Прости, Коля
Этот пост вчера должен был появиться, в годовщину смерти поэта. Но руки не дошли: газета - мой номер, не самый простой; визит к министру относительно Славянского хода; вечер памяти; сложнейшее писательское собрание; поминки, наконец. Прости, Коля - за сказанное и не сказанное, сделанное и не сделанное. Стихи, которые публикую, из моей антологии поэзии Кольского края.
Николай Владимирович КОЛЫЧЕВ (1959, Мурманск - 2017, Кандалакша, похоронен в Мурманске)
Поэт, переводчик, прозаик. Учился в Ленинградском арктическом училище (1975-77). Служил в армии, работал электриком, шофером, кочегаром. В 1990-м основал в селе Лувеньга, что неподалеку от Кандалакши, одно из первых в стране фермерских хозяйств. Крестьянствовал шесть лет, полгода из них - в Норвегии. Принимал участие в возрождении Дня славянской письменности и культуры в СССР, первый такой праздник прошел в Мурманске в 1986 году. Стипендиат Союза писателей России и Фонда мира. Лауреат Всероссийской литературной премии им. А. Прокофьева «Ладога» (2005), премии «Неизбывный вертоград» им. Н. Тряпкина (2007), Большой литературной премии России (2009). С 1998 года жил в Мурманске. Основные книги: "Звонаря зрачок" (1993), "И вновь свиваются снега" (М., 1997), «Гармония противоречий» (2007). Википедия о Колычеве.
***
Невмоготу - себя перетерпеть!
Вновь душу грустью осыпает осень,
И так охота все дела забросить,
И пить, и плакать, снова пить и петь...
О, птичий крик, упавший свысока!
О, тишина, готовая взорваться!
Огромная, крылатая тоска...
Нет, на нее нельзя не отозваться.
Нехитрый стол, в стакане - самогон,
Вонючий и на цвет - какой-то синий.
Давно в деревне нету магазина,
Но не прижился здесь сухой закон.
Уж близок вечер. И столбы дымов
Спешат тепло живое обозначить,
И сразу видно, где - дома, где - дачи...
И дач - намного больше, чем домов.
Как горько мне!
Как страшно понимать,
Что летом жизнь кипела понарошку!
Вот вывезут последнюю картошку,
И грянет смерть по имени Зима.
Придут ко мне бездомные коты,
Придут ко мне бездомные собаки...
Темнеет. В небе - тусклый свет звезды
И горький свет - в лесхозовском бараке.
Еще стакан! За все, что я люблю!
И долго на луну глядеть, вздыхая...
Я пью не потому, что жизнь плохая,
А просто - осень. Потому и пью.
ЗВОНАРЬ
Мне снился гулкий колокольный звон
И виделось неведомое что-что.
Я закричал - и непонятный сон
Сменила явь холодных капель пота.
Рвалось со стен страданье рук!
Ах нет, ах нет!.. Нагих деревьев тени.
Ушли виденья. Но остался звук,
Тяжелый и неясный, как виденье.
Метался, бился зыбкий свет в окне,
Ударам в такт качал деревья ветер.
Перекликаясь, плакали во мне
Колокола, которых нет на свете.
Кололась ночь, как черная скала,
Я зря к ушам прикладывал ладони.
Колокола, зашлись колокола
По Николаю Колычеву в стоне.
И впрямь по мне. Иль я схожу с ума?
Уж лучше сон, забвенье, неизвестность.
Я засыпаю. Снова ночь и тьма,
Но этой тьме во мне темно и тесно.
И понял я тогда, что обречен
Увидеть то, что шире восприятья:
Ведь эта тьма - лишь звонаря зрачок,
А этот сон - велик и необъятен.
Но взгляд понятен сердцу и уму,
В нем - небо, колокольня и усталость.
И больше ничему и никому
В зрачке огромном места не осталось.
***
В небе серо, в небе грустно.
Луг пожух, и лес испуган.
Плачут лебеди да гуси
И текут по небу к югу.
Птицы плачут - сердцу больно,
Оттого ль за острым клином
Побежал мужик по полю
От хибары, от скотины.
От жены, трудом согбенной,
От детей, вослед кричащих,
От скирды гнилого сена...
Он хотел взлететь над чащей.
Он хотел обняться с высью,
Он хотел расстаться с пашней,
Он хотел взлететь над жизнью,
Над собой - смешным и страшным.
И вонзал он в небо руки
С криком - чуть не журавлиным,
И ветвились в сладкой муке
Струны жил на шее длинной.
"Улечу!" - и с этой верой
Он бежал, взлетая в волю...
И упал комочком серым
На краю родного поля.
Подошла жена родная,
Голову взяла в ладони:
- Ты куда бежал?
- Не знаю.
- Ты чего хотел?
- Не помню.
АНГЕЛ БЕЛЫЙ
Побирушка, побирушка...
Жизнь рожденьем наказала.
Большеглазая девчушка -
Побирушка у вокзала.
Платьице на тонких ножках,
Личико ... да горстка боли -
Утлой лодочкой ладошка
Плещется в народном горе.
Наливаясь солнцем рыжим,
Задыхался город душный.
И слетал, толпе неслышный,
Детский лепет с губ синюшных:
"Ангел белый, ангел белый,
Забери на небо, к маме..."
Взгляд переполняла вера,
Разум истекал слезами.
Но, безликим злом гонимо,
Месиво мужчин и женщин
Протекало молча мимо
Девочки, с ума сошедшей.
"Ангел белый, ангел белый..."
Большекрылый плеск во взгляде, -
"В этом мире добрый - беден,
А богатый - зол и жаден..."
Тощий звон ей в ноги падал
Милосердием грошовым.
А глаза искали - взгляда,
А душа просила - Слова!..
К ней, в безумие тоски я
Сердцем не сумел пробиться.
Не должны глаза такие
Прорастать на детских лицах.
Я стоял оторопело,
Призывая смерти чудо:
"Ангел белый, ангел белый,
Забери меня отсюда!"
***
Мир осенен из глубины небес
Смирением и светлою тоскою.
Струится благодать в поля и лес,
Над руслом, полным света и покоя.
Спаси меня, земля! Я так устал,
Живя во зле. Я болен жаждой мщенья,
А от тебя исходит доброта.
Прости меня и научи прощенью.
Учи виниться и прощать другим,
Идти с улыбкой к незнакомым людям.
И старые отпустятся грехи,
И, может, новых - никогда не будет.
Как подшутила надо мной судьба!
Ведь я из мутной лужи у колодца
Напился веры в то, что жизнь - борьба,
Но жить куда труднее, чем бороться!
Борьба... И местью подменили честь,
И умер дивный звук в кромешном гуле.
Мир жив не потому, что бури есть,
А потому, что утихают бури!
Идущим по слезам да по крови
Вовек не суждено дойти до счастья.
Не противостоянью, а согласью
Учи меня, земля,
Учи любви.
***
Ветер, ветер... Звезды кружатся, дрожа.
В темноте снега колючие шуршат,
Словно по полю катают белый шар,
Шар, похожий на огромного ежа.
Ой, настигнет! Попаду под белый гнет.
Ой, близка моя бессонница, близка!
Мягкой лапой память душу шевельнет,
Острый коготь в сердце выпустит тоска.
Побреду в снега, куда глядят глаза,
Припаду плечом к вздыхающей сосне,
И покатится горючая слеза,
И сорвется со щеки, сжигая снег.
Задержись, пора ночная, на земле!
Не всходи на небе, алая заря!
Целую год скотину холил и жалел,
А наутро буду резать да шкурять.
А по полю ветер сеет из горсти
Темный лепет обезлиствевших осин,
И так хочется прощения просить,
Словно кто-нибудь услышит и простит.
***
Господи! Боже! За что нам всё это? За что?
Скорбь налагает на губы молчанья печать.
Боль моя больше чем слово, чем песня, чем стон,
Больше, чем слёзы.
Поэтому - буду молчать.
Бесы ли горем стремятся нам глотки заткнуть,
Чтоб превратилось молчанье в мычанье и вой?
Или Господь на единственный истинный путь
Нас направляет, чтоб жили своей головой?
В скорби великой народ молчалив и угрюм,
В скорби видней, как ликует исчадие зла.
Скорби великие - место взращения дум.
Пусть вызревают на них не слова, но дела.
Мир изоврался в большой бесконечной войне.
Скоро забудется - кто, почему, на кого…
Хочется правды! Повсюду! Внутри и вовне!
Ну, а иначе все жертвы - во имя чего?
Так почему - не под силу уму моему -
Лучшие гибнут, а зло - даже тронуть нельзя?
Думаю, думаю… и ничего не пойму.
Буду молчать. Я и так слишком много сказал.
МЕДЛЕННО
...Пахло в её избе хлебом и ладаном,
Медная длань проползла по лицу бледному.
С белых волос пёрышко вниз падало.
Медленно.
Медленно...
Ликам икон пела псалмы женщина
Время текло голосу в лад - плавное.
Тестом, с края стола свешивающимся,
Воска слезой, выплавленной пламенем.
Медленно-медленно пола коснулась коленями,
Длилось и длилось мгновенье поклона последнего...
Малая малость уже оставалась ей времени
И потому для неё и текло оно - медленно.
Внук заглянул в окно
с улицы - надо же! -
Запечатлелось краткое, заоконное:
Как перед смертью встала с лежанки бабушка
И повалилась со стоном перед иконами.
***
Прощай, листва. Прощайте, птицы.
Оплакан скорбный ваш отлет.
Душа к высокому стремится,
Туда, откуда снег идет.
Я слышу неземное пенье.
Туда, туда мой путь лежит.
Земля - снегов успокоенье,
А небеса - земля души.
Не проклиная мир нелепый,
Увязший в безнадежной мгле,
Поэты выпадают в небо,
Когда им тяжко на земле.
И вечный сон гнетет ресницы,
И вечный хор поет: " Прощай..."
Душа к высокому стремится,
Куда-то выше, чем печаль.