржавое брюхо, а полсотни людей копошатся у кузова и никто не знает, сколько транспортируемого добра уже разошлось по окрестным хижинам и сараям.
«Они просили с нас сто тысяч» - объясняли мне потом водители. «Кто?» «Люди которые построили объезд. Жители деревни». «Интересно. Они со всех просят такие деньги?» «Нет, но ты вышел и они увидели, что в машине сидят белые. Тогда они решили, что у вас много денег. Они спрашивают много денег с любой машины, которая кажется им богаче других». Ну что ж. Это очень похоже на африканцев. Деревня. День как день, все сидят в тени деревьев и курят бамбук. Вдруг переворачивается фура, загораживая собой почти всю дорогу. Известно, что на этом можно подзаработать. Они перекидывают через канаву на обочине три доски и ждут машин, а когда они подъезжают, шумно галдят, машут руками, выскакивая на дорогу, и всем своим видом изображают, что случилась чудовищная катастрофа. Работа проделана большая, к тому же богатенькие белые денег вообще не считают. Сто тысяч это около 170 евро, но легенды о сокровищах белых заставляют надеяться, что работа по перекидыванию трех досок стоит именно столько. Мы проезжаем дальше и наши водители долго еще с упоением рассказывают, каких трудов им стоило сторговаться и заплатить меньше - восхищение своим трудом, которое в точности отзеркаливает поведение их деревенских соотечественников. Интересно, что я с друзьями, проезжая в таких местах, не платил ни разу. Даже не ведал, что от меня этого ждут.
Утро-день, украшенный диким кабаном на обед - вечер. Красную дорогу обнимают со всех сторон зеленые джунгли, время от времени показываются деревеньки - несколько домов и все чаще среди них встречаются шалаши пигмеев. Часто видны недостроенные дома: стены - сетки из прутьев и веток, которые впоследствии будут обмазаны красной глиной, обсыхающей на солнце. Глина заполняет пространство между прутьями и при высыхании дом смотрится так, словно он сложен из кирпичей. Шалаши пигмеев представляют собой полусферы различных размеров, сложенные из широких пальмовых листьев, преимущественно серого цвета, так как листья уже высохли и потеряли свой насыщенный зеленый цвет. Царит расслабленная атмосфера ясного вечера, хочется выйти из машины, пройтись босиком по красной пыли и залечь на огромные пальмовые листья, наблюдать как между лиан и махагони алеет заходящее солнце, не думать о числах и часах, о прошлом и о будущем, о правах и целях - просто быть.
Мы останавливаемся в деревеньке из-за пробитого колеса. Местные мастера демонстрируют нам весьма оригинальный способ разбортовки: лежащее на земле колесо ударяется сверху торцом крупного бревна в место, где шина заходит под диск. Понаблюдав минут пять за этим веселым, но достаточно бесполезным процессом, я снял с кузова одного из пикапов запасное колесо и предложил установить его, так как времени до заката было уже мало. Один из водителей был пожилым человеком с плохим зрением и с трудом водил в темноте.
Мы прибыли в отель под названием «Слон», темные коридоры которого придавали ему сходство с необитаемым замком. Наше застолье в сумрачной зале с пыльными стаканами, наполненными крепким, превращалось в некую торжественную трапезу. Утром нам приходится ждать, когда водители разберутся с очередной неисправностью в машине и мы с друзьями идем осматривать городок Йокодума, на окраине которого находился наш «Слон».
Пыльный, печальный городок, скорее большая деревня, Йокодума - последний оплот цивилизации перед бескрайними дикими джунглями бассейна реки Конго, куда мы направлялись. Здесь еще ловил телефон, здесь еще были лавки, можно было купить хлеб, сигареты, сардины и даже мороженое. Но в воздухе витали запахи первобытности, на небольшом рынке продавали мясо слона, а люди посматривали сквозь туманную поволоку, еще не вполне выйдя из африканского «вчера» - когда их предки сидели в шалашах и охотились на крокодилов и обезьян. Широкие пустые дороги, которые никак нельзя назвать улицами, редкая застройка, преимущественно деревянная или глиняная и всегда одноэтажная, зной. Время замедлено.
Мы едем дальше. По дороге делаем небольшую остановку, чтобы переговорить с контрабандистами - продавцами дичи, так называемого «бушмита». Эти ребята стоят вдоль дорог и продают в машины мясо лесных животных. Весь ассортимент представлен на палках, надежно воткнутых в землю на обочине. Обезьяны, хвост которых сцеплен с головой, висят на сучке как крикливая модная сумка в московском бутике. За хвост вниз головой подвешена дикая кошка - чуть больше нашей домашней разновидности, а в остальном такая же. Тут же висит заднее копыто антилопы, рыжее в белых пятнышках, совсем как из мультфильма «Бэмби». В общем, все смотрится достаточно аппетитно. У торговцев останавливается дорогой белый мерседес, из которого выходит солидный товарищ в костюме и после непродолжительной торговли забирает рыжее копыто антилопы, которое он складирует в багажник и закрывает за ним бесшумную белую крышку.
Если «бушмит» обнаружит полиция или защитники дикой природы - которые здесь выглядят и вооружаются как солдаты - человеку грозит тюрьма и огромный штраф. Но конечно эта, как и многие другие проблемы, в этой коррумпированной стране решаются деньгами, и притом, думаю, не особо большими.
Мы прибываем в местечко Мамфеле под вечер 31 января. Здесь начинается национальный парк Лобеке. Новый год - под барабан и виски - мы встречаем дважды - камерунский приходит на два часа позже российского, однако именно в камерунские ноль часов нас посещает Дед Мороз, в красном колпаке, с белой бородой и мешком подарков, подарков для каждого. Кричат ночные птицы, на крышу терассы время от времени падают плоды экваториальных деревьев, а наш Дедушка, сдвинув колпак, оттирает пот с бритой головы и требует налить ему стаканчик покрепче. Начался 2010 год.