"...Как, П(етровский)?! Неужели тот самый, который по Москве ходил в черной папахе, белый, как смерть, и нюхал по ночам в чайных кокаин? Три раза вешался, глотал яд, бесприютный, бездомный, бродяга, похожий на ангела с волчьими зубами. Некогда московские художницы любили писать его тело. А теперь - воин в жупане цвета крови - молодец молодцом, с серебряной шашкой и черкеской. Его все знали и, пожалуй, боялись - /p>
опасный человек. Его зовут «кузнечик» - за большие, голодные, выпуклые глаза, живую речь, вдавленный нос. В свитке, перешитой из бурки, черной папахе <...> он был сомнительным человеком большого города и с законом не был в ладу.
Некогда подражал пророкам (вот мысль - занести пророка в большой город с метелями, - что будет делать?).
Он худой, белый как свеча, питался только черным хлебом и золотистым медом, да английский табак, большой чудак, в ссоре с обществом, искавший правды. Женщины-художницы писали много раз его голого, в те годы, когда он был красив.
Хромой друг, который звался чертом, три раза снимал его с петли. Это было вроде небесного закона: П. удавливается, Ч. снимает
.
Известно, что он трижды обежал золоченый, с тучами каменных духов храм Спасителя, прыгая громадными скачками по ступеням, преследуемый городовым за то, что выдрал из Румянцевского музея редкие оттиски живописи.
Любил таинственное и страшное. Врал безбожно и по всякому поводу."
Это из рассказа Велимира Хлебникова "Малиновая шашка" - о Дмитрии Петровском. Вот ведь, человек, видимо был незауряднейший: вдоволь хлебнул гражданской - соратник (собандитник точнее) Щорса (пошатало его порядком - то у красных, то у анархистов), поэт, близкий друг Хлебникова и едва ли не первый его биограф, старший товарищ, едва ли не учитель Луговского. И, во что очень трудно поверить, в двадцатые - друг Пастернака! Вот уж, кажется, более разных людей трудно найти...
В Сети стихов Петровского нет вовсе, да и толковой биографии вы не найдёте. А поэт, судя по отрывкам, которые цитирует в "Узле" Наталья Громова, был интересный. Из стихотворения "Лейтенант Кукель" (именно он, следуя указке Ленина, отдал приказ потопить Черноморский флот в 1918 году):Закройте бухту на замок,
На палубу, как на молитву,
Двух взрывов вывалил дымок;
Идёт с машинами разбитыми,
На зубоскалящее дно
Судов потопленный венок.
А какая жена у него была красивая - Марика Гонта:
Фрагмент "Узла":
"Свою жену Марию Павловну Гонту Петровский привез в Москву, видимо, в 1924 году. Их двойной портрет той поры сохранился в воспоминаниях Елизаветы Черняк:
…я очень ясно помню наш первый визит к Б.Л. ранним летом 1922 года. Б.Л. ‹…› жил тогда на Волхонке, 14, на втором этаже, в бывшей квартире своих родителей.
‹…›
Мы с Яшей (Черняком. - Н. Г.) пришли вместе с поэтом Дмитрием Петровским и его женой Марийкой (Мария Гонта). Они жили недалеко от нас в Мертвом переулке. Странная это была пара. Петровский - неистовый поэт и человек. В Гражданскую войну он примыкал к анархистам. Говорили - убил помещика, кажется, своего же дядю. Был долговяз, и создавалось такое впечатление, будто ноги и руки у него некрепко прикреплены к туловищу, как у деревянного паяца, которого дергают за веревочку. Стихи у него были иногда хорошие, но в некотором отношении он был графоман ‹…›.
Марийка была актриса (она снималась в эпизодической роли в «Путевке в жизнь»). Я редко видела такое изменчивое, всегда разное, очень привлекательное, хотя не сказать что красивое, лицо. Одевались они с Петровским очень забавно в самодельные вещи (тогда еще трудно было что-нибудь достать), сшитые из портьер, скатертей и т. п., всегда неожиданные по фасону и цвету. Жили они очень дружно и были влюблены в друг друга, что не помешало Петровскому бросить Марийку. В те годы Петровский дружил с Б.Л., но спустя несколько лет резко с ним поссорился, как, впрочем, рано или поздно почти со всеми своими друзьями."