УБИЙСТВО Г.Е. РАСПУТИНА: ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИЙ СГОВОР (часть 25)
Оригинал взят у sergey_v_fomin в УБИЙСТВО Г.Е. РАСПУТИНА: ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИЙ СГОВОР (часть 25)
ЛИЦОМ К ЛИЦУ…
Великая Княгиня Елизавета Феодоровна (1864†1918) (окончание)
Сразу же после убийства Г.Е. Распутина Дворцовому коменданту генералу В.Н. Воейкову были представлены две телеграммы Великой Княгини:
1) «Москва, 18-12, 9.30. Великому Князю Дмитрию Павловичу. Петроград. Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. Елла»;
2) «Москва, 18-12. 8.52. Княгине Юсуповой. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. Елисавета».
«Монахиня, игуменья, - прокомментировал эти телеграммы зарубежный исследователь-монархист В.С. Кобылинский, - молится Богу и благословляет “патриотический акт”, т.е. убийство! Сестра Государыни, не пожелавшая увидеться с Царской Семьей после революции…»
И действительно, в Саров и Дивеево Великая Княгиня ездила молиться об успехе убийства русского православного крестьянина, т.к. была осведомлена о готовящемся преступлении. Об этом безспорно свидетельствует факт ее поездки к старцам преподобным Гавриилу Седмиезерскому и Алексию Зосимовскому за благословением (!) на убийство да и вот это собственноручно написанное ею письмо одному из убийц - Ф.Ф. Юсупову:
«Дорогое дитя, дорогой маленький Феликс! Спасибо за письмо, Господь да благословит тебя и да ведет, ведь в твоих руках возможность сотворить безпредельное благо, благо не только для нескольких человек, а для целой страны. Но помни, дитя мое, что, сражаясь с силами диавола, надо всё делать с молитвой. [Это пишет она, напомним, давнему спириту и оккультисту! - С.Ф.]
Чтобы Архангел Михаил сохранил тебя от всякого зла, посылаю тебе образок из Киева, из храма Архистратига Михаила и святой Варвары, да защитят они тебя от всякой напасти. […] Я для тебя велела отпечатать на машинке несколько экземпляров [т.е. молитвы предназначались и для других участников убийства. - С.Ф.], передам, когда ты сочтешь нужным. […]
Я думаю, что Мари погубит этот человек [Г.Е. Распутин], конечно же, сильнейший, чем она; и предчувствие страшит ее подругу, которая ощущает нечто бездонное, unfathomable [непостижимое - англ.], как говорят англичане, она чувствует силу большую, чем сила ее друга, боится потерять его и погибнуть самой. Может быть, так благий Бог положит конец этому кошмару и одно зло убьет другое, только бы, ради всего святого, новое зло не достигло своей цели - это будет хуже всего.
Я думаю, хорошо бы ты поговорил с этим священником - в нем есть христианское начало. Но очень дипломатично, не напролом. Там очень упрямы [имеются в виду Царь и Царица. - С.Ф.], и это упрямство, с одной стороны, понятно: из-за веры в то, что исключительно его молитвы исцелят и спасут Ребенка. Всё основано на ложной посылке - но ведь более всего слеп тот, кто хочет быть слепым. Нежно целуй мама. Да благословит Бог ваши праздники и новый год. Видишь ли ты моего племянника [Великого Князя Дмитрия Павловича. - С.Ф.]? Как он? […] Лучше будет сжечь это письмо - твое я тоже хочу сжечь. Хорошо бы ты сумел найти надежных людей и иногда писать мне с оказией».
«Напутствовала» Елизавета Феодоровна и другого убийцу - Великого Князя Дмитрия Павловича. Сестра последнего вспоминала: «Перед тем как решиться на участие в заговоре, Дмитрий нанес визит тете Элле. Он говорил с ней, пока не составил четкого мнения о душевном состоянии Императрицы. Только после этого, убедившись, что надеяться на благоприятное разрешение ситуации безполезно, он решил присоединиться к заговорщикам».
Таким образом, будущая преподобномученица не только совершила смертный грех, как христианка и монахиня, но и вероломно попрала присягу, которую давала как Член Императорской Фамилии, не сообщив о злоумышлении против Их Императорских Величеств (ведь собирались убивать не простого подданного, а Царского Друга). Не говорим уж о том, что она предала родную Сестру.
Крайним лицемерием отдает также последнее письмо Великой Княгини Государю (29.12.1916).
Учитывая приведенные нами послания ее убийцам, без омерзения читать его невозможно: «Слова св. Жанны д`Арк: “Когда я гневаюсь, что люди не спешат верить моим словам, которые я говорю от Бога, я уединяюсь и молюсь Ему. Я жалуюсь Ему, что те, к кому я обращаюсь, больше не готовы мне верить. Оканчиваю молитву - и слышу Голос, который говорит мне: ‘Дочь Божия! Иди! Иди! Я буду твоим Помощником, иди!’ И, слыша этот Голос, я ликую. Я сумею, я всегда буду слышать его”. Читая эти святые, вселяющие мужество слова, я решаюсь смиренно обратиться к Тебе, дражайший Ники, с несколькими словами еще в старом году.
Не могу понять Твоего молчания - молчания, которым все Вы, мои дорогие, казните меня. В ответ на мое письмо, и в самом деле написанное сильно, Ты снисходительно сообщил, что получил мое послание; может быть, Ты нашел, что я слишком самонадеянна, и потому ничего не сказал при встрече. Но я никогда не лгала Тебе; может быть, я и бывала резка, но всегда откровенна, и мне кажется трусостью умолчать о том, что знаешь и чувствуешь, боясь непонимания или скорбей.
Я высказала Аликс все свои страхи, тревогу, переполнявшую мое сердце - словно большие волны захлестывали всех нас, - и в отчаянии я устремилась к Тебе. Я люблю так преданно, что предупреждаю Тебя: все сословия, от низших до высших, и даже те, кто сейчас на войне, дошли до последней черты… Она велела мне не говорить с Тобой, поскольку я уже Тебе писала, и я уехала с таким чувством - встретимся ли мы еще когда вот так? Какие еще трагедии могут произойти, какие страдания нас ждут?
Приехав сюда, я ощутила, что моя внутренняя тревога растет, и отправилась на дивную всенощную у преподобного Сергия, молилась у его мощей за всех, всех, чтобы темные тучи развеялись и Ты видел ясно. А потом поехала в Саров и Дивеево, десять дней молилась за Вас, за Твою армию, страну, министров, за болящих душой и телом, и имя этого несчастного [Г.Е. Распутина] было в помяннике, чтобы Бог просветил его и… Возвращаюсь и узнаю, что Феликс убил его, мой маленький Феликс, кого я знала ребенком, кто всю жизнь боялся убить живое существо и не хотел становиться военным, чтобы не пролить крови.
Я представила, через что он должен был переступить, чтобы совершить этот проступок, и как он, движимый патриотизмом, решился избавить своего Государя и страну от источника бед. Я телеграфировала Дмитрию, не зная, где сейчас мальчик, но ответа не получила, и с тех пор всё покрыто каким-то молчанием [зачеркнуто: тайной].
Не хочу знать подробности, говорят, замешаны очень многие, все высланы в разные края, и слава Богу, что это было сделано, преступление остается преступлением, но это, будучи особого рола, может быть сочтено дуэлью [sic!] и делом патриотизма, а за такие проступки закон, я думаю, смягчает наказание. Может, ни у кого не достало смелости сказать Тебе, что на улицах города, и не только там, люди целовались, как в пасхальную ночь, в театрах пели гимн, все были захвачены единым порывом - наконец черная стена между нами и нашим Государем исчезла, наконец все мы услышим, почувствуем Его таким, каков Он есть. И волна сострадательной любви к Тебе всколыхнула все сердца. Бог даст, Ты узнаешь об этой любви и почувствуешь ее, только не упусти этот великий момент, ведь гроза еще не кончилась и вдалеке раздаются громовые раскаты.
О, если б Ты знал, как все молятся со слезами и тугой, чтобы Господь просветил Тебя. О Ники, дорогой, увидь вещи такими, какие они есть, о поверь мне, слабой, ничтожной, смиренной, но верной Твоей подданной, что я говорю правду. О, пусть преподобный Серафим посетит Тебя своим святым словом и поведет к благоденствию Твоей страны, Церкви и дома. У Тебя на сердце должно быть так тяжело, несмотря на Твою глубокую веру в Бога, наверняка у Тебя болит сердце, и, может быть, сомненье в Своей правоте уже стучится у дверей Твоего сознания - не затворяй их, открой, милый, и ради всеобщего блага впусти эту ясную мудрость свыше. […] Твоя преданная сестра Элла».
Написав это письмо, Великая Княгиня села за другое, адресованное ее задушевной подруге, матери убийцы Царского Друга:
«Милая Зинаида! Вам всем троим - мои нежные молитвы. Только молитвы ничуть, ничуть не меняются, и чем больше живешь на свете, особенно в наше время, тем больше чувствуешь связь душ перед Богом. Я работаю, как всегда, много, и это меня поддерживает. Всё грустно, грустно и затянуто тучами, громы войны и глухой ропот безпокойных душ - когда взойдет солнце? Когда Бог благоволит снять с нас бремя, которое дьявол возверг из ада на бедную Россию? Нужны молитва, терпение и надежда. Мы не можем всего понять, понять причину, но Богу она ведома, и, если совесть чиста, а вера крепка, всё можно перенести, как мученики в давние времена. Благодарение Богу, Вы в кругу своей семьи, и да окружают вас всех Ангелы. Говорят, Дмитрий в хорошем климате, слава Богу, и с ним всё в порядке. Я так надеюсь, что у него будет возможность отличиться там на войне и что недалеко уже то время, когда полная победа приведет к славному миру. Да поддержит Бог Государя и да даст Ему мудрость Соломона. Сколько я молюсь за Них и за вас всех, какая трагедия, и да сжалится над нами Бог! Дорогая душенька, будьте мужественны, это моя молитва о всех вас. Ваша Е.».
«Сразу после Рождества, - вспоминала сестра Великого Князя Димитрия Павловича, - я уехала в Москву к тете Элле. Оказалось, что она в курсе всех событий. […] …Его [Г.Е. Распутина] исчезновение доставило ей такую радость, что она не могла осуждать убийц. Для нее Распутин был живым воплощением зла; она считала, что Провидение выбрало Дмитрия и Феликса для свершения правосудия. […] …Тетя послала Дмитрию восторженную и, возможно, неосмотрительную телеграмму, которую довели до сведения Императрицы. В результате тетю обвинили в соучастии».
Великая Княгиня Елизавета Феодоровна. Пастель, цветной карандаш. Портрет, находившийся в парижской квартире князя Ф.Ф. Юсупова. Собрание музея «Наша эпоха» (Москва).
А вот как Великая Княгиня встречала убийцу Феликса, приехавшего в Москву уже после февральского переворота 1917 г. (когда было время не только подумать, но и одуматься):
«Она вышла ко мне, обняла и благословила. Ее глаза были полны слез. “Бедная Россия, - сказала она, какое тяжкое испытание должна она вынести! Мы все безсильны перед Господней волей. Мы должны молиться Богу и взывать к Его милосердию”. Она внимательно выслушала мой рассказ о трагической ночи. “Ты не мог действовать иначе, - сказала она, когда я кончил. - Твой поступок был последней попыткой спасти страну и Династию. Не твоя вина, что последствия не соответствовали твоим ожиданиям. Это вина Тех, Кто не захотел понять, в чем состоит Их долг. Убивая Распутина, ты не совершил преступления: ты разрушил воплощение сатаны”».
ЛИЦОМ К ЛИЦУ…
Великая Княгиня Елизавета Феодоровна (1864†1918) (окончание)
Сразу же после убийства Г.Е. Распутина Дворцовому коменданту генералу В.Н. Воейкову были представлены две телеграммы Великой Княгини:
1) «Москва, 18-12, 9.30. Великому Князю Дмитрию Павловичу. Петроград. Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. Елла»;
2) «Москва, 18-12. 8.52. Княгине Юсуповой. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. Елисавета».
«Монахиня, игуменья, - прокомментировал эти телеграммы зарубежный исследователь-монархист В.С. Кобылинский, - молится Богу и благословляет “патриотический акт”, т.е. убийство! Сестра Государыни, не пожелавшая увидеться с Царской Семьей после революции…»
И действительно, в Саров и Дивеево Великая Княгиня ездила молиться об успехе убийства русского православного крестьянина, т.к. была осведомлена о готовящемся преступлении. Об этом безспорно свидетельствует факт ее поездки к старцам преподобным Гавриилу Седмиезерскому и Алексию Зосимовскому за благословением (!) на убийство да и вот это собственноручно написанное ею письмо одному из убийц - Ф.Ф. Юсупову:
«Дорогое дитя, дорогой маленький Феликс! Спасибо за письмо, Господь да благословит тебя и да ведет, ведь в твоих руках возможность сотворить безпредельное благо, благо не только для нескольких человек, а для целой страны. Но помни, дитя мое, что, сражаясь с силами диавола, надо всё делать с молитвой. [Это пишет она, напомним, давнему спириту и оккультисту! - С.Ф.]
Чтобы Архангел Михаил сохранил тебя от всякого зла, посылаю тебе образок из Киева, из храма Архистратига Михаила и святой Варвары, да защитят они тебя от всякой напасти. […] Я для тебя велела отпечатать на машинке несколько экземпляров [т.е. молитвы предназначались и для других участников убийства. - С.Ф.], передам, когда ты сочтешь нужным. […]
Я думаю, что Мари погубит этот человек [Г.Е. Распутин], конечно же, сильнейший, чем она; и предчувствие страшит ее подругу, которая ощущает нечто бездонное, unfathomable [непостижимое - англ.], как говорят англичане, она чувствует силу большую, чем сила ее друга, боится потерять его и погибнуть самой. Может быть, так благий Бог положит конец этому кошмару и одно зло убьет другое, только бы, ради всего святого, новое зло не достигло своей цели - это будет хуже всего.
Я думаю, хорошо бы ты поговорил с этим священником - в нем есть христианское начало. Но очень дипломатично, не напролом. Там очень упрямы [имеются в виду Царь и Царица. - С.Ф.], и это упрямство, с одной стороны, понятно: из-за веры в то, что исключительно его молитвы исцелят и спасут Ребенка. Всё основано на ложной посылке - но ведь более всего слеп тот, кто хочет быть слепым. Нежно целуй мама. Да благословит Бог ваши праздники и новый год. Видишь ли ты моего племянника [Великого Князя Дмитрия Павловича. - С.Ф.]? Как он? […] Лучше будет сжечь это письмо - твое я тоже хочу сжечь. Хорошо бы ты сумел найти надежных людей и иногда писать мне с оказией».
«Напутствовала» Елизавета Феодоровна и другого убийцу - Великого Князя Дмитрия Павловича. Сестра последнего вспоминала: «Перед тем как решиться на участие в заговоре, Дмитрий нанес визит тете Элле. Он говорил с ней, пока не составил четкого мнения о душевном состоянии Императрицы. Только после этого, убедившись, что надеяться на благоприятное разрешение ситуации безполезно, он решил присоединиться к заговорщикам».
Таким образом, будущая преподобномученица не только совершила смертный грех, как христианка и монахиня, но и вероломно попрала присягу, которую давала как Член Императорской Фамилии, не сообщив о злоумышлении против Их Императорских Величеств (ведь собирались убивать не простого подданного, а Царского Друга). Не говорим уж о том, что она предала родную Сестру.
Крайним лицемерием отдает также последнее письмо Великой Княгини Государю (29.12.1916).
Учитывая приведенные нами послания ее убийцам, без омерзения читать его невозможно: «Слова св. Жанны д`Арк: “Когда я гневаюсь, что люди не спешат верить моим словам, которые я говорю от Бога, я уединяюсь и молюсь Ему. Я жалуюсь Ему, что те, к кому я обращаюсь, больше не готовы мне верить. Оканчиваю молитву - и слышу Голос, который говорит мне: ‘Дочь Божия! Иди! Иди! Я буду твоим Помощником, иди!’ И, слыша этот Голос, я ликую. Я сумею, я всегда буду слышать его”. Читая эти святые, вселяющие мужество слова, я решаюсь смиренно обратиться к Тебе, дражайший Ники, с несколькими словами еще в старом году.
Не могу понять Твоего молчания - молчания, которым все Вы, мои дорогие, казните меня. В ответ на мое письмо, и в самом деле написанное сильно, Ты снисходительно сообщил, что получил мое послание; может быть, Ты нашел, что я слишком самонадеянна, и потому ничего не сказал при встрече. Но я никогда не лгала Тебе; может быть, я и бывала резка, но всегда откровенна, и мне кажется трусостью умолчать о том, что знаешь и чувствуешь, боясь непонимания или скорбей.
Я высказала Аликс все свои страхи, тревогу, переполнявшую мое сердце - словно большие волны захлестывали всех нас, - и в отчаянии я устремилась к Тебе. Я люблю так преданно, что предупреждаю Тебя: все сословия, от низших до высших, и даже те, кто сейчас на войне, дошли до последней черты… Она велела мне не говорить с Тобой, поскольку я уже Тебе писала, и я уехала с таким чувством - встретимся ли мы еще когда вот так? Какие еще трагедии могут произойти, какие страдания нас ждут?
Приехав сюда, я ощутила, что моя внутренняя тревога растет, и отправилась на дивную всенощную у преподобного Сергия, молилась у его мощей за всех, всех, чтобы темные тучи развеялись и Ты видел ясно. А потом поехала в Саров и Дивеево, десять дней молилась за Вас, за Твою армию, страну, министров, за болящих душой и телом, и имя этого несчастного [Г.Е. Распутина] было в помяннике, чтобы Бог просветил его и… Возвращаюсь и узнаю, что Феликс убил его, мой маленький Феликс, кого я знала ребенком, кто всю жизнь боялся убить живое существо и не хотел становиться военным, чтобы не пролить крови.
Я представила, через что он должен был переступить, чтобы совершить этот проступок, и как он, движимый патриотизмом, решился избавить своего Государя и страну от источника бед. Я телеграфировала Дмитрию, не зная, где сейчас мальчик, но ответа не получила, и с тех пор всё покрыто каким-то молчанием [зачеркнуто: тайной].
Не хочу знать подробности, говорят, замешаны очень многие, все высланы в разные края, и слава Богу, что это было сделано, преступление остается преступлением, но это, будучи особого рола, может быть сочтено дуэлью [sic!] и делом патриотизма, а за такие проступки закон, я думаю, смягчает наказание. Может, ни у кого не достало смелости сказать Тебе, что на улицах города, и не только там, люди целовались, как в пасхальную ночь, в театрах пели гимн, все были захвачены единым порывом - наконец черная стена между нами и нашим Государем исчезла, наконец все мы услышим, почувствуем Его таким, каков Он есть. И волна сострадательной любви к Тебе всколыхнула все сердца. Бог даст, Ты узнаешь об этой любви и почувствуешь ее, только не упусти этот великий момент, ведь гроза еще не кончилась и вдалеке раздаются громовые раскаты.
О, если б Ты знал, как все молятся со слезами и тугой, чтобы Господь просветил Тебя. О Ники, дорогой, увидь вещи такими, какие они есть, о поверь мне, слабой, ничтожной, смиренной, но верной Твоей подданной, что я говорю правду. О, пусть преподобный Серафим посетит Тебя своим святым словом и поведет к благоденствию Твоей страны, Церкви и дома. У Тебя на сердце должно быть так тяжело, несмотря на Твою глубокую веру в Бога, наверняка у Тебя болит сердце, и, может быть, сомненье в Своей правоте уже стучится у дверей Твоего сознания - не затворяй их, открой, милый, и ради всеобщего блага впусти эту ясную мудрость свыше. […] Твоя преданная сестра Элла».
Написав это письмо, Великая Княгиня села за другое, адресованное ее задушевной подруге, матери убийцы Царского Друга:
«Милая Зинаида! Вам всем троим - мои нежные молитвы. Только молитвы ничуть, ничуть не меняются, и чем больше живешь на свете, особенно в наше время, тем больше чувствуешь связь душ перед Богом. Я работаю, как всегда, много, и это меня поддерживает. Всё грустно, грустно и затянуто тучами, громы войны и глухой ропот безпокойных душ - когда взойдет солнце? Когда Бог благоволит снять с нас бремя, которое дьявол возверг из ада на бедную Россию? Нужны молитва, терпение и надежда. Мы не можем всего понять, понять причину, но Богу она ведома, и, если совесть чиста, а вера крепка, всё можно перенести, как мученики в давние времена. Благодарение Богу, Вы в кругу своей семьи, и да окружают вас всех Ангелы. Говорят, Дмитрий в хорошем климате, слава Богу, и с ним всё в порядке. Я так надеюсь, что у него будет возможность отличиться там на войне и что недалеко уже то время, когда полная победа приведет к славному миру. Да поддержит Бог Государя и да даст Ему мудрость Соломона. Сколько я молюсь за Них и за вас всех, какая трагедия, и да сжалится над нами Бог! Дорогая душенька, будьте мужественны, это моя молитва о всех вас. Ваша Е.».
«Сразу после Рождества, - вспоминала сестра Великого Князя Димитрия Павловича, - я уехала в Москву к тете Элле. Оказалось, что она в курсе всех событий. […] …Его [Г.Е. Распутина] исчезновение доставило ей такую радость, что она не могла осуждать убийц. Для нее Распутин был живым воплощением зла; она считала, что Провидение выбрало Дмитрия и Феликса для свершения правосудия. […] …Тетя послала Дмитрию восторженную и, возможно, неосмотрительную телеграмму, которую довели до сведения Императрицы. В результате тетю обвинили в соучастии».
Великая Княгиня Елизавета Феодоровна. Пастель, цветной карандаш. Портрет, находившийся в парижской квартире князя Ф.Ф. Юсупова. Собрание музея «Наша эпоха» (Москва).
А вот как Великая Княгиня встречала убийцу Феликса, приехавшего в Москву уже после февральского переворота 1917 г. (когда было время не только подумать, но и одуматься):
«Она вышла ко мне, обняла и благословила. Ее глаза были полны слез. “Бедная Россия, - сказала она, какое тяжкое испытание должна она вынести! Мы все безсильны перед Господней волей. Мы должны молиться Богу и взывать к Его милосердию”. Она внимательно выслушала мой рассказ о трагической ночи. “Ты не мог действовать иначе, - сказала она, когда я кончил. - Твой поступок был последней попыткой спасти страну и Династию. Не твоя вина, что последствия не соответствовали твоим ожиданиям. Это вина Тех, Кто не захотел понять, в чем состоит Их долг. Убивая Распутина, ты не совершил преступления: ты разрушил воплощение сатаны”».