«Почти украинцы»: из истории русинской идентичности (часть 3)
Как только началась Первая мировая война, «москвофилы» довольно быстро были нейтрализованы австро-венгерскими властями - кто не успел бежать в Россию, были помещены в концлагерь Талергоф, и до конца войны дожили не все.
Во время войны жители Галичины, служившие в австрийских частях, встретились с украинцами Российской империи, и пришли к выводу: один язык, одна родина. Бывшие украинские сечевые стрельцы австрийской армии приняли участие в строительстве двух новых украинских республик: УНР на обломках российской империи и ЗУНР - австро-венгерской. Но обе, несмотря на общий язык и этническую идентичность, с самого начала раздирали внутренние противоречия. Более того, всего через несколько месяцев после формального объединения возник и конфликт между Киевом и Львовом. Камнем преткновения стал вопрос об отношении к Польше. Для УНР, которую теснили и красные, и белые, меньшим злом и вынужденным союзником представлялись поляки, чья позиция была выраженно антибольшевистской и антиимперской. Для ЗУНР, напротив, поляки были самым главным противником, претендовавшим на ключевые для западных украинцев земли. Поэтому ради борьбы против поляков власти ЗУНР готовы были объединяться то с белыми, то с красными. В конце концов, как мы знаем, УНР захватили красные, а ЗУНР - пресловутые поляки.
За всем этим с тревогой и неодобрением наблюдали жители Закарпатья. После 1918 года в Карпатах возникли движения против господства венгров, и были созданы несколько короткоживущих республик - Гуцульская, Восточно-Лемковская, Лемко-Русинская и Руська Краина. Из них однозначно проукраинскими (то есть стремившимися к интеграции с ЗУНР и УНР) были только первые две, Гуцульская и Восточно-Лемковская, но их проблемой была территориальная удалённость от основного массива украинских земель. Гуцулов сначала оккупировали румыны, а затем уступили территорию чехам; восточных лемков довольно быстро присоединила к себе Польша. С другой стороны, Республика Лемков и Руська Краина скорее были созданы под лозунгами «местной» идентичности, чем украинской. Война в Украине, конфликт между УНР и ЗУНР, когда «свои» боролись против своих и никак не могли договориться, произвели на местных жителей самое неприятное впечатление. «Не зря мы отвергли украинофилов», говорили сторонники «местной» идентичности, «вон сколько с ними проблем». И вздохнули с облегчением, когда лемки оказались под властью Польши, а Руська Краина - чехов и словаков (где регион получил официальное название Подкарпатская Русь).
Наконец, очень небольшая часть Руськой Краины осталась под властью венгров, и ещё небольшое количество местных бежало в Сербию и Хорватию, где с XVIII века уже сложились общины выходцев из Закарпатья.
За этим последовали два межвоенных десятилетия.
Хуже всех, наверное, в этот период пришлось лемкам в Польше. Если в больших городах польские власти ещё как-то считались с украинской интеллигенцией и опасались украинских террористов, то лемковские организации были довольно быстро закрыты, лемковское образование - свёрнуто.
В Венгрии власти учли ошибки довоенного периода и повели политику: как угодно себя называйте, лишь бы не украинцами. Широко развернулась печать как москвофильского, так и «местного» направления, причём обе стороны активно использовали термины «русин» и «руський», а граница между обоими движениями ещё больше размылась - вплоть до неразличения. Книги, газеты, грамматические справочники и разговорники публиковались своеобразной орфографией, напоминавшей дореволюционную русскую, разве что без твёрдых знаков. Язык этих публикаций напоминал украинский, но с большим количеством слов венгерского и словацкого происхождения.
Лучше всего было положение украинцев-русинов на территории Подкарпатской Руси - региона в составе Чехословакии. Чехословацкие власти с самого начала повели весьма толерантную политику в отношении национальных меньшинств - а тем более, когда эти меньшинства были «братьями-славянами», благодаря чему вплоть до 1938 г. карпатский край пользовался своеобразной "де-факто" полуавтономией.
Межвоенная история Подкарпатской Руси представляется своего рода «золотым веком», идеалом для современного русинского движения. Как отмечает, например, уже упомянутый профессор П. Магочий в "Иллюстрированной истории Украины", русины (как отдельный народ) были в Чехословакии равными среди равных, могли развивать свою культуру, преподавание на своём языке, ставить памятники своим деятелям, и вообще пользовались такой свободой, какой у них не было ни до, ни после. Я бы, пожалуй, согласился со следующим: русины в чехословацком Закарпатье жили гораздо свободнее, чем их «братья» в советской Украине. В довоенной Чехословакии не было советского «рая для трудящихся» с его Голодомором, конфискациями имущества, тотальными репрессиями против интеллигенции. Так же и с языком: политика украинизации, начатая в УССР в 1920-е годы, обернулась расстрелом почти всех, кто имел неосторожность в неё поверить, и сменилась политикой русификации (а за пределами УССР, например, в Кубани, советские украинцы были русифицированы тотально).
В отличие от советского "братства народов", чехи неуклонно соблюдали те языковые и культурные права, которые они предоставили карпатскому греко-католическому меньшинству. Ясно, что отсюда карпатцы сделали вывод: с чехами лучше, чем с «братской» Украиной. Тем более, что в отличие от соседней Польши, и тем более Венгрии, Прага вовсе не вела агрессивную ассимиляторскую политику (из-за чего идеи ОУН в Закарпатье тоже поначалу не пользовались популярностью).
С самого начала Прага не возражала против того, чтобы дети в карпатских школах на собственном языке. Однако возник вопрос - по каким учебникам учиться? Вот здесь и развернулась борьба между москвофилами и украинофилами, которая, к тому же, имела политическую окраску. Москвофилов поддерживала, в том числе деньгами, белая эмиграция в Праге, среди представителей которой были весьма состоятельные люди. С другой стороны, украинофилов поддерживали местные коммунисты, для которых Прага была «буржуазным режимом», ну и в противовес белой эмиграции тоже. В 1930-е гг. два конкурирующих учебника предложили Иван Панькевич (на фото слева), видный украинский филолог из Ужгорода, и священник Евмений Сабов (на фото справа). Если Панькевич предложил украинскую грамматику с включением карпатских слов, то Сабов предложил, представьте себе, учебник обычного русского языка в дореволюционной орфографии -- даром что он общался в быту и писал статьи на малопонятном для "великороссов" местном диалекте. В 1937 году (уже после смерти Сабова) состоялся референдум, на котором сторонники украинского учебника Панькевича потерпели тяжёлое поражение - русский учебник Сабова получил почти три четверти голосов.
Почему же в том году жители Подкарпатской Руси вместо украинского языка, относительно понятного носителю любого из карпатских диалектов, или хотя бы одного из местных диалектов, предпочли более далёкий русский язык? Причин тут несколько. Во-первых, как отмечает русинско-словацкий лингвист А. Плишкова, у карпатских славян уже была привычка, когда наддиалектной нормой в течение многих столетий был другой язык (церковнославянский). Во-вторых, проявилось разочарование из-за неудачи создать независимое украинское государство. В-третьих, в воздухе уже отчётливо пахло надвигающейся войной, и инстинктивно людям хотелось прислониться к большому и сильному союзнику. Если даже правительство в Праге, не имевшее иллюзий в отношении сталинского режима, тем не менее всерьёз раздумывало, не пустить ли к себе войска СССР для защиты от немецкой агрессии, то в чём обвинять "несознательного" обывателя?
Но уже в конце того же 1937 г. на многотысячном митинге Иван Рогач заявил: "Ласки просити ні від кого не будемо. Ми вже не покірні раби, чи всякі карпато-татро-лемко-бойко-роси, а свідомі українці!.."
Именно украинофилы Закарпатья в критический момент 1938 года, когда угроза оккупации нависла и над карпатскими землями, выступили на защиту своего народа с оружием в руках, тогда как москвофилы, образно говоря, попрятались в щели (а кое-кто потом проявил себя как лояльные сторонники венгерских оккупантов).
В 1938 г. под давлением великих держав Чехословакия была вынуждена уступить часть территории Германии и дать независимость Словакии. Жители Карпат ещё не знали, что Гитлер пообещал их земли венграм, но поняли, что пришло время брать судьбу в свои руки. Августин Волошин (на фото) и ряд других деятелей проукраинской направленности провозгласили вместо прежней Подкарпатской Руси автономную Карпатскую Украину и сформировали правительство. Поначалу в правительство попали даже некоторые москвофилы и «мадьяроны», однако довольно скоро им пришлось покинуть должности. С первых же дней существования независимой республики украинский язык стал внедряться и в школьное образование, и в административную сферу.
Уже в первые дни существования Карпатской Украины венгры оккупировали часть её территории, а в 1939 г. превосходящие силы венгров сначала разгромили сопротивление Карпатской Сечи, а затем без суда расстреляли несколько сот попавших в плен. Части активистов и бойцов удалось бежать в Чехию или Словакию; из них многие потом присоединились к ОУН, а после раскола ОУН примкнули к фракции Мельника. Среди них был Иван Рогач, издававший в 1941 г. в Киеве украинскую газету, и в 1942 г. казнённый гитлеровцами вместе с Олегом Ольжичем и Оленой Телигой. Лидер Карпатской Украины Августин Волошин был арестован в 1945 г. советскими агентами и замучен в тюрьме.
Во время венгерской оккупации на термин «украинцы» в Карпатах было наложено табу, о сближении местных русинских диалектов с украинским языком не могло быть и речи. В отношении местных диалектов в официальных документах употреблялся термин "угрорусский язык", но в прочих публикациях допускался и термин "русинский язык". В реальности книги, газеты и даже учебники публиковались как на местных диалектах, так и на обычном русском языке - для венгров между ними большой разницы не было.
К слову сказать, совершенно аналогичную политику венгры проводили в отношении других меньшинств. Скажем, на территории, где жили словаки, венгерские власти позволяли обучение на словацком языке - но не на стандартном, который использовался в соседней Словацкой республике, а на диалекте протестантов восточной Словакии - чтобы в культурном и языковом плане отделить эти земли от остального словацкого народа.
На фото: чехословацкая банкнота, выпущенная советской оккупационной администрацией в 1944 г. Справа внизу - надпись по-украински (с точки зрения советской администрации), или по-русински (с точки зрения чехов и словаков).
Хотя Карпатская Украина просуществовала недолго, она сыграла свою роль в решении Сталина аннексировать в 1945 г. Закарпатье и присоединить его к Украинской ССР. Лишь те территории, где носители украино-карпатских (или русинских) диалектов составляли меньшинство, после войны были возвращены в состав Чехословакии.
Местные жители восприняли такой шаг неоднозначно. С одной стороны, Карпатская Украина наконец объединялась с "братской Украинской ССР". С другой - люди, уже успевшие пожить в демократической Чехословакии и относительно благополучной Венгрии, столкнулись с нашествием варваров. Карпатский москвофил Михаил Мондич, который в течение года работал переводчиком в СМЕРШ, собственными глазами увидел нечеловеческие пытки, которым подверглись карпатские активисты (в том числе и москвофилы), их родственники и просто случайные жертвы, что потом подробно описал в своих воспоминаниях. Теперь закарпатцы должны были жить в советском «раю для трудящихся» с его Гулагом, депортациями населения, коллективизацией, грабительскими налогами, трудоднями для жителей села и идеологическим промыванием мозгов. К этому добавилось ещё уничтожение греко-католической церкви - одного из символов местной идентичности - которую принудительно объединили с московской православной, попутно избавившись от популярных местных священников. Со временем репрессии утихли, зато началась политика русификации. Что же до местных диалектов, то что на них мог почитать житель советского Закарпатья? Ну разве что сборники местных сказок и легенд, записанные ещё в досоветский период.
«Русинское возрождение»
Вторая мировая война и первые послевоенные годы полностью изменили этническую карту земель, где проживали носители русинско-лемковских диалектов. В Польше, в ходе операции "Висла", лемков отселили подальше от границы с Украиной, на земли, которые побеждённая Германия уступила полякам. В Венгрии в крупных городах они ассимилировались за одно-два поколения, и крупные общины сохранились буквально в двух-трёх сёлах. Довольно крупные общины сохранились в Югославии (Руски-Крстур в сербской Войводине, несколько крупных сёл в Хорватии) и особенно в Чехословакии (регион Пряшевщина на востоке Словакии).
В Югославии, поскольку отношения с СССР были не всегда радужными, власти не возражали, чтобы местные русины пользовались собственным диалектом вместо стандартного украинского языка.
С другой стороны, власти Польши и ЧССР повели политику мягкой ассимиляции, когда в школе и в повседневной жизни альтернативы государственному языку не было, однако в то же время для лемков-русинов существовали общества украинской культуры, при которых издавались журналы, могли существовать театры и культурные центры.
Среди местных культурных деятелей, однако, существовало тихое недовольство подобной политикой. Причём причина обид, пусть читатель не обидится, была не только лингвистической. Лемков и жителей Пряшевщины раздражало, что советские активисты, присылаемые по разнарядке из СССР, считали себя «старшими братьями», и поучали их как «младших братьев» -- несмотря на то, что страна "старших братьев" жила намного хуже, и товарищи, посещая Польшу и ЧССР, не упускали возможность по ходу отовариться местным ширпотребом. Что же касается "младших братьев", то они даже своего голоса в Украине, по сути, не имели (кто не согласен, пусть постарается вспомнить хотя бы одного чехословацко-украинского писателя или поэта, который был бы известен в советской Украине).
Уже после крушения социализма, в 1993 г., в Чехии сняли кинокомедию «Спасибо за каждое новое утро». Героиня фильма, действие которого происходит в 1968-1990 гг., иронично повествует о том, как время от времени в их пражскую квартиру наезжали родственники из Гуцульщины, шокировавшие чехов своими странными обычаями - среди них и «дядя Степан», отмотавший срок в сталинских лагерях. Зрителю и невдомёк, что Степан Клочурак (выведенный в фильме под пародийной фамилией Гакундак) - реальный герой, лидер Гуцульской республики времён Первой мировой и активист Карпатской Украины времён Второй мировой. Но главную героиню его героическое прошлое заботило меньше всего - она видела в первую очередь проблемы из-за родства с «буржуазным националистом». По ходу фильм перемежается анекдотичными сценами из гуцульской жизни в стиле «Бората». Например, героине снится, что её отец заблудился в горах, и тут ему навстречу выходит медведь, встаёт на задние лапы и начинает размахивать украинским флагом - аллюзия на символику Карпатской Украины.
Именно на этом фоне в Польше, Словакии, Венгрии и бывшей Югославии возникает движение «русинского возрождения». Активисты движения призывали: «Хватит быть «тоже украинцами», это нам никаких благ не принесёт - давайте говорить, писать и публиковаться нашими собственными диалектами». Местным журналистам, писателям, книгоиздателям и театралам важно было достучаться до сердца и кошелька в первую очередь местных жителей, а не всё ещё советской Украины, где к тому времени возникли свои проблемы.
Помимо языкового фактора, немаловажно было и то, что сторонники русинского движения в Словакии были греко-католиками. В ЧССР эта церковь прололжала существовать легально, тогда как в Советской Украине с неё сняли запрет лишь за год до крушения советской власти (после чего московская церковь ещё долго упорствовала в нежелании отдавать греко-католикам отнятые при Сталине храмы). Но когда зарождалось русинское движение, падение СССР ещё не было очевидным, и ждать, пока оно случится, активисты движения не хотели.
Русинский язык: ще не вмер?
Принципиально важно отметить, что среди активистов нового движения - для которого символом стал Духнович и его идеи «русинства» - было много сельских учителей, получивших филологическое образование, в том числе и в советских вузах. Поэтому с начала 1990-х годов сторонники русинского движения стали составлять словари местной лексики, грамматические описания и учебники своих диалектов, а также вырабатывать стандарты «общерусинского языка». Прошедшие 30 лет с момента первого Русинского конгресса показали: единый «общерусинский» языковой стандарт выработать так и не удалось. В настоящее время их существует как минимум три (не считая «нестандартных», но также используемых тут и там вариантов).
1. Лемковский в Польше - ближе всех к литературному украинскому, на нём существует интернет-радиожурнал lem.fm и множество других сайтов. На этом сайте можно почитать самоучитель языка и познакомиться с короткими текстами на нём.
2. Пряшевско-русинский в Словакии отличается от украинского заметным процентом словацких и церковнославянских слов, но в принципе, довольно понятен. Правописание пряшевского диалекта тоже тесно связано с украинским языком - оно основано на «желеховке», украинском правописании, который использовался для украинского языка в Австро-Венгрии с конца XIX века до 1920-х гг; "желеховка" идеально отражала западные диалекты, но хуже - центральные и восточные, из-за чего от неё в конце концов и отказались. Мне довелось обменяться несколькими письмами с Анной Плишковой и Кветославой Копоровой, усилиями которых был создан Институт русинского языка при Пряшевском университете, и которые написали и издали множество учебников и грамматических справочников своего диалекта. Беседа была довольно дружелюбной и вежливой, при том, что я писал им по-украински, а они отвечали на пряшевско-русинском; никакого недопонимания не возникло.
3. Наконец, самый труднопонимаемый - это бачванско-русинский диалект, на котором говорят «руснаки» в Сербии и Хорватии. При том, что глаз легко выхватывает в текстах знакомые украинские слова - их речь среднему украинцу, скажем так, понятна с большим трудом - ничуть не больше, чем чешский или сербский язык. Их диалект настолько долго просуществовал в отдалении от основного украинского массива, что постепенно утратил с ним взаимопонимание. Я бы сказал, что носителям других «русинских» диалектов понять «руснаков» тоже не так чтобы просто.
Помимо этих трёх норм, существуют также попытки их смешения. Отдельно стоит русинская Википедия, где разные статьи написаны на разных диалектах, а главный редактор отвергает все три, предпочитая им упомянутую выше архаичную грамматику Гарайды с "ятями".
Что же до отношения «русинского движения» в Словакии, Сербии, Хорватии или «лемковского движения» в Польше к украинцам, то его можно описать так: мы дружим, но живём отдельно. Русинский театр имени Духновича в Пряшеве ставит украинские пьесы (например, Карпенко-Карого); русинские и лемковские издания время от времени, наряду со внутренними событиями своей общины, обсуждают и события в Украине, даже публикуют статьи украинских авторов. Но несмотря на всё это, их организации существуют параллельно с организациями украинской диаспоры в соответствующих странах, а желания унифицировать свои диалекты с украинским языком не наблюдается вообще. Скорее наоборот: относительно недавно Союз Украинцев и русинов Хорватии распался на две общины, украинскую и русинскую, по причине слабого взаимопонимания; на грани подобного распада находится русинско-украинская община в Сербии.
Теперь мы знаем о русинах - что дальше?
У читателя возникнет вопрос: хорошо, теперь я об этом знаю, ну и что с этим делать?
Большинству украинцев, по большому счёту, всё равно, как себя идентифицируют жители Пряшевщины в Словакии или Лемковщины в Польше. В Украине до сих пор есть места, где люди за пределы родного региона не выезжают десятилетиями, так что у нас и своих локальных идентичностей хватает. Понятен язык - значит, свои; а если я не хочу читать на их диалектах, то не потому, что другой язык, а потому, что просто неинтересно. Как-то так.
Когда же возникает вопрос об «автономии Закарпатья», то ответ должен быть твёрдый - нет. Известно, что на территории бывшего Союза автономии служили не столько для защиты того или иного народа, сколько для закрепления сферы влияния того или иного местного феодала. Характерным примером является Крым; тамошняя автономия была создана не для крымских татар, а фактически против них, ради интересов местных русскоязычных боссов, которые в трудный момент быстро предали Украину. Чем больше «автономий», тем легче потом будет создать в них так называемые «народные республики», а за анекдотичными «лидерами» вроде отца Сидора очень скоро встанут новоявленные Безлеры и Моторолы.
С другой стороны, я не вижу никакой угрозы для Украины в издании книг на диалектах Закарпатья - лишь бы покупали. Всё равно ученики Закарпатья в школе изучают историю Украины и украинский язык. Я бы даже сказал, что легализация западных диалектов в украинской прессе, телевидении и книгопечатании «де факто» была бы хорошим противоядием против русификации "де факто". Принцип «какая разница» ((с) Зеленский), на мой взгляд, должен действовать в обе стороны: если центр и запад Украины терпит суржик и ползучую русификацию, так пусть и говорящие на суржике и русском терпят карпатские диалекты, в том числе и на украинском телевидении - им тоже не должно быть никакой разницы. Коль скоро в Советском союзе долбили, что "брат брата поймёт" (имея в виду, что "братья" должны понимать русский), так значит, пришла очередь и для русскоязычных - понимать "братьев".
Когда же речь идёт о русинах, лемках, руснаках, проживающих за пределами Украины, то обвинять их в «сепаратизме» - пустое дело; какой такой сепаратизм, если они и так живут отдельно? Наоборот, мне кажется, самый надёжный способ установить с ними мост - это проявлять к ним интерес. Наверное, в условиях Украины было бы слишком радикально предлагать что-то похожее на меры, предпринятые норвежцами: будучи не в силах установить единый литературный стандарт (в стране до сих пор говорят на множестве диалектов), они согласились, наряду со стандартным «книжным норвежским», признать также «новонорвежский» на основе диалектов западных окраин, пусть даже число его носителей и снижается неуклонно.. Но с другой стороны, если существует официальная точка зрения, что русинский или лемковский язык - это диалекты украинского, что же, отлично - давайте включать их тексты в хрестоматии украинской литературы, давайте приглашать их авторов участвовать в ярмарках украинских книг (и при этом воздерживаться от комментариев «а почему вы слова коверкаете и странно пишете»). А уже сами лемки-русины решат, как к этому относиться.
В заключение статьи хочу поблагодарить Павла Космачевского, Олега Шиндлера и Андрея Василенко за поддержку и исторические комментарии при подготовке статьи, а также лингвистов из Венгрии - Михаила Капраля, и из Словакии - Анну Плишкову и Кветославу Копорову за любезные ответы на мои вопросы.
Во время войны жители Галичины, служившие в австрийских частях, встретились с украинцами Российской империи, и пришли к выводу: один язык, одна родина. Бывшие украинские сечевые стрельцы австрийской армии приняли участие в строительстве двух новых украинских республик: УНР на обломках российской империи и ЗУНР - австро-венгерской. Но обе, несмотря на общий язык и этническую идентичность, с самого начала раздирали внутренние противоречия. Более того, всего через несколько месяцев после формального объединения возник и конфликт между Киевом и Львовом. Камнем преткновения стал вопрос об отношении к Польше. Для УНР, которую теснили и красные, и белые, меньшим злом и вынужденным союзником представлялись поляки, чья позиция была выраженно антибольшевистской и антиимперской. Для ЗУНР, напротив, поляки были самым главным противником, претендовавшим на ключевые для западных украинцев земли. Поэтому ради борьбы против поляков власти ЗУНР готовы были объединяться то с белыми, то с красными. В конце концов, как мы знаем, УНР захватили красные, а ЗУНР - пресловутые поляки.
За всем этим с тревогой и неодобрением наблюдали жители Закарпатья. После 1918 года в Карпатах возникли движения против господства венгров, и были созданы несколько короткоживущих республик - Гуцульская, Восточно-Лемковская, Лемко-Русинская и Руська Краина. Из них однозначно проукраинскими (то есть стремившимися к интеграции с ЗУНР и УНР) были только первые две, Гуцульская и Восточно-Лемковская, но их проблемой была территориальная удалённость от основного массива украинских земель. Гуцулов сначала оккупировали румыны, а затем уступили территорию чехам; восточных лемков довольно быстро присоединила к себе Польша. С другой стороны, Республика Лемков и Руська Краина скорее были созданы под лозунгами «местной» идентичности, чем украинской. Война в Украине, конфликт между УНР и ЗУНР, когда «свои» боролись против своих и никак не могли договориться, произвели на местных жителей самое неприятное впечатление. «Не зря мы отвергли украинофилов», говорили сторонники «местной» идентичности, «вон сколько с ними проблем». И вздохнули с облегчением, когда лемки оказались под властью Польши, а Руська Краина - чехов и словаков (где регион получил официальное название Подкарпатская Русь).
Наконец, очень небольшая часть Руськой Краины осталась под властью венгров, и ещё небольшое количество местных бежало в Сербию и Хорватию, где с XVIII века уже сложились общины выходцев из Закарпатья.
За этим последовали два межвоенных десятилетия.
Хуже всех, наверное, в этот период пришлось лемкам в Польше. Если в больших городах польские власти ещё как-то считались с украинской интеллигенцией и опасались украинских террористов, то лемковские организации были довольно быстро закрыты, лемковское образование - свёрнуто.
В Венгрии власти учли ошибки довоенного периода и повели политику: как угодно себя называйте, лишь бы не украинцами. Широко развернулась печать как москвофильского, так и «местного» направления, причём обе стороны активно использовали термины «русин» и «руський», а граница между обоими движениями ещё больше размылась - вплоть до неразличения. Книги, газеты, грамматические справочники и разговорники публиковались своеобразной орфографией, напоминавшей дореволюционную русскую, разве что без твёрдых знаков. Язык этих публикаций напоминал украинский, но с большим количеством слов венгерского и словацкого происхождения.
Лучше всего было положение украинцев-русинов на территории Подкарпатской Руси - региона в составе Чехословакии. Чехословацкие власти с самого начала повели весьма толерантную политику в отношении национальных меньшинств - а тем более, когда эти меньшинства были «братьями-славянами», благодаря чему вплоть до 1938 г. карпатский край пользовался своеобразной "де-факто" полуавтономией.
Межвоенная история Подкарпатской Руси представляется своего рода «золотым веком», идеалом для современного русинского движения. Как отмечает, например, уже упомянутый профессор П. Магочий в "Иллюстрированной истории Украины", русины (как отдельный народ) были в Чехословакии равными среди равных, могли развивать свою культуру, преподавание на своём языке, ставить памятники своим деятелям, и вообще пользовались такой свободой, какой у них не было ни до, ни после. Я бы, пожалуй, согласился со следующим: русины в чехословацком Закарпатье жили гораздо свободнее, чем их «братья» в советской Украине. В довоенной Чехословакии не было советского «рая для трудящихся» с его Голодомором, конфискациями имущества, тотальными репрессиями против интеллигенции. Так же и с языком: политика украинизации, начатая в УССР в 1920-е годы, обернулась расстрелом почти всех, кто имел неосторожность в неё поверить, и сменилась политикой русификации (а за пределами УССР, например, в Кубани, советские украинцы были русифицированы тотально).
В отличие от советского "братства народов", чехи неуклонно соблюдали те языковые и культурные права, которые они предоставили карпатскому греко-католическому меньшинству. Ясно, что отсюда карпатцы сделали вывод: с чехами лучше, чем с «братской» Украиной. Тем более, что в отличие от соседней Польши, и тем более Венгрии, Прага вовсе не вела агрессивную ассимиляторскую политику (из-за чего идеи ОУН в Закарпатье тоже поначалу не пользовались популярностью).
С самого начала Прага не возражала против того, чтобы дети в карпатских школах на собственном языке. Однако возник вопрос - по каким учебникам учиться? Вот здесь и развернулась борьба между москвофилами и украинофилами, которая, к тому же, имела политическую окраску. Москвофилов поддерживала, в том числе деньгами, белая эмиграция в Праге, среди представителей которой были весьма состоятельные люди. С другой стороны, украинофилов поддерживали местные коммунисты, для которых Прага была «буржуазным режимом», ну и в противовес белой эмиграции тоже. В 1930-е гг. два конкурирующих учебника предложили Иван Панькевич (на фото слева), видный украинский филолог из Ужгорода, и священник Евмений Сабов (на фото справа). Если Панькевич предложил украинскую грамматику с включением карпатских слов, то Сабов предложил, представьте себе, учебник обычного русского языка в дореволюционной орфографии -- даром что он общался в быту и писал статьи на малопонятном для "великороссов" местном диалекте. В 1937 году (уже после смерти Сабова) состоялся референдум, на котором сторонники украинского учебника Панькевича потерпели тяжёлое поражение - русский учебник Сабова получил почти три четверти голосов.
Почему же в том году жители Подкарпатской Руси вместо украинского языка, относительно понятного носителю любого из карпатских диалектов, или хотя бы одного из местных диалектов, предпочли более далёкий русский язык? Причин тут несколько. Во-первых, как отмечает русинско-словацкий лингвист А. Плишкова, у карпатских славян уже была привычка, когда наддиалектной нормой в течение многих столетий был другой язык (церковнославянский). Во-вторых, проявилось разочарование из-за неудачи создать независимое украинское государство. В-третьих, в воздухе уже отчётливо пахло надвигающейся войной, и инстинктивно людям хотелось прислониться к большому и сильному союзнику. Если даже правительство в Праге, не имевшее иллюзий в отношении сталинского режима, тем не менее всерьёз раздумывало, не пустить ли к себе войска СССР для защиты от немецкой агрессии, то в чём обвинять "несознательного" обывателя?
Но уже в конце того же 1937 г. на многотысячном митинге Иван Рогач заявил: "Ласки просити ні від кого не будемо. Ми вже не покірні раби, чи всякі карпато-татро-лемко-бойко-роси, а свідомі українці!.."
Именно украинофилы Закарпатья в критический момент 1938 года, когда угроза оккупации нависла и над карпатскими землями, выступили на защиту своего народа с оружием в руках, тогда как москвофилы, образно говоря, попрятались в щели (а кое-кто потом проявил себя как лояльные сторонники венгерских оккупантов).
В 1938 г. под давлением великих держав Чехословакия была вынуждена уступить часть территории Германии и дать независимость Словакии. Жители Карпат ещё не знали, что Гитлер пообещал их земли венграм, но поняли, что пришло время брать судьбу в свои руки. Августин Волошин (на фото) и ряд других деятелей проукраинской направленности провозгласили вместо прежней Подкарпатской Руси автономную Карпатскую Украину и сформировали правительство. Поначалу в правительство попали даже некоторые москвофилы и «мадьяроны», однако довольно скоро им пришлось покинуть должности. С первых же дней существования независимой республики украинский язык стал внедряться и в школьное образование, и в административную сферу.
Уже в первые дни существования Карпатской Украины венгры оккупировали часть её территории, а в 1939 г. превосходящие силы венгров сначала разгромили сопротивление Карпатской Сечи, а затем без суда расстреляли несколько сот попавших в плен. Части активистов и бойцов удалось бежать в Чехию или Словакию; из них многие потом присоединились к ОУН, а после раскола ОУН примкнули к фракции Мельника. Среди них был Иван Рогач, издававший в 1941 г. в Киеве украинскую газету, и в 1942 г. казнённый гитлеровцами вместе с Олегом Ольжичем и Оленой Телигой. Лидер Карпатской Украины Августин Волошин был арестован в 1945 г. советскими агентами и замучен в тюрьме.
Во время венгерской оккупации на термин «украинцы» в Карпатах было наложено табу, о сближении местных русинских диалектов с украинским языком не могло быть и речи. В отношении местных диалектов в официальных документах употреблялся термин "угрорусский язык", но в прочих публикациях допускался и термин "русинский язык". В реальности книги, газеты и даже учебники публиковались как на местных диалектах, так и на обычном русском языке - для венгров между ними большой разницы не было.
К слову сказать, совершенно аналогичную политику венгры проводили в отношении других меньшинств. Скажем, на территории, где жили словаки, венгерские власти позволяли обучение на словацком языке - но не на стандартном, который использовался в соседней Словацкой республике, а на диалекте протестантов восточной Словакии - чтобы в культурном и языковом плане отделить эти земли от остального словацкого народа.
На фото: чехословацкая банкнота, выпущенная советской оккупационной администрацией в 1944 г. Справа внизу - надпись по-украински (с точки зрения советской администрации), или по-русински (с точки зрения чехов и словаков).
Хотя Карпатская Украина просуществовала недолго, она сыграла свою роль в решении Сталина аннексировать в 1945 г. Закарпатье и присоединить его к Украинской ССР. Лишь те территории, где носители украино-карпатских (или русинских) диалектов составляли меньшинство, после войны были возвращены в состав Чехословакии.
Местные жители восприняли такой шаг неоднозначно. С одной стороны, Карпатская Украина наконец объединялась с "братской Украинской ССР". С другой - люди, уже успевшие пожить в демократической Чехословакии и относительно благополучной Венгрии, столкнулись с нашествием варваров. Карпатский москвофил Михаил Мондич, который в течение года работал переводчиком в СМЕРШ, собственными глазами увидел нечеловеческие пытки, которым подверглись карпатские активисты (в том числе и москвофилы), их родственники и просто случайные жертвы, что потом подробно описал в своих воспоминаниях. Теперь закарпатцы должны были жить в советском «раю для трудящихся» с его Гулагом, депортациями населения, коллективизацией, грабительскими налогами, трудоднями для жителей села и идеологическим промыванием мозгов. К этому добавилось ещё уничтожение греко-католической церкви - одного из символов местной идентичности - которую принудительно объединили с московской православной, попутно избавившись от популярных местных священников. Со временем репрессии утихли, зато началась политика русификации. Что же до местных диалектов, то что на них мог почитать житель советского Закарпатья? Ну разве что сборники местных сказок и легенд, записанные ещё в досоветский период.
«Русинское возрождение»
Вторая мировая война и первые послевоенные годы полностью изменили этническую карту земель, где проживали носители русинско-лемковских диалектов. В Польше, в ходе операции "Висла", лемков отселили подальше от границы с Украиной, на земли, которые побеждённая Германия уступила полякам. В Венгрии в крупных городах они ассимилировались за одно-два поколения, и крупные общины сохранились буквально в двух-трёх сёлах. Довольно крупные общины сохранились в Югославии (Руски-Крстур в сербской Войводине, несколько крупных сёл в Хорватии) и особенно в Чехословакии (регион Пряшевщина на востоке Словакии).
В Югославии, поскольку отношения с СССР были не всегда радужными, власти не возражали, чтобы местные русины пользовались собственным диалектом вместо стандартного украинского языка.
С другой стороны, власти Польши и ЧССР повели политику мягкой ассимиляции, когда в школе и в повседневной жизни альтернативы государственному языку не было, однако в то же время для лемков-русинов существовали общества украинской культуры, при которых издавались журналы, могли существовать театры и культурные центры.
Среди местных культурных деятелей, однако, существовало тихое недовольство подобной политикой. Причём причина обид, пусть читатель не обидится, была не только лингвистической. Лемков и жителей Пряшевщины раздражало, что советские активисты, присылаемые по разнарядке из СССР, считали себя «старшими братьями», и поучали их как «младших братьев» -- несмотря на то, что страна "старших братьев" жила намного хуже, и товарищи, посещая Польшу и ЧССР, не упускали возможность по ходу отовариться местным ширпотребом. Что же касается "младших братьев", то они даже своего голоса в Украине, по сути, не имели (кто не согласен, пусть постарается вспомнить хотя бы одного чехословацко-украинского писателя или поэта, который был бы известен в советской Украине).
Уже после крушения социализма, в 1993 г., в Чехии сняли кинокомедию «Спасибо за каждое новое утро». Героиня фильма, действие которого происходит в 1968-1990 гг., иронично повествует о том, как время от времени в их пражскую квартиру наезжали родственники из Гуцульщины, шокировавшие чехов своими странными обычаями - среди них и «дядя Степан», отмотавший срок в сталинских лагерях. Зрителю и невдомёк, что Степан Клочурак (выведенный в фильме под пародийной фамилией Гакундак) - реальный герой, лидер Гуцульской республики времён Первой мировой и активист Карпатской Украины времён Второй мировой. Но главную героиню его героическое прошлое заботило меньше всего - она видела в первую очередь проблемы из-за родства с «буржуазным националистом». По ходу фильм перемежается анекдотичными сценами из гуцульской жизни в стиле «Бората». Например, героине снится, что её отец заблудился в горах, и тут ему навстречу выходит медведь, встаёт на задние лапы и начинает размахивать украинским флагом - аллюзия на символику Карпатской Украины.
Именно на этом фоне в Польше, Словакии, Венгрии и бывшей Югославии возникает движение «русинского возрождения». Активисты движения призывали: «Хватит быть «тоже украинцами», это нам никаких благ не принесёт - давайте говорить, писать и публиковаться нашими собственными диалектами». Местным журналистам, писателям, книгоиздателям и театралам важно было достучаться до сердца и кошелька в первую очередь местных жителей, а не всё ещё советской Украины, где к тому времени возникли свои проблемы.
Помимо языкового фактора, немаловажно было и то, что сторонники русинского движения в Словакии были греко-католиками. В ЧССР эта церковь прололжала существовать легально, тогда как в Советской Украине с неё сняли запрет лишь за год до крушения советской власти (после чего московская церковь ещё долго упорствовала в нежелании отдавать греко-католикам отнятые при Сталине храмы). Но когда зарождалось русинское движение, падение СССР ещё не было очевидным, и ждать, пока оно случится, активисты движения не хотели.
Русинский язык: ще не вмер?
Принципиально важно отметить, что среди активистов нового движения - для которого символом стал Духнович и его идеи «русинства» - было много сельских учителей, получивших филологическое образование, в том числе и в советских вузах. Поэтому с начала 1990-х годов сторонники русинского движения стали составлять словари местной лексики, грамматические описания и учебники своих диалектов, а также вырабатывать стандарты «общерусинского языка». Прошедшие 30 лет с момента первого Русинского конгресса показали: единый «общерусинский» языковой стандарт выработать так и не удалось. В настоящее время их существует как минимум три (не считая «нестандартных», но также используемых тут и там вариантов).
1. Лемковский в Польше - ближе всех к литературному украинскому, на нём существует интернет-радиожурнал lem.fm и множество других сайтов. На этом сайте можно почитать самоучитель языка и познакомиться с короткими текстами на нём.
2. Пряшевско-русинский в Словакии отличается от украинского заметным процентом словацких и церковнославянских слов, но в принципе, довольно понятен. Правописание пряшевского диалекта тоже тесно связано с украинским языком - оно основано на «желеховке», украинском правописании, который использовался для украинского языка в Австро-Венгрии с конца XIX века до 1920-х гг; "желеховка" идеально отражала западные диалекты, но хуже - центральные и восточные, из-за чего от неё в конце концов и отказались. Мне довелось обменяться несколькими письмами с Анной Плишковой и Кветославой Копоровой, усилиями которых был создан Институт русинского языка при Пряшевском университете, и которые написали и издали множество учебников и грамматических справочников своего диалекта. Беседа была довольно дружелюбной и вежливой, при том, что я писал им по-украински, а они отвечали на пряшевско-русинском; никакого недопонимания не возникло.
3. Наконец, самый труднопонимаемый - это бачванско-русинский диалект, на котором говорят «руснаки» в Сербии и Хорватии. При том, что глаз легко выхватывает в текстах знакомые украинские слова - их речь среднему украинцу, скажем так, понятна с большим трудом - ничуть не больше, чем чешский или сербский язык. Их диалект настолько долго просуществовал в отдалении от основного украинского массива, что постепенно утратил с ним взаимопонимание. Я бы сказал, что носителям других «русинских» диалектов понять «руснаков» тоже не так чтобы просто.
Помимо этих трёх норм, существуют также попытки их смешения. Отдельно стоит русинская Википедия, где разные статьи написаны на разных диалектах, а главный редактор отвергает все три, предпочитая им упомянутую выше архаичную грамматику Гарайды с "ятями".
Что же до отношения «русинского движения» в Словакии, Сербии, Хорватии или «лемковского движения» в Польше к украинцам, то его можно описать так: мы дружим, но живём отдельно. Русинский театр имени Духновича в Пряшеве ставит украинские пьесы (например, Карпенко-Карого); русинские и лемковские издания время от времени, наряду со внутренними событиями своей общины, обсуждают и события в Украине, даже публикуют статьи украинских авторов. Но несмотря на всё это, их организации существуют параллельно с организациями украинской диаспоры в соответствующих странах, а желания унифицировать свои диалекты с украинским языком не наблюдается вообще. Скорее наоборот: относительно недавно Союз Украинцев и русинов Хорватии распался на две общины, украинскую и русинскую, по причине слабого взаимопонимания; на грани подобного распада находится русинско-украинская община в Сербии.
Теперь мы знаем о русинах - что дальше?
У читателя возникнет вопрос: хорошо, теперь я об этом знаю, ну и что с этим делать?
Большинству украинцев, по большому счёту, всё равно, как себя идентифицируют жители Пряшевщины в Словакии или Лемковщины в Польше. В Украине до сих пор есть места, где люди за пределы родного региона не выезжают десятилетиями, так что у нас и своих локальных идентичностей хватает. Понятен язык - значит, свои; а если я не хочу читать на их диалектах, то не потому, что другой язык, а потому, что просто неинтересно. Как-то так.
Когда же возникает вопрос об «автономии Закарпатья», то ответ должен быть твёрдый - нет. Известно, что на территории бывшего Союза автономии служили не столько для защиты того или иного народа, сколько для закрепления сферы влияния того или иного местного феодала. Характерным примером является Крым; тамошняя автономия была создана не для крымских татар, а фактически против них, ради интересов местных русскоязычных боссов, которые в трудный момент быстро предали Украину. Чем больше «автономий», тем легче потом будет создать в них так называемые «народные республики», а за анекдотичными «лидерами» вроде отца Сидора очень скоро встанут новоявленные Безлеры и Моторолы.
С другой стороны, я не вижу никакой угрозы для Украины в издании книг на диалектах Закарпатья - лишь бы покупали. Всё равно ученики Закарпатья в школе изучают историю Украины и украинский язык. Я бы даже сказал, что легализация западных диалектов в украинской прессе, телевидении и книгопечатании «де факто» была бы хорошим противоядием против русификации "де факто". Принцип «какая разница» ((с) Зеленский), на мой взгляд, должен действовать в обе стороны: если центр и запад Украины терпит суржик и ползучую русификацию, так пусть и говорящие на суржике и русском терпят карпатские диалекты, в том числе и на украинском телевидении - им тоже не должно быть никакой разницы. Коль скоро в Советском союзе долбили, что "брат брата поймёт" (имея в виду, что "братья" должны понимать русский), так значит, пришла очередь и для русскоязычных - понимать "братьев".
Когда же речь идёт о русинах, лемках, руснаках, проживающих за пределами Украины, то обвинять их в «сепаратизме» - пустое дело; какой такой сепаратизм, если они и так живут отдельно? Наоборот, мне кажется, самый надёжный способ установить с ними мост - это проявлять к ним интерес. Наверное, в условиях Украины было бы слишком радикально предлагать что-то похожее на меры, предпринятые норвежцами: будучи не в силах установить единый литературный стандарт (в стране до сих пор говорят на множестве диалектов), они согласились, наряду со стандартным «книжным норвежским», признать также «новонорвежский» на основе диалектов западных окраин, пусть даже число его носителей и снижается неуклонно.. Но с другой стороны, если существует официальная точка зрения, что русинский или лемковский язык - это диалекты украинского, что же, отлично - давайте включать их тексты в хрестоматии украинской литературы, давайте приглашать их авторов участвовать в ярмарках украинских книг (и при этом воздерживаться от комментариев «а почему вы слова коверкаете и странно пишете»). А уже сами лемки-русины решат, как к этому относиться.
В заключение статьи хочу поблагодарить Павла Космачевского, Олега Шиндлера и Андрея Василенко за поддержку и исторические комментарии при подготовке статьи, а также лингвистов из Венгрии - Михаила Капраля, и из Словакии - Анну Плишкову и Кветославу Копорову за любезные ответы на мои вопросы.