Воспоминания
В данном посте я бы хотел опубликовть рассказ 11-летней давности. Мне самому было тогда 17 лет. В то время я писал рассказы: в основном юмористические. Это - мой первый опыт написания "боевика". Рассказ написан под влиянем книг Ю. Никинтна: все эти юсовцы, антиамериканские настроения, клише о сверхценности жизни для американцев - это все отттуда.
Ничего не исправлено, и не добавлено.
Напомню - автору 17 лет. 2004 год.
ЖИЗНЬ, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО
Я молился. И, пожалуй, первый раз в своей жизни искренне. Стоя на коленях, закрыв глаза… И чувствуя затылком холодный ствол пистолета. Сейчас террорист нажмет на курок и мои мозги разлетятся по всему подвалу, забрызгав и без того сырой песок, повиснув комочками на стенах и потолке.
Говорят, перед смертью вся жизнь человека проносится у него перед глазами за один миг. Врут, наверное. Перед моим внутренним взором раз за разом возникают события последнего, судя по всему, дня моей жизни.
Раз за разом. И снова.
Я очнулся где-то десять минут назад и первым, что увидел, был песок. Сырой песок подвала, куда меня приволокли непонятно зачем. Потом перед самым лицом я увидел пару дешевых китайских кроссовок с эмблемами «Nike», которые, словно в подтверждение того, что они - не галлюцинация, несколько раз чувствительно пнули меня в лицо, а руки хозяина кроссовок грубо вздернули меня за плечи и поставили на колени. Террорист за спиной принялся зачитывать какой-то идиотский приговор, обвиняя всю Америку и меня в частности в геноциде великой русской культуры, в развращении нравов и еще в чем-то страшном. Он говорил по-русски, и я понимал каждое слово - бабушка-эмигрантка в свое время обучила языку.
Все это было десять минут назад. А до этого (час назад? два? день!?) был стандартный маршрут моего патруля, плоские, пошлые, но все равно чертовски смешные шуточки Хьюго, здоровенного белозубого негра, способного залпом выпить бутылку виски, был привычный вес винтовки в руках, улыбки и хитрые подмигивания встречных девушек. Еще был короткий дымный след из переулка, громкий взрыв, странно плотный и горячий воздух… А затем песок, «Nike» и ствол пистолета на затылке. И дикая головная боль. Я закрыл глаза и начал молиться.
Умирать не хотелось. Нет, было не страшно, не противно, а именно не хотелось. Как не хочется заступать на маршрут в воскресенье, но если по поводу патрулирования можно договориться с подлизой и карьеристом Паркинсоном, то с террористом из РНЕ (а кто еще осмелится поднять руку на американского солдата?) договориться не получится.
На стене напротив, которая вот-вот будет забрызгана моей кровью, надпись по-русски: «Смерть оккупантам!». Это про меня. Это я - оккупант. Злой американский захватчик, пришедший поработить русский народ. Господи, ну какие же идиоты! И ведь не объяснишь, что патрули охраняют лишь территорию вокруг посольства США, ну еще пару ближайших кварталов. Охраняют от террористов, которые убивают американских граждан по всей Москве, взрывают машины и квартиры, настраивают людей против граждан США.
«Смерть оккупантам!»
Теперь понятно, почему у меня свободны руки и ноги - зачем сначала связывать, а через полчаса развязывать тугие узлы, если от пули в затылок все равно не увернешься?
Террорист закончил читать нелепый приговор, и я вдруг с пугающей остротой ощутил, что сейчас в грязном подвале какого-то московского дома оборвётся жизнь Джона Файтера, сержанта роты при охране посольства США в Москве, и ничего нельзя изменить.
Сердце забилось чаще. А в принципе, что я теряю? Руки свободны, резкий рывок назад и в сторону, захват кисти, как учили. Может, удастся выбить пистолет. Надо, конечно, быть реалистом, шансов практически нет, мне должно просто фантастически повезти, но в любом случае, пусть грязный террорист увидит, что американский солдат борется за жизнь до конца, ибо жизнь - это единственная ценность, что есть у человека!
Бог мой, как же болит голова…
***
Грязные серые стены качаются перед глазами, я бреду, загребая ногами песок, вдоль влажных водопроводных труб, в поисках выхода из вонючего подвала. В голове все еще звон от выстрела, теплая кровь течет по щеке и затекает за воротник камуфляжа. Противно. Пальцы дотронулись до опаленного выстрелом обрубка, еще пару минут назад бывшего моим левым ухом, и острая боль на миг стала просто ослепляющей. Накатила дурнота, голова закружилась, я вновь упал на колени, и меня стошнило, забрызгав руки. Чернота в глазах нехотя рассеялась, я поднялся, вытер руки о штаны и двинулся дальше. Ублюдки из РНЕ обчистили все карманы: нет ни бинта, чтобы перевязать рану, ни телефона, чтобы позвонить своим, ни обезболивающего. Все, что есть - это пистолет Макарова, позаимствованный у убитого террориста. Но главное - я жив. Осталось найти выход из чертова подвала, а там уже будет видно.
Старая, обшарпанная дверь с сорванным замком, ведущая наружу, нашлась быстро, но взявшись за ручку, я остановился. Ведь за дверью могут оказаться террористы, ожидающие товарища, и тогда Костлявая наверняка заберет мою душу.
Помню, когда бабушка была уже не в силах встать с кровати, а я плакал у ее подушки, бабушка говорила: «Двум смертям не бывать, а одной не миновать». Не миновать, подумал я и потянул дверь на себя.
На улице был вечер. И никаких террористов. Поднявшись по заплёванным и зассаным ступенькам, я вышел во двор панельного десятиэтажного дома и сразу удивился пустоте, царившей вокруг. Ни один фонарь не работает, лампочки давно разбиты местной шпаной, пара припаркованных автомобилей и ни одного человека. Не было даже подростков, которые вечно тусуются у подъезда, пьют пиво и тискают девчонок. Что-то тревожное разлито в теплом летнем воздухе, но что именно, неясно.
Я пробрался вдоль стены дома, выглянул на проезжую часть. Кажется, я попал в ад.
Горели машины, За разбитыми витринами магазинов стояли обнаженные и испачканные гарью манекены, по асфальту рассыпано битое стекло. Группа ребят в новеньких кожанках деловито, без суеты, обносила магазин бытовой техники. Увидев меня, они остановились, поставили коробки на землю, и пошли в мою сторону с явным намерением набить морду американской сволочи.
Я рванул из-за пояса пистолет.
- Стоять!
Они остановились. Самый здоровый, двухметровый бритый амбал, медленно потянулся ко внутреннему карману куртки. Выстрел в воздух вернул его ругу на место.
- Стойте, где стоите! - крикнул я, не убирая пистолет и боком отходя в проулок. - Если кто-то двинется, пристрелю!
Они провожали меня тяжелыми взглядами, пока я не скрылся за углом. Затем я побежал.
Черт, да что же это происходит?! В России началась гражданская война? Русская мафия устроила разборки на всю Москву? Террористы вышли из подполья? Ничего я не знаю. Не знаю ничего, кроме одного - мне надо вернуться в посольство во что бы то ни стало. Потому что больше идти некуда.
Добежав до конца грязного темного проулка, я остановился. Осторожно выглянул из-за угла, та же самая картина: битые витрины, перевернутые автомобили… А вот кое-что новенькое.
По тротуару в мою сторону шел человек. Черный балахон с надписью «Prodigy», капюшон накинут на голову, синие мешковатые штаны, дешевые кроссовки. И повязка РНЕ на рукаве. Подросток. Подросток с автоматом Калашникова в руках. Он шел неспешна, держа автомат обеими руками, за его спиной распухшее темно-оранжевое солнце опускалось за горизонт, поэтому лицо подростка оставалось в тени. Меня он не видел.
Обломки мозаики постепенно складывались в моей голове в общую картину: нападение на патруль не было случайностью. РНЕ осмелели настолько, что подняли бунт, вылившийся в массовые погромы и уличные грабежи. Нечего сказать, хороши, патриоты. Даже детей вооружили.
А кстати… я взглянул на пистолет. Автомат в данных условиях мне пригодится куда больше. Сняв «Макаров» с предохранителя, я затаился в тени.
Шаги раздавались все ближе, вот, показалась фигура в балахоне, и я мгновенно взял голову на прицел. Подросток прошел мимо даже не взглянув в сторону проулка, а я, быстро выглянув, и убедившись, что улица пуста, громко произнес:
- Стой! Не двигайся! Убью!
Фигура в балахоне замерла.
- А сейчас медленно, очень медленно положи автомат на землю и повернись.
Он не шелохнулся, лишь крепче сжал цевье.
Я повторил:
- Медленно. Положи автомат на землю. И повернись ко мне лицом. Иначе я выстрелю.
Он рванулся в сторону, быстро развернувшись, и нажал на курок. Пули из автомата ушли куда-то в сторону, а я попал прямо в голову. Подросток рухнул на землю, неловко подвернув ногу и выронив автомат, а я все стоял не в силах пошевелиться. У моих ног лежала мертвая девочка. Подросток. Лиловые волосы, слипшиеся от крови. Кровь была на ее щеках и губах. Совсем еще молоденькая, лет семнадцать всего. Детский, всепрощающий взгляд ее глаз навечно застыл на лице. Что же я наделал?..
Нет!
Я не виноват в ее смерти, а виноваты те ублюдки, которые дали детям автоматы и погнали на смерть! Сволочи из РНЕ! Фашисты они, а не патриоты!
Я бросил пистолет на землю, поднял автомат и пошел вверх по улице. Отсюда до посольства всего пара километров и надо всего лишь дойти. А уж еды и оружия там хватит, чтобы продержаться несколько недель.
Я перешел дорогу и, стараясь не оглядываться на убитую девочку, пошел прямо в закат.
По щеке скатилась слеза, я вытер ее рукавом. Это все солнце. Глаза режет.
***
Я стоял у подъезда в очередном дворе и прикидывал, где я нахожусь. Я только что свернул с (не помню названия), где находится мой любимый бар, значит, посольство должно быть где-то в правой стороне отсюда. Получается, надо идти боковыми улицами еще метров семьсот, затем направо и я дома. Ребята там наверняка хорошо укрепились, здание посольства строилось заодно и как оборонительное сооружение, и без танков его не взять. Эта мысль чуть согрела сердце, и я тронулся в путь.
Вечер уже почти перетек в ночь, тени налились густой чернотой, давая надежное укрытие, а шаги слышались настолько отчетливо, что мне не составляло никакого труда избегать встреч с нежелательными гостями. Я крался от машине к машине, от витрины к витрине, замирая в нишах дверей, вслушиваюсь в ночь единственным целым ухом.
И крик я услышал очень отчётливо.
- Помогите!
Женщина. На параллельной улице.
- Помогите! Кто-нибудь!
Что-то кольнуло в сердце. Та девчонка на помощь не звала. И я бы прошел мимо, своя шкура дороже, если бы не лиловые волосы, слипшиеся от крови, если бы не этот всепрощающий взгляд…
Выругавшись, я проверил, не стоит ли автомат на предохранителе и пошел на голос.
Двое бритых парней прижали ее к стене: один держал со спины, зажав ладонью рот, а другой, задрав юбку, пытался стянуть трусики. Девушка отчаянно вырывалась, слезы залили лицо, но сразу видно, что ей не совладать с двумя здоровыми отморозками.
Они убьют ее, понял я. Изнасилуют и убьют, чтобы не оставлять свидетеля. Я прицелился в того, который держал со спины. Сердце ускорило бег, горячие мысли понеслись быстрее, накаляя череп изнутри. Допустим, я выстрелю. Убью подонков, спасу девушку, что тогда? На звук выстрела наверняка примчатся боевики РНЕ с ближайших улиц, и тогда мне конец. А если не выстрелю и позволю этим двоим закончить свое дело? То вполне возможно, доберусь до посольства: оно должно быть во-он за теми домами. Ну так что же? Стрелять или не стрелять? Надо решиться.
Надо ли?
Я нажал на курок. А затем еще раз. Сухой треск автомата спугнул ворон с крыши, и чернота над головой разразилась громким карканьем. Оба ублюдка свалились на землю, а девушка упала сверху. Я подбежал к ней: голова в крови, лежит без движения. Прижал руку к ее груди - сердце бьется. Слава богу, просто без сознания и кровь - не ее. Вздохнув с облегчением, я поднялся. Теперь надо бежать, бежать быстро. Я было развернулся, но уперся носом в дуло пистолета.
- Don’t move. - сказал человек с пистолетом.
Усталость навалилась с необычайной силой, руки опустились, автомат упал на землю. Жизнь вдруг перестала быть высшей ценностью, тем более, что жизни этой осталось несколько мгновений.
- Можно по-русски. - сказал я.
Человек в камуфляже с повязкой «РНЕ» на рукаве чуть вздрогнул, видимо, непривычно видеть американца, говорящего по-русски.
- Ты убьешь меня? - спросил я. - Убивай.
Мне так все надоело…
- Я не понимаю. Зачем ты ее спас? Разве для вас своя жизнь не дороже?
Я пожал плечами. Он смотрел мне прямо в глаза, и желание пристрелить американскую мразь в его взгляде боролось с осознанием благородства моего поступка.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Джон.
- Идешь в посольство?
Я кивнул.
- Тебе не пройти. Оно в блокаде. Тебя убьют.
Я вновь пожал плечами, мне все равно. Другого пути нет. Он бросил короткий взгляд на мертвых ублюдков.
- Я бы и сам их пристрелил, но раз уж ты меня опередил и дал себя обнаружить…
Он отошел в тень, откуда и появился. Из темноты раздался голос:
- Будем считать, я тебя не видел. Пускай, тебя убьет кто-нибудь другой.
Русские… Вас невозможно понять. На его месте я бы выстрелил, не колебаясь, а этот террорист дарит мне жизнь! Нелогично! Хотя, когда русские руководствовались логикой?..
Я подобрал автомат и побежал.
Стук подошв об асфальт. Теперь таиться нет смысла. Мелькают витрины магазинов, все разбиты. Я бегу к посольству. Прямо на оцепление, если верить тому русскому. Как они там говорят?... Авось пронесет?
Сзади раздались выстрелы: очередь прошла рядом со мной, превратив лобовое стекло «Форда» в фонтан мелких брызг. И снова длинная очередь. Правое - целое - ухо обдало горячим воздухом - это пули прошли совсем рядом с головой, - я упал и перекатился. Пригибаясь, свернул за угол и в упор столкнулся с боевиком. Я резко взмахнул прикладом, целясь в подбородок, он увернулся, тогда я ударил ногой и послал следом короткую очередь. Перепрыгнул через тело, за этим углом посольство, уже виден угол ограды, но вдруг мир завертелся, земля и небо дважды поменялись местами, и я упал на асфальт, корчась от острой боли в спине. Пуля вошла в плечо и застряла в теле. Боком я отполз за «Москвич» с разбитыми стеклами (и откуда только здесь взялся?) и спрятался за ним. Чуть выглянул - посольство на другой стороне улицы, метров пятьдесят, из окон кто-то стреляет, причем, не по мне.
Неужели заметили? Неужели узнали?
Шальная пуля вошла в капот совсем рядом с головой, и я вжался в асфальт. По спине течет горячая кровь, я на линии перекрестного огня и добраться до ворот нет никакой возможности: либо террористы пристрелят, либо свои. Выстрелы стали реже, стороны берегут патроны, и поймав момент тишины, я заорал, напрягая все силы:
- I’M JOHN FIGHTER!!! HEY!!! HUGO! SOMEONE! HELP!!!
Наступила минутная тишина. Затем со стороны посольства донесся голос, усиленный через микрофон:
- Is that you, John?
Ну какие же идиоты! Обязательно надо переспросить!
- Yes! Yes it’s me! - господи, как же больно. - HELP!!!
И снова тишина. А с другой стороны, как они мне помогут? Не выйдут же наружу и не подберут - их тут же пристрелят.
Знакомый скрип - это открываются автоматические ворота. И на том спасибо. Я огляделся по сторонам: нет, не дойду, сил не хватит, в глазах уже темнеет. О русский Авось, ты сильнее, чем Бог! Помоги мне!
Держась за кузов машины, я приподнялся, протянул руку через разбитое боковое стекло, открыл дверь изнутри и повалился на переднее сиденье. За хламом в бардачке, как и предполагалось, разноцветные провода, многие замотаны изолентой. Я выбрал вроде бы нужные, зубами снял изоляцию и замкнул. Раз, другой, и машина завелась. Сил подняться уже не было: рукой держа руль, правой, выжимая педаль газа, я вел машину наугад, ориентируясь по памяти. Вновь началась стрельба, пули вспарывали легкий корпус «Москвича», вырывали куски из сидений, крошили панель. Проехав еще несколько метров, машина во что-то врезалась и остановилась. Я попытался пошевелиться, но не смог.
***
В глазах пляшут огненные мухи. Невидимые руки схватили меня за плечи и куда-то потащили. Не надо, оставьте меня здесь, я так устал… Через мгновение разум отключился.
Я очнулся в медотсеке. Яркий свет, слабость в теле и полная тишина.
- Да, старина, ну и заставил ты нас попотеть.
С трудом повернув голову, я увидел здоровяка Хьюго. Он как всегда улыбался.
- Мы были уверены, что ты погиб. И когда увидели фигуру в нашей форме, решили, что это уловка террористов. Если бы Паркинсон тебя не узнал, мы бы открыли огонь.
- Этот подлиза…еще жив? - слова выходили с трудом. В горле страшная сухость. - Я думал, при случае, его любой… пристрелил бы.
Хьюго заржал.
- Сейчас каждый ствол на счету. Вот закончится заварушка, тогда и пристрелим!
Я улыбнулся и закрыл глаза. Уже проваливаясь в сон, успел подумать: как же хорошо. Я в родных стенах, в безопасности, вокруг надежные друзья и можно отдохнуть.
***
Олег закончил читать приговор. Теперь осталось нажать на курок и закончить с этим делом. Но боевик не спешил стрелять. Очень странное чувство: одно дело убивать врага во время боя, когда лицом к лицу, кровь кипит в жилах, а глаза застилает пелена, и совсем другое - стрелять безоружному и беспомощному человеку в спину. Даже если он солдат оккупационной армии. Олег перевел взгляд на стену.
«Смерть оккупантам!»
Неприятно чувствовать себя палачом.
Внезапно американец рванулся, пытаясь схватить за запястье, и Олег с коротким выдохом нажал курок. Алый фонтан взорвался в затылке юсовца, кровь забрызгала надпись на стене, и солдат повалился на песок лицом вниз.
Олег глубоко дышал, смиряя бешеный бег сердца. Поступок юсовца был неожиданным, и промедли Олег еще чуть-чуть, лежать ему сейчас на месте американца. Вот ведь черти звездно-полосатые! За жизнь свою драгоценную до конца борются!
Олег вышел из подвала, на ходу застегивая наплечную кобуру. Семен и Юра ждали у машины.
- Все. - Сказал Олег. - Поехали отсюда.
Трое сели в старый неприметный «Опель». Юра завел мотор и повел машину дворами к дороге.
- Олег, все в порядке? - Спросил он. - Ты что-то мрачный.
- Да нет, все хорошо. Тот американец в последний момент дернулся, я слегка замешкался.
- Ну и? - спросил Семен.
- Ничего. - ответил Олег. - С такого расстояния нельзя промахнуться.
Старенький «Опель» вырулил на Тверскую и растворился в безумном потоке машин. Распухшее темно-оранжевое солнце опускалось за горизонт.
Ничего не исправлено, и не добавлено.
Напомню - автору 17 лет. 2004 год.
ЖИЗНЬ, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО
Я молился. И, пожалуй, первый раз в своей жизни искренне. Стоя на коленях, закрыв глаза… И чувствуя затылком холодный ствол пистолета. Сейчас террорист нажмет на курок и мои мозги разлетятся по всему подвалу, забрызгав и без того сырой песок, повиснув комочками на стенах и потолке.
Говорят, перед смертью вся жизнь человека проносится у него перед глазами за один миг. Врут, наверное. Перед моим внутренним взором раз за разом возникают события последнего, судя по всему, дня моей жизни.
Раз за разом. И снова.
Я очнулся где-то десять минут назад и первым, что увидел, был песок. Сырой песок подвала, куда меня приволокли непонятно зачем. Потом перед самым лицом я увидел пару дешевых китайских кроссовок с эмблемами «Nike», которые, словно в подтверждение того, что они - не галлюцинация, несколько раз чувствительно пнули меня в лицо, а руки хозяина кроссовок грубо вздернули меня за плечи и поставили на колени. Террорист за спиной принялся зачитывать какой-то идиотский приговор, обвиняя всю Америку и меня в частности в геноциде великой русской культуры, в развращении нравов и еще в чем-то страшном. Он говорил по-русски, и я понимал каждое слово - бабушка-эмигрантка в свое время обучила языку.
Все это было десять минут назад. А до этого (час назад? два? день!?) был стандартный маршрут моего патруля, плоские, пошлые, но все равно чертовски смешные шуточки Хьюго, здоровенного белозубого негра, способного залпом выпить бутылку виски, был привычный вес винтовки в руках, улыбки и хитрые подмигивания встречных девушек. Еще был короткий дымный след из переулка, громкий взрыв, странно плотный и горячий воздух… А затем песок, «Nike» и ствол пистолета на затылке. И дикая головная боль. Я закрыл глаза и начал молиться.
Умирать не хотелось. Нет, было не страшно, не противно, а именно не хотелось. Как не хочется заступать на маршрут в воскресенье, но если по поводу патрулирования можно договориться с подлизой и карьеристом Паркинсоном, то с террористом из РНЕ (а кто еще осмелится поднять руку на американского солдата?) договориться не получится.
На стене напротив, которая вот-вот будет забрызгана моей кровью, надпись по-русски: «Смерть оккупантам!». Это про меня. Это я - оккупант. Злой американский захватчик, пришедший поработить русский народ. Господи, ну какие же идиоты! И ведь не объяснишь, что патрули охраняют лишь территорию вокруг посольства США, ну еще пару ближайших кварталов. Охраняют от террористов, которые убивают американских граждан по всей Москве, взрывают машины и квартиры, настраивают людей против граждан США.
«Смерть оккупантам!»
Теперь понятно, почему у меня свободны руки и ноги - зачем сначала связывать, а через полчаса развязывать тугие узлы, если от пули в затылок все равно не увернешься?
Террорист закончил читать нелепый приговор, и я вдруг с пугающей остротой ощутил, что сейчас в грязном подвале какого-то московского дома оборвётся жизнь Джона Файтера, сержанта роты при охране посольства США в Москве, и ничего нельзя изменить.
Сердце забилось чаще. А в принципе, что я теряю? Руки свободны, резкий рывок назад и в сторону, захват кисти, как учили. Может, удастся выбить пистолет. Надо, конечно, быть реалистом, шансов практически нет, мне должно просто фантастически повезти, но в любом случае, пусть грязный террорист увидит, что американский солдат борется за жизнь до конца, ибо жизнь - это единственная ценность, что есть у человека!
Бог мой, как же болит голова…
***
Грязные серые стены качаются перед глазами, я бреду, загребая ногами песок, вдоль влажных водопроводных труб, в поисках выхода из вонючего подвала. В голове все еще звон от выстрела, теплая кровь течет по щеке и затекает за воротник камуфляжа. Противно. Пальцы дотронулись до опаленного выстрелом обрубка, еще пару минут назад бывшего моим левым ухом, и острая боль на миг стала просто ослепляющей. Накатила дурнота, голова закружилась, я вновь упал на колени, и меня стошнило, забрызгав руки. Чернота в глазах нехотя рассеялась, я поднялся, вытер руки о штаны и двинулся дальше. Ублюдки из РНЕ обчистили все карманы: нет ни бинта, чтобы перевязать рану, ни телефона, чтобы позвонить своим, ни обезболивающего. Все, что есть - это пистолет Макарова, позаимствованный у убитого террориста. Но главное - я жив. Осталось найти выход из чертова подвала, а там уже будет видно.
Старая, обшарпанная дверь с сорванным замком, ведущая наружу, нашлась быстро, но взявшись за ручку, я остановился. Ведь за дверью могут оказаться террористы, ожидающие товарища, и тогда Костлявая наверняка заберет мою душу.
Помню, когда бабушка была уже не в силах встать с кровати, а я плакал у ее подушки, бабушка говорила: «Двум смертям не бывать, а одной не миновать». Не миновать, подумал я и потянул дверь на себя.
На улице был вечер. И никаких террористов. Поднявшись по заплёванным и зассаным ступенькам, я вышел во двор панельного десятиэтажного дома и сразу удивился пустоте, царившей вокруг. Ни один фонарь не работает, лампочки давно разбиты местной шпаной, пара припаркованных автомобилей и ни одного человека. Не было даже подростков, которые вечно тусуются у подъезда, пьют пиво и тискают девчонок. Что-то тревожное разлито в теплом летнем воздухе, но что именно, неясно.
Я пробрался вдоль стены дома, выглянул на проезжую часть. Кажется, я попал в ад.
Горели машины, За разбитыми витринами магазинов стояли обнаженные и испачканные гарью манекены, по асфальту рассыпано битое стекло. Группа ребят в новеньких кожанках деловито, без суеты, обносила магазин бытовой техники. Увидев меня, они остановились, поставили коробки на землю, и пошли в мою сторону с явным намерением набить морду американской сволочи.
Я рванул из-за пояса пистолет.
- Стоять!
Они остановились. Самый здоровый, двухметровый бритый амбал, медленно потянулся ко внутреннему карману куртки. Выстрел в воздух вернул его ругу на место.
- Стойте, где стоите! - крикнул я, не убирая пистолет и боком отходя в проулок. - Если кто-то двинется, пристрелю!
Они провожали меня тяжелыми взглядами, пока я не скрылся за углом. Затем я побежал.
Черт, да что же это происходит?! В России началась гражданская война? Русская мафия устроила разборки на всю Москву? Террористы вышли из подполья? Ничего я не знаю. Не знаю ничего, кроме одного - мне надо вернуться в посольство во что бы то ни стало. Потому что больше идти некуда.
Добежав до конца грязного темного проулка, я остановился. Осторожно выглянул из-за угла, та же самая картина: битые витрины, перевернутые автомобили… А вот кое-что новенькое.
По тротуару в мою сторону шел человек. Черный балахон с надписью «Prodigy», капюшон накинут на голову, синие мешковатые штаны, дешевые кроссовки. И повязка РНЕ на рукаве. Подросток. Подросток с автоматом Калашникова в руках. Он шел неспешна, держа автомат обеими руками, за его спиной распухшее темно-оранжевое солнце опускалось за горизонт, поэтому лицо подростка оставалось в тени. Меня он не видел.
Обломки мозаики постепенно складывались в моей голове в общую картину: нападение на патруль не было случайностью. РНЕ осмелели настолько, что подняли бунт, вылившийся в массовые погромы и уличные грабежи. Нечего сказать, хороши, патриоты. Даже детей вооружили.
А кстати… я взглянул на пистолет. Автомат в данных условиях мне пригодится куда больше. Сняв «Макаров» с предохранителя, я затаился в тени.
Шаги раздавались все ближе, вот, показалась фигура в балахоне, и я мгновенно взял голову на прицел. Подросток прошел мимо даже не взглянув в сторону проулка, а я, быстро выглянув, и убедившись, что улица пуста, громко произнес:
- Стой! Не двигайся! Убью!
Фигура в балахоне замерла.
- А сейчас медленно, очень медленно положи автомат на землю и повернись.
Он не шелохнулся, лишь крепче сжал цевье.
Я повторил:
- Медленно. Положи автомат на землю. И повернись ко мне лицом. Иначе я выстрелю.
Он рванулся в сторону, быстро развернувшись, и нажал на курок. Пули из автомата ушли куда-то в сторону, а я попал прямо в голову. Подросток рухнул на землю, неловко подвернув ногу и выронив автомат, а я все стоял не в силах пошевелиться. У моих ног лежала мертвая девочка. Подросток. Лиловые волосы, слипшиеся от крови. Кровь была на ее щеках и губах. Совсем еще молоденькая, лет семнадцать всего. Детский, всепрощающий взгляд ее глаз навечно застыл на лице. Что же я наделал?..
Нет!
Я не виноват в ее смерти, а виноваты те ублюдки, которые дали детям автоматы и погнали на смерть! Сволочи из РНЕ! Фашисты они, а не патриоты!
Я бросил пистолет на землю, поднял автомат и пошел вверх по улице. Отсюда до посольства всего пара километров и надо всего лишь дойти. А уж еды и оружия там хватит, чтобы продержаться несколько недель.
Я перешел дорогу и, стараясь не оглядываться на убитую девочку, пошел прямо в закат.
По щеке скатилась слеза, я вытер ее рукавом. Это все солнце. Глаза режет.
***
Я стоял у подъезда в очередном дворе и прикидывал, где я нахожусь. Я только что свернул с (не помню названия), где находится мой любимый бар, значит, посольство должно быть где-то в правой стороне отсюда. Получается, надо идти боковыми улицами еще метров семьсот, затем направо и я дома. Ребята там наверняка хорошо укрепились, здание посольства строилось заодно и как оборонительное сооружение, и без танков его не взять. Эта мысль чуть согрела сердце, и я тронулся в путь.
Вечер уже почти перетек в ночь, тени налились густой чернотой, давая надежное укрытие, а шаги слышались настолько отчетливо, что мне не составляло никакого труда избегать встреч с нежелательными гостями. Я крался от машине к машине, от витрины к витрине, замирая в нишах дверей, вслушиваюсь в ночь единственным целым ухом.
И крик я услышал очень отчётливо.
- Помогите!
Женщина. На параллельной улице.
- Помогите! Кто-нибудь!
Что-то кольнуло в сердце. Та девчонка на помощь не звала. И я бы прошел мимо, своя шкура дороже, если бы не лиловые волосы, слипшиеся от крови, если бы не этот всепрощающий взгляд…
Выругавшись, я проверил, не стоит ли автомат на предохранителе и пошел на голос.
Двое бритых парней прижали ее к стене: один держал со спины, зажав ладонью рот, а другой, задрав юбку, пытался стянуть трусики. Девушка отчаянно вырывалась, слезы залили лицо, но сразу видно, что ей не совладать с двумя здоровыми отморозками.
Они убьют ее, понял я. Изнасилуют и убьют, чтобы не оставлять свидетеля. Я прицелился в того, который держал со спины. Сердце ускорило бег, горячие мысли понеслись быстрее, накаляя череп изнутри. Допустим, я выстрелю. Убью подонков, спасу девушку, что тогда? На звук выстрела наверняка примчатся боевики РНЕ с ближайших улиц, и тогда мне конец. А если не выстрелю и позволю этим двоим закончить свое дело? То вполне возможно, доберусь до посольства: оно должно быть во-он за теми домами. Ну так что же? Стрелять или не стрелять? Надо решиться.
Надо ли?
Я нажал на курок. А затем еще раз. Сухой треск автомата спугнул ворон с крыши, и чернота над головой разразилась громким карканьем. Оба ублюдка свалились на землю, а девушка упала сверху. Я подбежал к ней: голова в крови, лежит без движения. Прижал руку к ее груди - сердце бьется. Слава богу, просто без сознания и кровь - не ее. Вздохнув с облегчением, я поднялся. Теперь надо бежать, бежать быстро. Я было развернулся, но уперся носом в дуло пистолета.
- Don’t move. - сказал человек с пистолетом.
Усталость навалилась с необычайной силой, руки опустились, автомат упал на землю. Жизнь вдруг перестала быть высшей ценностью, тем более, что жизни этой осталось несколько мгновений.
- Можно по-русски. - сказал я.
Человек в камуфляже с повязкой «РНЕ» на рукаве чуть вздрогнул, видимо, непривычно видеть американца, говорящего по-русски.
- Ты убьешь меня? - спросил я. - Убивай.
Мне так все надоело…
- Я не понимаю. Зачем ты ее спас? Разве для вас своя жизнь не дороже?
Я пожал плечами. Он смотрел мне прямо в глаза, и желание пристрелить американскую мразь в его взгляде боролось с осознанием благородства моего поступка.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Джон.
- Идешь в посольство?
Я кивнул.
- Тебе не пройти. Оно в блокаде. Тебя убьют.
Я вновь пожал плечами, мне все равно. Другого пути нет. Он бросил короткий взгляд на мертвых ублюдков.
- Я бы и сам их пристрелил, но раз уж ты меня опередил и дал себя обнаружить…
Он отошел в тень, откуда и появился. Из темноты раздался голос:
- Будем считать, я тебя не видел. Пускай, тебя убьет кто-нибудь другой.
Русские… Вас невозможно понять. На его месте я бы выстрелил, не колебаясь, а этот террорист дарит мне жизнь! Нелогично! Хотя, когда русские руководствовались логикой?..
Я подобрал автомат и побежал.
Стук подошв об асфальт. Теперь таиться нет смысла. Мелькают витрины магазинов, все разбиты. Я бегу к посольству. Прямо на оцепление, если верить тому русскому. Как они там говорят?... Авось пронесет?
Сзади раздались выстрелы: очередь прошла рядом со мной, превратив лобовое стекло «Форда» в фонтан мелких брызг. И снова длинная очередь. Правое - целое - ухо обдало горячим воздухом - это пули прошли совсем рядом с головой, - я упал и перекатился. Пригибаясь, свернул за угол и в упор столкнулся с боевиком. Я резко взмахнул прикладом, целясь в подбородок, он увернулся, тогда я ударил ногой и послал следом короткую очередь. Перепрыгнул через тело, за этим углом посольство, уже виден угол ограды, но вдруг мир завертелся, земля и небо дважды поменялись местами, и я упал на асфальт, корчась от острой боли в спине. Пуля вошла в плечо и застряла в теле. Боком я отполз за «Москвич» с разбитыми стеклами (и откуда только здесь взялся?) и спрятался за ним. Чуть выглянул - посольство на другой стороне улицы, метров пятьдесят, из окон кто-то стреляет, причем, не по мне.
Неужели заметили? Неужели узнали?
Шальная пуля вошла в капот совсем рядом с головой, и я вжался в асфальт. По спине течет горячая кровь, я на линии перекрестного огня и добраться до ворот нет никакой возможности: либо террористы пристрелят, либо свои. Выстрелы стали реже, стороны берегут патроны, и поймав момент тишины, я заорал, напрягая все силы:
- I’M JOHN FIGHTER!!! HEY!!! HUGO! SOMEONE! HELP!!!
Наступила минутная тишина. Затем со стороны посольства донесся голос, усиленный через микрофон:
- Is that you, John?
Ну какие же идиоты! Обязательно надо переспросить!
- Yes! Yes it’s me! - господи, как же больно. - HELP!!!
И снова тишина. А с другой стороны, как они мне помогут? Не выйдут же наружу и не подберут - их тут же пристрелят.
Знакомый скрип - это открываются автоматические ворота. И на том спасибо. Я огляделся по сторонам: нет, не дойду, сил не хватит, в глазах уже темнеет. О русский Авось, ты сильнее, чем Бог! Помоги мне!
Держась за кузов машины, я приподнялся, протянул руку через разбитое боковое стекло, открыл дверь изнутри и повалился на переднее сиденье. За хламом в бардачке, как и предполагалось, разноцветные провода, многие замотаны изолентой. Я выбрал вроде бы нужные, зубами снял изоляцию и замкнул. Раз, другой, и машина завелась. Сил подняться уже не было: рукой держа руль, правой, выжимая педаль газа, я вел машину наугад, ориентируясь по памяти. Вновь началась стрельба, пули вспарывали легкий корпус «Москвича», вырывали куски из сидений, крошили панель. Проехав еще несколько метров, машина во что-то врезалась и остановилась. Я попытался пошевелиться, но не смог.
***
В глазах пляшут огненные мухи. Невидимые руки схватили меня за плечи и куда-то потащили. Не надо, оставьте меня здесь, я так устал… Через мгновение разум отключился.
Я очнулся в медотсеке. Яркий свет, слабость в теле и полная тишина.
- Да, старина, ну и заставил ты нас попотеть.
С трудом повернув голову, я увидел здоровяка Хьюго. Он как всегда улыбался.
- Мы были уверены, что ты погиб. И когда увидели фигуру в нашей форме, решили, что это уловка террористов. Если бы Паркинсон тебя не узнал, мы бы открыли огонь.
- Этот подлиза…еще жив? - слова выходили с трудом. В горле страшная сухость. - Я думал, при случае, его любой… пристрелил бы.
Хьюго заржал.
- Сейчас каждый ствол на счету. Вот закончится заварушка, тогда и пристрелим!
Я улыбнулся и закрыл глаза. Уже проваливаясь в сон, успел подумать: как же хорошо. Я в родных стенах, в безопасности, вокруг надежные друзья и можно отдохнуть.
***
Олег закончил читать приговор. Теперь осталось нажать на курок и закончить с этим делом. Но боевик не спешил стрелять. Очень странное чувство: одно дело убивать врага во время боя, когда лицом к лицу, кровь кипит в жилах, а глаза застилает пелена, и совсем другое - стрелять безоружному и беспомощному человеку в спину. Даже если он солдат оккупационной армии. Олег перевел взгляд на стену.
«Смерть оккупантам!»
Неприятно чувствовать себя палачом.
Внезапно американец рванулся, пытаясь схватить за запястье, и Олег с коротким выдохом нажал курок. Алый фонтан взорвался в затылке юсовца, кровь забрызгала надпись на стене, и солдат повалился на песок лицом вниз.
Олег глубоко дышал, смиряя бешеный бег сердца. Поступок юсовца был неожиданным, и промедли Олег еще чуть-чуть, лежать ему сейчас на месте американца. Вот ведь черти звездно-полосатые! За жизнь свою драгоценную до конца борются!
Олег вышел из подвала, на ходу застегивая наплечную кобуру. Семен и Юра ждали у машины.
- Все. - Сказал Олег. - Поехали отсюда.
Трое сели в старый неприметный «Опель». Юра завел мотор и повел машину дворами к дороге.
- Олег, все в порядке? - Спросил он. - Ты что-то мрачный.
- Да нет, все хорошо. Тот американец в последний момент дернулся, я слегка замешкался.
- Ну и? - спросил Семен.
- Ничего. - ответил Олег. - С такого расстояния нельзя промахнуться.
Старенький «Опель» вырулил на Тверскую и растворился в безумном потоке машин. Распухшее темно-оранжевое солнце опускалось за горизонт.