Ната Сучкова... Эх, щедра на таланты Вологда. Честно говоря, не всё у нее равноценно, не всё принимаю, некоторые стихи кажутся пустым словоговорением - причудливым, но пустым. Однако есть абсолютное золото, как первое стихотворение в подборке. Им и живы:
***
В храме на Покровке много лет назад
по-калмыцки ловкий разливал солдат,
точно дорогое ставил угощенье,
с поварской сноровкой воду на Крещенье.
Пар над ним клубился, звон дробился тонкий,
под ремень забился фартук из клеенки.
В двери напирала - вот пошла работа! -
набивала храма золотые соты,
прибывала, брякала, кашляла, текла
с бутылями-банками мерзлая толпа.
- Эй, давай, солдатик! - лысина, платочек,
- Помоги-ка, братик! Подсоби, сыночек!
В генеральской даче окна закопчены,
звали не иначе - чурка некрещеный.
- Ну-ка, загорелый, помоги старушке!
И вода блестела на его веснушках.
Я наверно знаю: он сейчас живой,
пулевой не взятый, цел от ножевой,
из железной кружки за свои труды
скромно отхлебнувший ледяной воды.
***
Я не ангел небесный, а темный разбойный тать,
между пальцами сцепленными - драгоценный твой волосок,
я пришел разбить твое сердце и немного себе забрать,
мне не нужно целого - всего лишь один кусок.
Это просто волшебная сказка - не игра или что-то вроде -
с девятью кошачьими жизнями, с золотым сердечком в кольце,
спрячь его под сорочек стопками в антикварном своем комоде
или в тапке старой стоптанной на своем кружевном крыльце.
Потеряется и закатится в серебро столовое, в вилочки,
а когда уже все напишется, то найдешь его, слышишь, потом,
в детском парке в секретике девичьем под зеленым стеклом бутылочным,
под засохшими незабудками и крапивницы мертвой крылом.
***
Теплое облако синее
можно поймать за хвост,
даже не нужно усилия -
выпрямись лишь во весь рост.
Солнце блестит на радужке,
пар преломляет свет,
синее облако - бабушка,
белое облако - дед.
Ты все такая же вредина -
прыгни - раз, два - и повис,
вон, от ее передника
свесился краешек вниз.
- Бабушка, видишь, там радуга?
Как мне достать до тебя?
Только она, аккуратная,
фартук уже прибрала.
- Спи, мой хороший, полно-ка,
я ведь и так с тобой, -
и укрывает облаком
с вышивкой набивной.
***
Коньками нацарапанный,
пробитый до воды,
как детские каракули,
висит над домом дым.
Несешься вверх, ужаленный,
зима поет во рту,
а дым - он отражается,
засахарен во льду.
Рисуют ноги кренделя,
и вертится земля,
с тоскою смотрят на тебя
твои учителя.
Блестят надменные очки,
и лепятся правее
твои - с натяжкой - троячки
по чтению и пенью.
Но что они не говорят,
ты знаешь, будет твердой
по рисованию твоя
небесная четверка.