Про волосы, крестьянство и милицию (осторожно, ненормативная лексика!)
Так уж получилось, что в жизни я всегда страдал из-за длинных волос.
Детство моё пришлось на «лихие 90-е», когда стриженная под 2 миллиметра башка, спортивные штаны вместе с туфлями-«педальками» стали признаком современного и успешного человека. К сожалению, мои родители оставались людьми более консервативных взглядов и строго-настрого запрещали мне стричься «как все эти уголовники», в результате чего я всегда носил удлинённую стрижку интеллигентного ученика музыкальной школы (кем, в общем-то, я и являлся). К сожалению, такая стрижка безошибочно подсказывала тогдашней уличной шпане потенциального лоха, у которого можно было чем-нибудь поживиться. Понятно, что добрый ученик младшей школы не мог дать сколь либо серьёзного отпора существам, выросшим среди растений и животных и закалённых в бесконечных разборках «район на район». Поэтому за свой подобный статус и внешний вид часто приходилось расплачиваться имеющимися наличными деньгами. Пару раз даже под угрозой ножа-бабочки, иметь который тогда считалось особым шиком каждого реального районного пацана. На прощание такая уличная банда обычно не переминала заявить мне с характерным акцентом: «Ты чо, бляць, пастрычся што-ли не можэш?» или «Чо ты такой патлатый? Пидар што ли?». А я в то время даже не представлял себе полностью, кто такой этот самый «пидар».
Только на лето, под предлогом того, что с волосами мне жарко, я выторговывал себе короткую стрижку. Как я тогда радовался! Я становился таким же унылым болваном, как и законодатели тогдашней народной моды! Я получал спокойствие, безопасность и свободу почти беспрепятственно перемещаться по улицам. Шпана отводила глаза - что взять с такого же районного пацана. А если случались какие-то инциденты, то с новой причёской я всегда мог встать в позу, скорчить характерное олигофреническое выражение лица - вот такое:
и таким же голосом сказать «Чё надо?!». С обычной моей причёской такого эффекта было не добиться.
В средней школе положение не сильно изменилось, хоть 90-е годы уже почти закончились и начинались 2000-е. К тому времени я уже плотно осознавал себя фанатом рок-музыки, и у меня уже не было желания поскорее расстаться с волосами. Собственно, они были не такие уж и длинные - примерно такие, как у Курта Кобейна, но на фоне реальных пацанов всё равно выделялись.
Так получилось, что даже в нашей хорошей школе в то время присутствовала бригада великовозрастных дебилов. К сожалению, у нас обязательное среднее образование, и они были вынуждены ходить и отмечаться в школе. Большинство из них за время учёбы по нескольку раз оставались на второй год, что придавало им ещё большего несоответствия школьному миру - им бы давно уж в стройбате шпалы укладывать, а они ещё здесь мыкаются. Местом их обычного обитания был школьный спортзал. Большинство даже не ходило на уроки, а весь день до самого закрытия школы просиживало там. Это было тяжело назвать тягой к здоровому образу жизни, потому что особым шиком у них считалось залиться пивом-водкой и пойти играть в баскетбол, футбол или настольный теннис. Самым крутым пацаном был тот, кто во время игры умел ещё на ходу курить сигарету. После спортивных баталий они развлекались просто курением, лузганием семок и издевательствами над «задротами» и немногочисленными школьными неформалами. Для последних было большим кошмаром услышать сакраментальную фразу «Э, слышь, волосатый, сюда иди!». И не надо думать, что если, как в кино, ты походил в тренажёрку и изучил приёмы карате, то можно было каким-то образом избежать экзекуций. В реальной жизни такая жертва только ещё больше злила и раззадоривала местных гопников. Их убогая жизнь получала тогда цель и смысл. Их банд-группа сплачивалась над внезапной жизненной задачей, они, наконец, получали долгожданную возможность испытать и проявить себя в том, кроме чего, собственно, ничего больше не умели - бухать и пиздить, пиздить и бухать.
В итоге доморощенный каратист был подстерегаем где-то в подворотне в 5-7 раз превышающими его по численности и параметрам силами гопоты и был нещадно бит. Сила избиения была прямо пропорциональна оказываемому сопротивлению. Я как-то раз тоже пробовал построить из себя крутого рембо - к счастью отделался только сломанным пальцем.
Собственно, способов избежать конфликта было лишь несколько. Самый простой - не совершать страшных преступлений в виде ношения нестандартной причёски и маек любимых рок-групп, слиться с массовкой, из которой тебя будет тяжело вычленить. И ещё один способ, очень интересный и знаковый.
В нашей школьной тусовке неформалов был один весёлый парень по прозвищу Мыш (у него была фамилия Мышевский). Мы вместе не одно пиво под гитару выпили, вместе же получали от гопников и т.д. Затем он перевёлся в другую школу, но всё равно продолжал захаживать к нам. И вскоре мы заметили в нём разительные перемены. Внезапно он постригся наголо, стал бешенными темпами наращивать мышечную массу и бить руками стены, показывая, какой он на самом деле крутой боец. К тому же он стал поддразнивать нас «волосатыми дебилами», но мы это не воспринимали сильно всерьёз. А однажды он заявился к нам в школу бухой со своими новыми друзьями - футбольными фанатами - и стал агрессивно нападать на своих прошлых друзей. Я только спросил у него:
- Мыш, что ты делаешь, мы не ожидали от тебя такой подлости…
Он отвечал:
- Я сейчас буду пиздить вас - грязных волосатых!
Меня повеселил этот быдловский слог и я пошутил:
- Но ведь я же чистый волосатый!
- А мне похуй!
После этого я просто развернулся и пошёл прочь, а Мыш ещё долго кричал мне вслед какие-то пьяные оскорбления.
После этого он уже не появлялся в нашей школе. Понимал, что сжёг все мосты и «пиздил волосатых» где-то у себя на районе. Однажды я случайно встретил его одного трезвого на улице. Спросил, не стыдно ли ему за свой поступок. Он гордо ответил, что ему нечего стыдиться, он «очищает нацию от всяких уродов» и вообще, если я буду его о чём-то расспрашивать, это плохо для меня закончится…
В то же самое время я поехал в путешествие по Европе и приехал в Словакию в городок Прешов. Это милое тихое место размером меньше нашего Витебска. Целыми днями я расхаживал там в довольно неформальном по нашим меркам виде. И понимал, что я здесь вообще ни фига не заметен. В Словакии в провинциальном Прешове расхаживали какие-то страшные панки с булавками в носу, реперы в широченных штанах, растаманы с длиннющими дредами устраивали концерты прямо на главной улице. А характерные дебиловатые ребята в «Адидасе» здесь в принципе отсутствовали как класс. О том, чтобы подвалить к незнакомому человеку и нагло цепляться с идиотскими вопросами «А чё ты такой…» в этой стране не могло быть и речи.
Тогда я стал серьёзно задумываться об этой культурной разнице между странами и обществами. Тогда я ещё не изучал этнологию и социокультурную антропологию и не мог до конца понять, чем обусловлена подобная разница. А через много лет я написал в своей университетской дипломной работе, которая стала итогом долгих и кропотливых исследований:
«Одной из существенных черт социально-культурных стереотипов белорусского крестьянства в 19 веке было признание личных судеб и социального положения индивидов в обществе независящими от их усилий. Особенно чётко это проявлялось на примере социальных стереотипов, в которых закреплялась неизменность общественных порядков. Можно было прилагать усилия для изменения своего положения лишь в рамках своего микросоциума (например, деревенской общины) и только традиционным для него способом. Обнаруживать какие-то нестандартные амбиции либо склонности за пределами этого микросоциума значило ставить под угрозу своё устойчивое веками сложившееся существование в нём. Желательным и достойным всяческой защиты было наличие замкнутого «своего» мира, который давал чувство безопасности и удовлетворял примитивные потребности индивида. В этом контексте нарушение (даже кажущееся) привычных порядков означало в сознании крестьян дезорганизацию, совершенное разрушение установленных устоев без возможности их замены другими».
Это на самом деле объясняет многое, если не всё. В западном мире амбиции, непохожесть, индивидуальность, свобода выбора человека - это залог развития общества, залог его прогресса и инноваций. Именно поэтому в этом перманентно «загнивающем» мире появлялись всяческие барокко, классицизмы, ампиры, кубизмы, импрессионизмы, супрематизмы. Именно потому там появились Queen, Scorpions и Beatles. Именно потому там придумали Евровидение, которое мы безуспешно пытаемся покорить, сделав вид, что мы тоже афигенно творческие и открытые люди с аналогом какого-то гимна Северной Кореи, правда.
В нашем же мире генетический белорусский крестьянин говорит внутри нас, что всё вышеперечисленное - опасность. Что за пределами своего колхоза ты никто (там злые, нехорошие люди), а в его пределах ты - слепое орудие чужих сил (например, начальства). Если ты подстроишься под эти силы, сольёшься с массовкой и складками местности, то у тебя есть шансы прожить долгую счастливую растительную жизнь. Но если ты вздумаешь не просто идти не проторенной дорожкой, а хотя бы просто выглядеть на этой дорожке не так, как другие - то этим ты не только производишь ненужное возмущение в общем спокойном сером болоте, но и как будто ставишь под угрозу существование других обитателей этого болота. Как бы, ладно, если сам сдохнешь, но из-за тебя и другим попадёт! Особенности традиционного крестьянского сознания не предполагают направления мысли, в котором самостоятельные изменения привычного уклада жизни могут идти в каком-либо другом направлении, кроме плохого. В общем:
В белорусской литературе такой конфликт мировоззрений на все времена описан в поэме Якуба Коласа «Сымон-музыка».
Так вот, казалось бы, к чему тут волосы и прочее. Да вот как-то напрямую.
Меня всегда интересовало, кем же в итоге станут те самые идиоты, которые ничтоже сумняшися приставали ко мне на улицах и в школе с ценными указаниями по поводу причёски. И вот, когда в разгар нынешних молчаливых акций протеста, до меня стали доходить слухи, что в автозаки хватают в первую очередь по принципу длинны волос и вообще нестандартного внешнего вида, я поначалу смеялся. Ну правда, это же какая-то дикость, детский сад и школьная быдлянка! - А потом я узнал, что это так и есть.
«…На площади собрались молодые люди, у которых были особенности во внешности: длинные волосы, в ушах - различные серьги, исколотые губы. Все это напоминает атрибуты древних африканских племен, а не современных цивилизованных людей. Могу сказать, что это молодые люди определенной направленности. В наш адрес поступали сообщения от жителей города о том, что этой ситуацией воспользовались представители сексуальных меньшинств».
Читаю это, а в ушах стоят фразы из далёкой юности:
- Хули у тебя в ушах эта хуйня? Ты чё, индеец, бля или пидор что ли?!
Собственно, такой же подтекст в словах этого сельского милиционера. Современные цивилизованные люди, в отличие от него, вполне адекватно воспринимают и «различные серьги» и даже «исколотые губы». И только вчерашнее деревенское быдло и холуй на посылках у параноидального диктатора видит в этом «определённую направленность», «звенья одной цепи» и в конечном итоге всё те же сакраментальные «сексуальные меньшинства». Психиатры, кстати, говорят, что подобное невротическое отношение гопоты к этим самым меньшинствам имеет тюремно-уголовные корни…
Читаю:
«Участникам акции хочу пожелать, чтобы они привели себя в порядок, сделали нормальную прическу, убрали с лица металлические скобы - разве в этом духовная сила и значимость настоящего мужчины? Жаль, что не всем сегодня приходится служить в армии - это настоящая школа жизни!».
И вспоминаю, с каким восхищением быдло моего детства смотрело на побывавших в армии и тюрьме. Почему-то это считалось вещами одного общего порядка (тюрьма, впрочем, даже несколько круче). Ведь именно там можно было усвоить готовые модели того животного, жлобского поведения, которому здесь в обычной жизни они лишь только подражали. Армия давала возможность обычному гопнику почувствовать свою принадлежность к мощной стае (или стаду) и получить внутреннюю уверенность и чувство полноценности, которое он обычно ищет в обычных дворовых шайках.
Да, кстати, не секрет ведь, что обычный гопник, в том числе гопник, попавший в милицию, существо внутренне ущербное и на индивидуальном уровне ничтожное. И эту ущербность и ничтожество они какими-то остатками подсознания смутно осознают и испытывают большую зависть к более развитым и полноценным людям. Кстати, именно в этом психологические корни злобы, которую испытывают менты, когда участники акций смеются над их глупыми потугами. Так вот, они ничего из себя не представляют как личности, перечень их умений также не слишком грандиозен: верх шика - накачаться стероидами и разбить башкой кирпич. Я согласен, что разбить башкой кирпич - нелёгкая и иногда даже полезная прикладная задача. В нормальных обществах эта задача выполняется на своём уровне и не претендует на глобальную актуальность и доминирование. Но в нашем деформированном и бескультурном обществе больное чувство собственной важности, вкупе с внутренним осознанием собственного убожества, вчерашних реальных пацанов, нынешних дуболомов, требует считать их героями нашего времени, выдающимися людьми, примерами для подражания нынешним и будущим поколениям. Особо выдающимся экземплярам достаточно пострадать хернёй годик на захолустной погранзаставе, чтобы потом соседям от него проходу не было на какой-нибудь день пограничника. Ну а уж если ты мент из райотдела, который «очищает площадь от всяких уродов», то, оказывается ты и вовсе великий и мудрый труженик, который может даже поучать:
«На площадь не вышли те, кто всю свою жизнь трудился, потому что этих людей не сломишь, они пережили много горя и потому нынешние экономические проблемы не относят к каким-то глобальным бедам. Этот период в жизни нашего общества надо пережить, сохраняя спокойствие. А молодые люди поддались вредному убеждению, кто-то посеял в их душе плевелы, и нет у них никакого устойчивого политического взгляда. Они еще толком не изучили историю, обществоведение, не видят пока разницы в политической системе общества. Им еще многому надо учиться, а они уже выходят разрушать…».
Неизвестно, где мозырские жандармы сами изучают историю и обществоведение, но таких «видящих разницу в политической системе» и знающих, кто такие «цивилизованные современные люди» я, опять же, уже видел.
В 2001 году я возвращался из культового тогда минского места под названием «Управа БНФ». Я победил там в какой-то исторической викторине и мне вручили майку с надписью «Барані сваё!». Помните, была такая - с ёжиком. Внезапно из двора дома вывалила целая армия бритоголовых футбольных фанатов и с криком «Стой, блять, сейчас будешь получать пизды!» устремилась ко мне. Прежде, чем устроить экзекуцию, они пожелали выяснить «что я имею против Лукашенко». Сообразив, с какой аудиторией я имею дело, я попытался применить патетическую риторику про то, что «мы - беларусы, великий народ, который должен оборонять ценности предков, а Лукашенко отнял у нации гордость, и вообще, само существование нашего народа поставлено под угрозу». Когда я окончил речь, бригада фанатов, наверное от неожиданности, несколько секунд тупо смотрела на меня, а потом один из них, наконец произнёс:
- Нихуя! Всё у нас нормально! Нормальный у нас президент!
К счастью, бегать из фанатов толком никто не умел, и я отделался лишь разбитой губой и порванной только что подаренной майкой.
В нормальной стране этих дебилов арестовали бы как опасных хулиганов. А мозырский вертухай, возможно, назовёт их хорошими, разбирающимися в ситуации ребятами, путь и не совсем корректными в методах. О да, теперь вопрос не в насилии над инакомыслием, а лишь в санкции на него. Не зря нам советуют:
«Если вы встретите таких странных молодых людей в указанных выше местах, не применяйте к ним никаких мер воздействия. Сообщите об этом в милицию».
Я думаю, избивавшие меня ушлёпки давно поняли эту фишку. Хочешь, как любил с детства, безнаказанно издеваться над другими людьми - добро пожаловать в милицию.
