Русские медведи любят напиваться
Серёжу Казнова я знал - не коротко, но, тем не менее, временами встречались и, как это принято у литинститутцев, бывало, выпивали в одной компании (комнате!). Миша Довженко ходил в общагу на Добролюбова 9/11 к двум тамошним жителям - ко мне и Казнову, которого знал ещё по Саранску.
Почти десять лет нет Сергея, а стихи вот живы. Недавно наткнулся на его дипломную работу. Немножко он страдал многословием, конечно, это и в эпоху наших встреч, со слуха было хорошо заметно. Но есть у него вещи очень хорошие, поэтом он был интересным. Времени, жаль, не хватило. Послушайте:
* * *
Русские медведи любят напиваться.
В душу их, соседи, лучше не соваться.
Глухомань вселенной, не видать с холма.
Снега по колено, вечная зима.
Вот приходит русский с вьюжного базара -
водку без закуски пьет из самовара.
Сам в лаптях, в тулупе, борода до полу, -
нам-то здесь, в Тулузе, это по приколу!
После щи хлебает деревянной ложкой,
спину разгибает, - и пошел с гармошкой!
Будет он до гроба - как не удивляться! -
в глубине сугроба по ночам валяться.
По утрам - похмелье. Ни добра, ни злата.
Дети подземелья! Звери, азиаты!
Говорят - им гадко. Денег ни шиша.
Чем живут - загадка. Русская душа!
Так у них на улицах говорят про русских.
Я сижу ссутулившись. Муторно и грустно.
…Завивала волосы с печкой визави,
пела звонким голосом о своей любви,
кликала по имени ласково меня,
вечерами зимними греясь у огня,
чай на печку ставила ночью в холода,
а потом оставила раз и навсегда.
Каменными шторами занавешен рай.
Мы делили поровну сон и каравай,
и она любила кружево плести,
и от счастья было рук не развести.
Кто-то любит танцы. Кто-то - голос Музы.
Плохо мне, испанцы, гадко мне, французы!
Надо жить на свете, мыться, обуваться…
Русские медведи любят напиваться.
* * *
Эта осень - особенно долгая,
век бессонниц моих, полудрем,
и сшивает неспешной иголкою
август лета с моим декабрем,
и такою раскинулась Волгою,
что как будто мы все не умрем.
Чудотворные наши обители,
выходящие из берегов,
богомольцы, сектанты, любители
всех Озирисов и Иегов,
я не верю вам, братья-святители,
не бывает на свете богов.
Это просто питаются стонами
духи, вечно хотящие есть,
и кружатся над нами фантомами,
пожирая молитвы и лесть;
имена их - скорее антонимы
для того, что действительно есть.
Молодое, веселое, вздорное,
посиделки в высокой траве,
тополиная пыль коридорная
на рассвете, в июне, в Москве, -
вот она, моя точка опорная,
вот он, путь к золотой синеве.
Только память и свет, только пение,
только это стальное перо,
только золото, пусть и осеннее,
только утреннее серебро, -
вот она, моя честь и спасение,
и молитва, и зло, и добро.
Потому что листва тополиная
облетела и стала немой,
потому что спиральная линия
обязательно станет прямой;
эта осень - особенно длинная,
но кончается тоже зимой.