Разживёмся, если не убьют!
Какая мощная подборка получилась у Владимира. А стихотворение "Если" я почему-то не читал прежде:
От бежавших рыцари наживы
Грузовик везут с инвентарем:
«Пригодится, если будем живы,
Обменяем, если не помрем!»
Но не жаль вещей осиротелых
Тем, кто ищет в странствиях приют:
«Лучше справим, если будем целы,
Разживемся, если не убьют!»
Это слово бродит в наших мыслях,
Раздается, как припев звуча...
Надо всеми шеями нависло
Лезвие Дамоклова меча!
18 октября 1941, «Если», Дмитрий Кедрин.
Оригинал взят у vazart в 18 октября. Из истории дня. Между революциями и войнами
XX век.
ИВАН БУНИН
1905:
«Ксения», 18 октября 1905 года.
Жил в Ялте, в Аутке, в чеховском опустевшем доме, теперь всегда тихом и грустном, гостил у Марьи Павловны. Дни все время стояли серенькие, осенние, жизнь наша с М. П. и мамашей (Евгенией Яковлевной) текла так ровно, однообразно, что это много способствовало тому неожиданному резкому впечатлению, которое поразило нас всех вчера перед вечером, вдруг зазвонил из кабинета Антона Павловича телефон, и, когда я вошел туда и взял трубку, Софья Павловна [*] стала кричать мне в нее, что в России революция, всеобщая забастовка, остановились железные дороги, не действует телеграф и почта, государь уже в Германии - Вильгельм прислал за ним броненосец. Тотчас пошел в город - какие-то жуткие сумерки, и везде волнения, кучки народа, быстрые и таинственные разговоры - все говорят почти то же самое, что Софья Павловна. Вчера стало известно, уже точно, что действительно в России всеобщая забастовка, поезда не ходят… Не получили ни газет, ни писем, почта и телеграф закрыты. Меня охватил просто ужас застрять в Ялте, быть ото всего отрезанным. Ходил на пристань - слава богу, завтра идет пароход в Одессу, решил ехать туда.
Нынче от волнения проснулся в пять часов, в восемь уехал на пристань. Идет «Ксения». На душе тяжесть, тревога. Погода серая, неприятная. Возле Ай-Тодора выглянуло солнце, озарило всю гряду гор от Ай-Петри до Байдарских Ворот. Цвет изумительный, серый с розово-сизым оттенком. После завтрака задремал, на душе стало легче и веселее. В Севастополе сейчас сбежал с парохода и побежал в город. Купил «Крымский вестник», с жадностью стал просматривать возле памятника Нахимову. И вдруг слышу голос стоящего рядом со мной бородатого жандарма, который говорит кому-то в штатском, что выпущен манифест свободы слова, союзов и вообще всех «свобод». Взволновался до дрожи рук, пошел повсюду искать телеграммы, нигде не нашел и поехал в «Крымский вестник». Возле редакции несколько человек чего-то ждут. В кабинете редактора (Шапиро) прочел наконец манифест! Какой-то жуткий восторг, чувство великого события.
Сейчас ночью (в пути в Одессу) долгий разговор с вахтенным на носу. Совсем интеллигентный человек, только с сильным малороссийским акцентом. Настроен крайне революционно, речь все время тихая, твердая, угрожающая. Говорит не оборачиваясь, глядя в темную равнину бегущего навстречу моря.
[*] Бонье С.П. (ум. в 1921), ялтинская знакомая Чеховых.
МИХАИЛ ПРИШВИН
1914:
18 октября в субботу утром в 8 часов я возвратился в Львов из своей поездки на позиции против Ярослава. 12-го мы выехали из Львова на вокзал в 8 вечера и пробыли на вокзале до двух часов ночи. Лопухин был в напряженных поисках своего вагона, а я смотрел на перевязку раненых. Профессор Сопешко - артист своего дела. Это полный пожилой господин мазепинского склада - душа всего дела. Там молодому офицеру, раненному в ногу, сестра неумело надевала чулок, а профессор шутит: «Видно, что незамужняя».
Солдатику сделали длинные костыли, профессор берет пилу и сам отпиливает. А то сам пройдется на костылях и возбудит веселье - живой человек. Из тяжело раненых меня остановил один, с пробитой грудью, разрывная пуля обнажила ему легкое, но он все-таки сидит и смотрит, смотрит, только смотрит. Другой лежит на носилках и все что-то схватывает в воздухе. Третий, с чудовищно обезображенным лицом и перекошенным вверх ртом, пытается что-то проговорить, но только рычит, как зверь. Я думал, что буду гораздо сильнее потрясен картиной человеческих страданий, вероятно, я слишком уже приблизился к войне: в самой непосредственной близости ничто уже не страшно. Все-таки было так, будто в бурю на море ходишь туда и сюда в борьбе со страхом перед морской болезнью. Самая главная особенность раненых от нас, здоровых, что у них есть что-то физическое живое и дорогое (1 нрзб.) своего собственного тела, как у только что родившей женщины. И когда сделают раненому перевязку, то после всех мучений, связанных с этим, он весь уходит в это внешнее физическое тело, белое, перевязанное, как пеленками, большое, как новорожденный.
Сопешко, однако, совершенно испортил мое спокойное созерцание своим отношением к этим новорожденным: большинство из них так называемые «пальчики». Что это такое? Кошмары войны нового вида, какого, кажется, никогда не бывало. Не то страшно, что люди сами в себя стреляют, чтобы избежать неприятельской пули. А то страшно, что правда ли это? Вдруг это неправда - что тогда? А легенда о «пальчиках», правда или неправда, все равно начинает жить, от нее не спрячешься, и невольно встречаешь каждого с повязанной рукой с унизительным для него недоверием и смотришь в глаза: герой он или преступник.
- «Пальчики», «пальчики»! - приговаривает Сопешко,- да вы посмотрите ему в глаза.- Вот! Смотрите: это самострел. А вот, смотрите, преступник. Вы любите лошадей? вы вглядываетесь в их морды, какая разница! Так и тут! Преступник и герой тут рядом, это как в обыкновенной нашей жизни. Что нового дает война?
- Новое в очевидности,- сказал я. И, кажется, это очень ему понравилось.
Он уже разобрал с научной точностью самострельные раны. Делает опыты: ходит каждый день за город стрелять мертвые руки. От выстрела на близком расстоянии в ладонь получается та же самая звезда, как у большинства раненых, и такое же опадение. Фаланга пальца может быть отбита тоже только на близком расстоянии. И таких поступает все больше и больше: теперь уже по шестьсот в день. Это открытие профессора. Он ему рад, как всякий открывающий, но он боится страшных последствий этого: расстрел «пальчиков». Нет, он их не выдаст, он только тогда их выдаст, если ему дадут слово в определенной степени наказания: после излечения раненых возвращают на позиции, и только. Это гуманно и справедливо, потому что «пальчики» именно в том и виноваты, что нарушили равенство условий с другими, т. е. одному в лоб, а ему в палец. Профессор почему-то слишком уж долго распространялся о своих мерах «гуманности», как будто сам был в чем-то виноват. Он даже оправдывал их, он предлагал всем судящим самим сесть в окопы без пищи на несколько суток и потом судить... Все равно, что бы ни говорил профессор, легенда о «пальчиках» забралась в мое самое сердце и пошла со мной на войну.
- Везут раненых! - говорят мне.
Я спрашиваю:
- Легко раненых?
И мне отвечают:
- «Пальчики».
.........
Позиции у Ярослава: отступление, бегство, вопрос, по чему Ярослав - крепость не оставили русские за собой и отступили за Сан. С Ярослава обстрел во все стороны с 28 Сентября. Половина перебита.
Вагоны питательного пункта. Подсвечники из шрапнельного пистолета, пепельницы из шрапнельного стакана. Вокруг вагона груды пустых стаканов. Иллюминация порохом. В купе четверо курили и дымили, и вот на стеклах пот - благодетельное тепло. В поле всегда кто-нибудь сидит из солдат.
Исчезли все перегородки образования, положения, сходятся самые разнообразные люди и все отношения - два класса людей: начальников и «тошно так».
Подсвечник из пистона от выстрелов медленно ползет, окна дрожат. В сторону деревни кипучая жизнь, там все «тошно так».
В поле идет дьякон к братским могилам, со стороны боя, раненые и пленные.
Совершенно новая жизнь, новые разговоры под выстрелами пушек. Разговоры на ящике возле котлов. Связь с выстрелами, новый язык.
Отсутствие газет. Карл умер - не знали.
...........
Мальчик поет песню. Начинает овладевать страх и радость. Новые птицы летят. И всё будто море, прибой: трещат, колотят, строят мост. Бух, и затрещало, и пулемет. Попало! семь за одним, и опять качается море спокойно и все тянут туда к большому, тянет и страх перед морской болезнью.
..........
На войне у меня чувство такое же, как в Сибирской тайге: оно меня давит, я беспомощен. Но в тайге я нахожу какого-то постоянного жителя, здесь нет обитателей, здесь все подавлены так же, как я.
1914:
18 Октября. Будучи целый год вдали от столицы, я спрашивал часто себя: что делает в это время Мережковский? На него у меня была в душе надежда, потому что его я люблю как человека и уважаю как большого писателя и даже учителя.
И что бы враги ни говорили о религиозно-философских собраниях, а историк отметит это искание Бога перед мировой катастрофой, как все равно простонародный летописец не упустит сказать о горевших лесах в июле 14 года и о померкнувшем от дыма солнце.
Жалкое искусство нашего времени, краденое... и пр.
ИВАН БУНИН
1917:
31 октября (18 октября).Та же погода. Чувствую себя, дай Бог не сглазить, все время хорошо, но пустота, бездарность - на редкость.
Пять с половиною часов вечера. Зажег лампу. В окне горизонт - смуглость желтая, красноватая (смуглая, темная желтизна?), переходящая в серо-зеленое небо, - выше синее - сине-зеленое, на котором прекрасны ветви деревьев палисадника - голого тополя и сосны. Краски чистейшие. Пятнадцать минут тому назад солнце уже село, но еще светло было, сад коричневый.
Прочел Лескова «На краю света». Страшно длинно, многословно, но главное место рассказа - очень хорошо! Своеобразный, сильный человек!
МИХАИЛ БУЛГАКОВ
1923:
18 (5-го) октября 192(3) г. Четверг.
Ночь. Сегодня берусь за мой дневник с сознанием того, что он важен и нужен.
Теперь нет уже никаких сомнений в том, что мы стоим накануне грандиозных и, по всей вероятности, тяжких событий. В воздухе висит слово
"война". Второй день, как по Москве расклеен приказ о призыве молодых годов (последний -- 1898 г.). Речь идет о так называемом "территориальном сборе". Дело временное, носит характер учебный, тем не менее вызывает вполне понятные слухи,опасения, тревогу...
Сегодня Константин приехал из Петербурга. Никакой поездки в Японию, понятное дело, не состоится, и он возвращается в Киев. Конст(антин)
рассказывал, что будто бы в Петербургском округе призван весь командный состав 1890 года.
В Твери и Клину расклеены приказы о территориальном обучении. Сегодня мне передавал (...), что есть еще более веские признаки войны. Будто бы
журн(ал) "Крок(одил)" собирается на фронт.
События же вот в чем: не только в Германии, но уже и в Польше происходят волнения. В Германии Бавария является центром фашизма, Саксония
-- коммунизма. О, конечно, не может быть и речи о том, чтобы это был коммунизм нашего типа, тем не менее в саксонском правительстве три
министра-коммуниста -- Геккерт, Брандлер и Бетхер. Заголовки в "Известиях" -- "Кровавые столкновения в Берлине", "Продовольственные волнения" и т. д.
Марка упала невероятно. Несколько дней назад доллар стоил уже несколько миллиардов марок. Сегодня нет телеграммы о марке, вероятно, она стоит
несколько выше.
В Польше, по сообщению "Известий", забастовка горнорабочих, вспыхнувшая в Домбровском районе и распространившаяся на всю страну. Террор против рабочих организаций и т. д.
Возможно, что мир, действительно, накануне генеральной схватки между коммунизмом и фашизмом.
Если развернутся события, первое, что произойдет, это война большевиков с Польшей.
Теперь я буду вести записи аккуратно.
* * *
В Москве несколько дней назад произошел взрыв пороха в охотничьем магазине на Неглинном, катастрофа грандиозна, с разрушением дома и обильными
жертвами.
* * *
Сегодня был у доктора, посоветоваться насчет боли в ноге. Он меня очень опечалил, найдя меня в полном беспорядке. Придется серьезно лечиться.
Чудовищнее всего то, что я боюсь слечь, потому что в милом органе, где я служу, под меня подкапываются и безжалостно могут меня выставить.
Вот, черт бы их взял.
* * *
Червонец, с Божьей помощью, сегодня 5500 рублей (5 1/2 миллиардов). Французская булка стоит 17 миллионов, фунт белого хлеба -- 65
миллионов. Яйца, десяток, вчера стоили 200 рублей . (Так в тексте, вероятно -- 200 миллионов рублей.)
Москва шумна. Возобновил маршруты трамвай 24 (Остоженка).
* * *
О "Записках на манжетах" ни слуху, ни духу. По-видимому, кончено.
1924:
18-го (октября). Суббота.
Я по-прежнему мучаюсь в "Гудке".
Сегодня день потратил на то, чтобы получить 100 рублей в "Недра(х)". Большие затруднения с моей повестью-гротеском "(Роковые яйца)". Ангарский
(наметил) мест 20, которые надо по цензурным соображениям изменить. Пройдет ли цензуру. В повести испорчен конец, п(отому) ч(то) писал я ее
наспех.
Вечером был в опере Зимина (ныне -- Экспериментальный театр) и видел "Севильского цирульника" в новой постановке. Великолепно. Стены (ходят),
бегает мебель.
____________________________________
Ты жила в тишине и покое.
По старинке желтели обои,
Мелом низкий белел потолок,
И глядело окно на восток.
Зимним утром, лишь солнце всходило,
У тебя уже весело было:
Свет горячий слепит на полу,
Печка жарко пылает в углу.
Книги в шкапе стояли, в порядке
На конторке лежали тетрадки,
На столе сладко пахли цветы…
«Счастье жалкое!» - думала ты.
18 октября 1938, Иван Бунин.
От бежавших рыцари наживы
Грузовик везут с инвентарем:
«Пригодится, если будем живы,
Обменяем, если не помрем!»
Но не жаль вещей осиротелых
Тем, кто ищет в странствиях приют:
«Лучше справим, если будем целы,
Разживемся, если не убьют!»
Это слово бродит в наших мыслях,
Раздается, как припев звуча...
Надо всеми шеями нависло
Лезвие Дамоклова меча!
18 октября 1941, «Если», Дмитрий Кедрин.
МИХАИЛ ПРИШВИН
1941:
...Переночевали в Переславле у N. До 2 часов ждали машину (свою отдали в ремонт). Отдыхали дома, выслушивая на месте новости, напр., о том, что немцы заняли пол-Москвы. Так легенда на болоте опережает действительные события. Видели, как у нас в Усолье весело копают окопы (и так странно: по легенде Москва занята, и они этому верят и все-таки копают окопы).
1942:
...Между тем на Руси так и создалась революция: самодержавие было как больная старуха, капризная, упрямая, ограниченная, ничего не понимающая в современности. Какая-то Пиковая дама. А молодая Россия, наша, желанная, как Лиза, а немец Герман, пытавшийся вырвать ее напрасно у старухи, запутался в трех картах. Под носом была Москва, он же думал о себе, о высшей расе, о своем господстве, о трех несуществующих картах.
Вот это счастье в пустыне вдвоем, как мы с Лялей мечтаем, и есть именно те три карты, на которых помешался Герман, и герой Достоевского <...> построил фантастическую счастливую жизнь через убийство старухи: три карты, три карты, только три карты, а не я сам, живой творческий человек могу изменить к лучшему свою жизнь. Вот это вверение себя чему-то внешнему материальному и есть присяга дьяволу, называемая св. Отцами пагубным «самоутверждением».
Вот теперь ясно, что немцам остается, как Герману, самоубийственный выход. А... если бы он жив был, пришлось бы стать на коленки... остается подумать о настоящем выходе.
...
1943:
На всем юге, от Киева до Крыма происходит последнее все решающее сражение, и все уверены, что немцы скоро будут разбиты...
ДАВИД САМОЙЛОВ
1943:
Солдат-фронтовик ненавидит тыловую жизнь. Здесь ему не дают ни сна, ни покоя. С ним обращаются как с преступником, обворовывают, заставляют делать самую черную работу и еще попрекают тем, что, мол, братья его проливают кровь на фронте. Способ действия самый иезуитский. Поэтому фронтовик стремится на фронт. Там он сыт и свободен. Его накормят, побоятся украсть, с ним нельзя обращаться грубо.
Сегодня - выгрузка дров. Ноги уже не ходят, но ты кладешь бревно и механически идешь за другим. Не хочется отставать.
Еврейтор.
Пулемет брызжет, как автоген.
ГЕНЕРАЛ ВВС НИКОЛАЙ КАМАНИН
1967:
День моего рождения (сегодня мне стукнуло 59 лет) совпал с большим историческим событием - наша межпланетная станция «Венера-4» мягко опустилась на Венеру. Завтра результаты этого нового большого достижения в космических исследованиях будут опубликованы в газетах.
Вчера завизировал проект решения ЦК и Совмина по развитию тренажной базы Центра подготовки космонавтов. Проект хороший и предусматривает создание в ЦПК научно обоснованного комплекса тренажеров. Ответственность за осуществление проекта возлагается на ряд министерств и институтов.
Поступило сообщение о том, что в Боливии погиб Эрнесто Че Гевара. Я хорошо знал этого пламенного кубинского революционера, встречи с ним на Кубе и в Москве оставили у меня самые приятные воспоминания. Будучи соратником Фиделя Кастро он всегда выступал за коллегиальность руководства и делал все возможное, чтобы предостеречь Фиделя от культа его личности. Но Фидель не понял и не оценил одного из лучших своих друзей: вынужденный покинуть Кубу, Гевара погиб, защищая идеи пролетарской революции.
_________________________________
Доводилось нам сниматься
И на снимках улыбаться
Перед старым аппаратом
Под названьем "фотокор",
Чтобы наши светотени
Сквозь военные метели
В дом родимый долетели
Под родительский надзор.
Так стояли мы с друзьями
В перерывах меж боями.
Сухопутьем и морями
Шли, куда велел приказ.
Встань, фотограф, в серединку
И сними нас всех в обнимку:
Может быть, на этом снимке
Вместе мы в последний раз.
Кто-нибудь потом вглядится
В наши судьбы, в наши лица,
В ту военную страницу,
Что уходит за кормой.
И остались годы эти
В униброме, в бромпортрете,
В фотографиях на память
Для отчизны дорогой.
18-21 октября 1979, Минск - Москва,
Юрий Визбор, «Военные фотографии»
От бежавших рыцари наживы
Грузовик везут с инвентарем:
«Пригодится, если будем живы,
Обменяем, если не помрем!»
Но не жаль вещей осиротелых
Тем, кто ищет в странствиях приют:
«Лучше справим, если будем целы,
Разживемся, если не убьют!»
Это слово бродит в наших мыслях,
Раздается, как припев звуча...
Надо всеми шеями нависло
Лезвие Дамоклова меча!
18 октября 1941, «Если», Дмитрий Кедрин.
Оригинал взят у vazart в 18 октября. Из истории дня. Между революциями и войнами
XX век.
ИВАН БУНИН
1905:
«Ксения», 18 октября 1905 года.
Жил в Ялте, в Аутке, в чеховском опустевшем доме, теперь всегда тихом и грустном, гостил у Марьи Павловны. Дни все время стояли серенькие, осенние, жизнь наша с М. П. и мамашей (Евгенией Яковлевной) текла так ровно, однообразно, что это много способствовало тому неожиданному резкому впечатлению, которое поразило нас всех вчера перед вечером, вдруг зазвонил из кабинета Антона Павловича телефон, и, когда я вошел туда и взял трубку, Софья Павловна [*] стала кричать мне в нее, что в России революция, всеобщая забастовка, остановились железные дороги, не действует телеграф и почта, государь уже в Германии - Вильгельм прислал за ним броненосец. Тотчас пошел в город - какие-то жуткие сумерки, и везде волнения, кучки народа, быстрые и таинственные разговоры - все говорят почти то же самое, что Софья Павловна. Вчера стало известно, уже точно, что действительно в России всеобщая забастовка, поезда не ходят… Не получили ни газет, ни писем, почта и телеграф закрыты. Меня охватил просто ужас застрять в Ялте, быть ото всего отрезанным. Ходил на пристань - слава богу, завтра идет пароход в Одессу, решил ехать туда.
Нынче от волнения проснулся в пять часов, в восемь уехал на пристань. Идет «Ксения». На душе тяжесть, тревога. Погода серая, неприятная. Возле Ай-Тодора выглянуло солнце, озарило всю гряду гор от Ай-Петри до Байдарских Ворот. Цвет изумительный, серый с розово-сизым оттенком. После завтрака задремал, на душе стало легче и веселее. В Севастополе сейчас сбежал с парохода и побежал в город. Купил «Крымский вестник», с жадностью стал просматривать возле памятника Нахимову. И вдруг слышу голос стоящего рядом со мной бородатого жандарма, который говорит кому-то в штатском, что выпущен манифест свободы слова, союзов и вообще всех «свобод». Взволновался до дрожи рук, пошел повсюду искать телеграммы, нигде не нашел и поехал в «Крымский вестник». Возле редакции несколько человек чего-то ждут. В кабинете редактора (Шапиро) прочел наконец манифест! Какой-то жуткий восторг, чувство великого события.
Сейчас ночью (в пути в Одессу) долгий разговор с вахтенным на носу. Совсем интеллигентный человек, только с сильным малороссийским акцентом. Настроен крайне революционно, речь все время тихая, твердая, угрожающая. Говорит не оборачиваясь, глядя в темную равнину бегущего навстречу моря.
[*] Бонье С.П. (ум. в 1921), ялтинская знакомая Чеховых.
МИХАИЛ ПРИШВИН
1914:
18 октября в субботу утром в 8 часов я возвратился в Львов из своей поездки на позиции против Ярослава. 12-го мы выехали из Львова на вокзал в 8 вечера и пробыли на вокзале до двух часов ночи. Лопухин был в напряженных поисках своего вагона, а я смотрел на перевязку раненых. Профессор Сопешко - артист своего дела. Это полный пожилой господин мазепинского склада - душа всего дела. Там молодому офицеру, раненному в ногу, сестра неумело надевала чулок, а профессор шутит: «Видно, что незамужняя».
Солдатику сделали длинные костыли, профессор берет пилу и сам отпиливает. А то сам пройдется на костылях и возбудит веселье - живой человек. Из тяжело раненых меня остановил один, с пробитой грудью, разрывная пуля обнажила ему легкое, но он все-таки сидит и смотрит, смотрит, только смотрит. Другой лежит на носилках и все что-то схватывает в воздухе. Третий, с чудовищно обезображенным лицом и перекошенным вверх ртом, пытается что-то проговорить, но только рычит, как зверь. Я думал, что буду гораздо сильнее потрясен картиной человеческих страданий, вероятно, я слишком уже приблизился к войне: в самой непосредственной близости ничто уже не страшно. Все-таки было так, будто в бурю на море ходишь туда и сюда в борьбе со страхом перед морской болезнью. Самая главная особенность раненых от нас, здоровых, что у них есть что-то физическое живое и дорогое (1 нрзб.) своего собственного тела, как у только что родившей женщины. И когда сделают раненому перевязку, то после всех мучений, связанных с этим, он весь уходит в это внешнее физическое тело, белое, перевязанное, как пеленками, большое, как новорожденный.
Сопешко, однако, совершенно испортил мое спокойное созерцание своим отношением к этим новорожденным: большинство из них так называемые «пальчики». Что это такое? Кошмары войны нового вида, какого, кажется, никогда не бывало. Не то страшно, что люди сами в себя стреляют, чтобы избежать неприятельской пули. А то страшно, что правда ли это? Вдруг это неправда - что тогда? А легенда о «пальчиках», правда или неправда, все равно начинает жить, от нее не спрячешься, и невольно встречаешь каждого с повязанной рукой с унизительным для него недоверием и смотришь в глаза: герой он или преступник.
- «Пальчики», «пальчики»! - приговаривает Сопешко,- да вы посмотрите ему в глаза.- Вот! Смотрите: это самострел. А вот, смотрите, преступник. Вы любите лошадей? вы вглядываетесь в их морды, какая разница! Так и тут! Преступник и герой тут рядом, это как в обыкновенной нашей жизни. Что нового дает война?
- Новое в очевидности,- сказал я. И, кажется, это очень ему понравилось.
Он уже разобрал с научной точностью самострельные раны. Делает опыты: ходит каждый день за город стрелять мертвые руки. От выстрела на близком расстоянии в ладонь получается та же самая звезда, как у большинства раненых, и такое же опадение. Фаланга пальца может быть отбита тоже только на близком расстоянии. И таких поступает все больше и больше: теперь уже по шестьсот в день. Это открытие профессора. Он ему рад, как всякий открывающий, но он боится страшных последствий этого: расстрел «пальчиков». Нет, он их не выдаст, он только тогда их выдаст, если ему дадут слово в определенной степени наказания: после излечения раненых возвращают на позиции, и только. Это гуманно и справедливо, потому что «пальчики» именно в том и виноваты, что нарушили равенство условий с другими, т. е. одному в лоб, а ему в палец. Профессор почему-то слишком уж долго распространялся о своих мерах «гуманности», как будто сам был в чем-то виноват. Он даже оправдывал их, он предлагал всем судящим самим сесть в окопы без пищи на несколько суток и потом судить... Все равно, что бы ни говорил профессор, легенда о «пальчиках» забралась в мое самое сердце и пошла со мной на войну.
- Везут раненых! - говорят мне.
Я спрашиваю:
- Легко раненых?
И мне отвечают:
- «Пальчики».
.........
Позиции у Ярослава: отступление, бегство, вопрос, по чему Ярослав - крепость не оставили русские за собой и отступили за Сан. С Ярослава обстрел во все стороны с 28 Сентября. Половина перебита.
Вагоны питательного пункта. Подсвечники из шрапнельного пистолета, пепельницы из шрапнельного стакана. Вокруг вагона груды пустых стаканов. Иллюминация порохом. В купе четверо курили и дымили, и вот на стеклах пот - благодетельное тепло. В поле всегда кто-нибудь сидит из солдат.
Исчезли все перегородки образования, положения, сходятся самые разнообразные люди и все отношения - два класса людей: начальников и «тошно так».
Подсвечник из пистона от выстрелов медленно ползет, окна дрожат. В сторону деревни кипучая жизнь, там все «тошно так».
В поле идет дьякон к братским могилам, со стороны боя, раненые и пленные.
Совершенно новая жизнь, новые разговоры под выстрелами пушек. Разговоры на ящике возле котлов. Связь с выстрелами, новый язык.
Отсутствие газет. Карл умер - не знали.
...........
Мальчик поет песню. Начинает овладевать страх и радость. Новые птицы летят. И всё будто море, прибой: трещат, колотят, строят мост. Бух, и затрещало, и пулемет. Попало! семь за одним, и опять качается море спокойно и все тянут туда к большому, тянет и страх перед морской болезнью.
..........
На войне у меня чувство такое же, как в Сибирской тайге: оно меня давит, я беспомощен. Но в тайге я нахожу какого-то постоянного жителя, здесь нет обитателей, здесь все подавлены так же, как я.
1914:
18 Октября. Будучи целый год вдали от столицы, я спрашивал часто себя: что делает в это время Мережковский? На него у меня была в душе надежда, потому что его я люблю как человека и уважаю как большого писателя и даже учителя.
И что бы враги ни говорили о религиозно-философских собраниях, а историк отметит это искание Бога перед мировой катастрофой, как все равно простонародный летописец не упустит сказать о горевших лесах в июле 14 года и о померкнувшем от дыма солнце.
Жалкое искусство нашего времени, краденое... и пр.
ИВАН БУНИН
1917:
31 октября (18 октября).Та же погода. Чувствую себя, дай Бог не сглазить, все время хорошо, но пустота, бездарность - на редкость.
Пять с половиною часов вечера. Зажег лампу. В окне горизонт - смуглость желтая, красноватая (смуглая, темная желтизна?), переходящая в серо-зеленое небо, - выше синее - сине-зеленое, на котором прекрасны ветви деревьев палисадника - голого тополя и сосны. Краски чистейшие. Пятнадцать минут тому назад солнце уже село, но еще светло было, сад коричневый.
Прочел Лескова «На краю света». Страшно длинно, многословно, но главное место рассказа - очень хорошо! Своеобразный, сильный человек!
МИХАИЛ БУЛГАКОВ
1923:
18 (5-го) октября 192(3) г. Четверг.
Ночь. Сегодня берусь за мой дневник с сознанием того, что он важен и нужен.
Теперь нет уже никаких сомнений в том, что мы стоим накануне грандиозных и, по всей вероятности, тяжких событий. В воздухе висит слово
"война". Второй день, как по Москве расклеен приказ о призыве молодых годов (последний -- 1898 г.). Речь идет о так называемом "территориальном сборе". Дело временное, носит характер учебный, тем не менее вызывает вполне понятные слухи,опасения, тревогу...
Сегодня Константин приехал из Петербурга. Никакой поездки в Японию, понятное дело, не состоится, и он возвращается в Киев. Конст(антин)
рассказывал, что будто бы в Петербургском округе призван весь командный состав 1890 года.
В Твери и Клину расклеены приказы о территориальном обучении. Сегодня мне передавал (...), что есть еще более веские признаки войны. Будто бы
журн(ал) "Крок(одил)" собирается на фронт.
События же вот в чем: не только в Германии, но уже и в Польше происходят волнения. В Германии Бавария является центром фашизма, Саксония
-- коммунизма. О, конечно, не может быть и речи о том, чтобы это был коммунизм нашего типа, тем не менее в саксонском правительстве три
министра-коммуниста -- Геккерт, Брандлер и Бетхер. Заголовки в "Известиях" -- "Кровавые столкновения в Берлине", "Продовольственные волнения" и т. д.
Марка упала невероятно. Несколько дней назад доллар стоил уже несколько миллиардов марок. Сегодня нет телеграммы о марке, вероятно, она стоит
несколько выше.
В Польше, по сообщению "Известий", забастовка горнорабочих, вспыхнувшая в Домбровском районе и распространившаяся на всю страну. Террор против рабочих организаций и т. д.
Возможно, что мир, действительно, накануне генеральной схватки между коммунизмом и фашизмом.
Если развернутся события, первое, что произойдет, это война большевиков с Польшей.
Теперь я буду вести записи аккуратно.
* * *
В Москве несколько дней назад произошел взрыв пороха в охотничьем магазине на Неглинном, катастрофа грандиозна, с разрушением дома и обильными
жертвами.
* * *
Сегодня был у доктора, посоветоваться насчет боли в ноге. Он меня очень опечалил, найдя меня в полном беспорядке. Придется серьезно лечиться.
Чудовищнее всего то, что я боюсь слечь, потому что в милом органе, где я служу, под меня подкапываются и безжалостно могут меня выставить.
Вот, черт бы их взял.
* * *
Червонец, с Божьей помощью, сегодня 5500 рублей (5 1/2 миллиардов). Французская булка стоит 17 миллионов, фунт белого хлеба -- 65
миллионов. Яйца, десяток, вчера стоили 200 рублей . (Так в тексте, вероятно -- 200 миллионов рублей.)
Москва шумна. Возобновил маршруты трамвай 24 (Остоженка).
* * *
О "Записках на манжетах" ни слуху, ни духу. По-видимому, кончено.
1924:
18-го (октября). Суббота.
Я по-прежнему мучаюсь в "Гудке".
Сегодня день потратил на то, чтобы получить 100 рублей в "Недра(х)". Большие затруднения с моей повестью-гротеском "(Роковые яйца)". Ангарский
(наметил) мест 20, которые надо по цензурным соображениям изменить. Пройдет ли цензуру. В повести испорчен конец, п(отому) ч(то) писал я ее
наспех.
Вечером был в опере Зимина (ныне -- Экспериментальный театр) и видел "Севильского цирульника" в новой постановке. Великолепно. Стены (ходят),
бегает мебель.
____________________________________
Ты жила в тишине и покое.
По старинке желтели обои,
Мелом низкий белел потолок,
И глядело окно на восток.
Зимним утром, лишь солнце всходило,
У тебя уже весело было:
Свет горячий слепит на полу,
Печка жарко пылает в углу.
Книги в шкапе стояли, в порядке
На конторке лежали тетрадки,
На столе сладко пахли цветы…
«Счастье жалкое!» - думала ты.
18 октября 1938, Иван Бунин.
От бежавших рыцари наживы
Грузовик везут с инвентарем:
«Пригодится, если будем живы,
Обменяем, если не помрем!»
Но не жаль вещей осиротелых
Тем, кто ищет в странствиях приют:
«Лучше справим, если будем целы,
Разживемся, если не убьют!»
Это слово бродит в наших мыслях,
Раздается, как припев звуча...
Надо всеми шеями нависло
Лезвие Дамоклова меча!
18 октября 1941, «Если», Дмитрий Кедрин.
МИХАИЛ ПРИШВИН
1941:
...Переночевали в Переславле у N. До 2 часов ждали машину (свою отдали в ремонт). Отдыхали дома, выслушивая на месте новости, напр., о том, что немцы заняли пол-Москвы. Так легенда на болоте опережает действительные события. Видели, как у нас в Усолье весело копают окопы (и так странно: по легенде Москва занята, и они этому верят и все-таки копают окопы).
1942:
...Между тем на Руси так и создалась революция: самодержавие было как больная старуха, капризная, упрямая, ограниченная, ничего не понимающая в современности. Какая-то Пиковая дама. А молодая Россия, наша, желанная, как Лиза, а немец Герман, пытавшийся вырвать ее напрасно у старухи, запутался в трех картах. Под носом была Москва, он же думал о себе, о высшей расе, о своем господстве, о трех несуществующих картах.
Вот это счастье в пустыне вдвоем, как мы с Лялей мечтаем, и есть именно те три карты, на которых помешался Герман, и герой Достоевского <...> построил фантастическую счастливую жизнь через убийство старухи: три карты, три карты, только три карты, а не я сам, живой творческий человек могу изменить к лучшему свою жизнь. Вот это вверение себя чему-то внешнему материальному и есть присяга дьяволу, называемая св. Отцами пагубным «самоутверждением».
Вот теперь ясно, что немцам остается, как Герману, самоубийственный выход. А... если бы он жив был, пришлось бы стать на коленки... остается подумать о настоящем выходе.
...
1943:
На всем юге, от Киева до Крыма происходит последнее все решающее сражение, и все уверены, что немцы скоро будут разбиты...
ДАВИД САМОЙЛОВ
1943:
Солдат-фронтовик ненавидит тыловую жизнь. Здесь ему не дают ни сна, ни покоя. С ним обращаются как с преступником, обворовывают, заставляют делать самую черную работу и еще попрекают тем, что, мол, братья его проливают кровь на фронте. Способ действия самый иезуитский. Поэтому фронтовик стремится на фронт. Там он сыт и свободен. Его накормят, побоятся украсть, с ним нельзя обращаться грубо.
Сегодня - выгрузка дров. Ноги уже не ходят, но ты кладешь бревно и механически идешь за другим. Не хочется отставать.
Еврейтор.
Пулемет брызжет, как автоген.
ГЕНЕРАЛ ВВС НИКОЛАЙ КАМАНИН
1967:
День моего рождения (сегодня мне стукнуло 59 лет) совпал с большим историческим событием - наша межпланетная станция «Венера-4» мягко опустилась на Венеру. Завтра результаты этого нового большого достижения в космических исследованиях будут опубликованы в газетах.
Вчера завизировал проект решения ЦК и Совмина по развитию тренажной базы Центра подготовки космонавтов. Проект хороший и предусматривает создание в ЦПК научно обоснованного комплекса тренажеров. Ответственность за осуществление проекта возлагается на ряд министерств и институтов.
Поступило сообщение о том, что в Боливии погиб Эрнесто Че Гевара. Я хорошо знал этого пламенного кубинского революционера, встречи с ним на Кубе и в Москве оставили у меня самые приятные воспоминания. Будучи соратником Фиделя Кастро он всегда выступал за коллегиальность руководства и делал все возможное, чтобы предостеречь Фиделя от культа его личности. Но Фидель не понял и не оценил одного из лучших своих друзей: вынужденный покинуть Кубу, Гевара погиб, защищая идеи пролетарской революции.
_________________________________
Доводилось нам сниматься
И на снимках улыбаться
Перед старым аппаратом
Под названьем "фотокор",
Чтобы наши светотени
Сквозь военные метели
В дом родимый долетели
Под родительский надзор.
Так стояли мы с друзьями
В перерывах меж боями.
Сухопутьем и морями
Шли, куда велел приказ.
Встань, фотограф, в серединку
И сними нас всех в обнимку:
Может быть, на этом снимке
Вместе мы в последний раз.
Кто-нибудь потом вглядится
В наши судьбы, в наши лица,
В ту военную страницу,
Что уходит за кормой.
И остались годы эти
В униброме, в бромпортрете,
В фотографиях на память
Для отчизны дорогой.
18-21 октября 1979, Минск - Москва,
Юрий Визбор, «Военные фотографии»
Click to view