О Шевченко и Лермонтове, русофобии и чеченцах
Автор: Иван Котельников
Статья взята отсюда: http://poezia.ru/salon.php?sid=93178
Этот текст - мои соображения по поводу двух важных для русской и украинской поэзии юбилеев: прошедшего в марте 200-летия со дня рождения Т.Г. Шевченко и предстоящего в ноябре 200-летия со дня рождения М.Ю. Лермонтова. По понятным причинам в первую очередь я буду говорить о поэзии Тараса Шевченко, впрочем, не выпуская из виду творчество Михаила Лермонтова.
Итак, чей культ пришёлся на предвоенные годы сталинского террора и сопровождает становление новой Украины («Украина не Россия», «Украина це Европа») уже третий десяток лет?
Количество чьих памятников и бюстов давно превзошло пределы абсурда, в совокупности составив кумирню?
На чью могилу как паломники спешат все руководители незалежной (не избегнет сей участи и Порошенко)?
Чьи портреты вывешивали майдановцы на захваченных административных зданиях вслед или вместо бандеровских?
К гадалке не ходи - Тараса Григорьевича Шевченко, жёвто-блакитного кобзаря, батьки для ридной неньки Украины, першего поэта на киевских кручах и полтавских просторах.
Считал и считаю: Шевченко - поэт среднего уровня. Для России он поэт где-то между народным Кольцовым и старающимся Плещеевым. В России таких поэтов - множество. А как прозаик Шевченко и того меньше: Григорович, Гарин-Михайловский или Помяловский (одни «Очерки бурсы» чего стоят) писали интереснее и глубже.
Да, Шевченко - талантливый стихотворец, пострадавший от российского самодержавия. Без сочувствия отнестись к его биографии нельзя. Но, на мой взгляд, он не принадлежит к Олимпу мировой литературы, как, скажем, Руставели и Данте, Рабле и Шекспир, Гёте и Пушкин...
Шевченко - поэт для сугубо внутреннего украинского пользования, чья ломкая сумасбродная душа так и не обрела величия духа, необходимого для долгой жизни в анналах человечества. Кобзарь, не бывший кобзарём, русский писатель (повести, дневники), не ставший украинским письменником…
Но что значит моё мнение на фоне мнения больших писателей родом с Украины? Известен ряд возвышенных высказываний о Шевченко Ивана Франко, другого украинского поэта. Но в своём письме в минуту интимной откровенности Франко отозвался о Шевченко так: «Вы, сударь, глупости делаете - носитесь с этим Шевченко, как неведомо с кем, а тем временем это просто средний поэт, которого незаслуженно пытаются посадить на пьедестал мирового гения».
Напомню суждение Н.В. Гоголя. На просьбу Бодянского высказаться о таланте и поэзии Т.Г. Шевченко он ответил: «Дегтю много. И даже прибавлю, дегтю больше, чем самой поэзии. Нам-то с вами, как малороссам, это, пожалуй, и приятно, но не у всех носы, как наши. Да и язык…Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня - язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан. А вы хотите провансальского поэта Жасмена поставить в уровень с Мольером и Шатобрианом».
По существу, Гоголь поставил Шевченко в один ряд не с Мольером, а с Жасменом.
Соглашусь, пожалуй, вот с чем: Тарас Шевченко - нечто глубинное бессознательное для украинского самосознания. Но само это шевченковское самосознание страдает трагическим раздвоением: от ущербности происхождения до мании величия, от любви к родине до жажды кровавого реванша, от идеологии мщения до тотального богоборчества. Шевченко путано обидчив, ревнив и мстителен (путано - ключевое слово). А на таких дрожжах великие поэты не рождаются…
Он - тип малороссийского либерала (недаром до седых волос клубился с Добролюбовым и Некрасовым), страдающего, по меткому замечанию Н. Трубецкого, «комплексом культурной неполноценности украинской интеллигенции».
Повторюсь, Шевченко поэт дарования среднего. И утверждает меня в этих мыслях чтение стихов самого Тараса Шевченко. Как в оригинале, так и в переводах Твардовского, Исаковского, Рыльского и т.д.
Вкус, в том числе литературный, дело частное, а о вкусах, кажется, не спорят. Но взять, к примеру, любимую Тарасом поэму «Катерина». Поэмку, с которой он вошёл в русское литературное сообщество, посвятив её не просто литератору, но царедворцу Жуковскому. Кстати, поэму актуальную: ещё недавно украинский интернет пестрел мемами «Москалям не дам»: гарные дивчины облачались в футболки с цитатами из Тараса, ставшими прологом к поэме:
Кохайтеся, чорнобриві,
Та не з москалями,
Бо москалі - чужі люде,
Роблять лихо з вами.
Вроде даже баба Лера Новодворская приняла посильное участие в акции…
Так вот, с юности поражался концептуальной безнравственности в описании истории. Да, русский солдат - подлец и распутник. Соблазнил, клятый москаль, чернобровую дивчину и ушёл в поход, а встретившись с Катериной, не признал ни её, ни сына. Но, по сути, что нового мы узнали о жизни? - поматросил и бросил.
БОльшими подлецами выглядят мать с отцом Катерины, которые выгнали родную дочь и внука из родного дома лишь потому, что та полюбила москаля и родила от него, будучи незамужней. Особенно трогательно звучат напутственные слова Катре её матери: «Якби знала, до схід сонця Була б утопила…». А ведь всё так и произошло - согласно материнскому наказу: Катерина утопилась.
Ну, да, Шевченко опирался на фольклор, на народные традиции. А фольклор бывает жесток. Навскидку цитата из популярной немецкой (ведь в Европу ломится теперь украинский чумак) сказки «Мальчик-с-пальчик»: «Однажды случилась засуха, и погиб весь урожай. Везде наступил голод. Однажды вечером дровосек сказал своей жене: - Что же нам делать? Я люблю своих сыновей, но мое сердце разрывается от боли, когда я вижу, что они умирают от голода. Завтра мы отведем их в чащу и оставим там».
Страшен сказочный зачин! Родители решили бросить в лесу своих детей. Но здесь хотя бы есть веская причина - голод. А у родителей Катри - и вишнёвый садок, и, поди, кабанчик в клетушке. Но они всё-таки выгоняют дочь и внука из дому на смерть лишь потому, что та родила от москаля.
Кстати, сам Шевченко в подобных обстоятельствах повёл себя ещё гаже: совратил 17-летнюю девушку Машу, невестку Ивана Максимовича Сошенко, своего доброго друга, который, уточню, приютил получившего наконец свободу поэта у себя в доме. Всё так: в отличие от эпического москаля поэт блудил и распутничал в доме того, кто дал ему приют и кров…
Впрочем, дело не в биографиях, а в стихах. Утверждают, что в 18-19 вв. «москалями» на Украине порой называли местных рекрутов, призванных в русскую армию. Но в поэме прямо говорится о Московщине, как о месте на земле, куда родители выпроваживают дочь и внука.
Этому явлению есть имя - низовая русофобия. В чём её особенность? Этот вид русофобии распространён не среди элит: с элитами всё как раз понятно, украинскими и российскими в том числе. Это явление касается простых людей, принадлежащих одному народу, которые не любят (а подчас ненавидят) представителей другого народа за пятый пункт. Кстати, на Кавказе, включая Чечню, я иногда встречался с подобным отношением к себе - отрицать не буду. Отрицать не буду и того, что её всё меньше…
Тем удивительнее другое! Всегда поражало, что нередко от чеченца (не только, скажем, писателя Германа Садуллаева, но в первую очередь образованного чеченца; чеченская молодежь из-за войн и реформ российского образования не так знающа) вдруг услышишь, мол, Лермонтов - чеченский поэт. Да, русский поэт, но и чеченский. Имея в виду «Измаил-Бей», «Валерик», «Героя нашего времени».
Как, кстати, и Лев Толстой с его «Казаками», «Набегом», «Рубкой деревьев» и «Хаджи-Мурадом» - чеченский писатель. «Хаджи-Мурад», считаю, - сущая загадка. Эта повесть - литературное завещание Льва Толстого: согласно его воле она была опубликована уже после его смерти. Ну, да, маленькая книжка, посвящённая Кавказской войне и её не самому знаменитому участнику, явилась нерукотворным надгробным памятником одного из величайших писателей России и мира себе самому…
Итак, Лермонтов и Толстой - чеченские писатели. Не смотря на то, что участвовали в войне с горцами на Кавказе. Когда я пытался понять, почему, то слышал в ответ примерно следующее. Они воевали с нами, но в стихах и книгах описали войну с двух сторон, словно пребывая над схваткой, видя битвы и сражения с тех вершин, от которых до неба рукой подать. Кавказская война у них - не агитка, а настоящая литература, которая различает не друга и врага, а добро и зло…
Вернёмся к Шевченко. В поэме «Гайдамаки» Шевченко описал борьбу тех с ляхами. Впечатление: стихи написаны человеком с приклеенными на грудь искусственными волосами. Когда-то я удивлялся, почему в СССР в школьных сериях «Гайдамаков» дают в сокращении, думал ещё из-за еврейской тематики (хотя «Тараса Бульбу» давали не в урезанном виде). Нашёл полный текст «Гайдамаков»: сцены кровожадных казней и расправ потрясли! Страницу за страницей Шевченко посвящает лютости гайдамаков и не только оправдывает её (с этим всё ясно), но и словно подзаряжается ею.
В чём вина Шевченко перед читателями? - в мелкотемье при рассуждениях о природе конфликтов. А теперь вспомним «Валерик» Лермонтова или «Спор», который он написал в ответ на критику славянофила Шевырева (Лермонтов действительно не западник и не славянофил, он творец). Лермонтов в отличие от Шевченко над схваткой. Лиру свою он не воспринимает своей собственностью, она вручена ему свыше. И пишет Лермонтов (теперь вспомним поэму Шевченко «Кавказ») не политическую анти-самодержавную агитку, которая состоит из либеральных шаблонов и штампов, звучащих в светских салонах, а о поступи века, о битве Бога и дьявола в людских сердцах…
Разве может тот же поляк назвать Тараса Шевченко польским поэтом? Никогда. Скорее уж поляки укажут на Северина Гощиньского (поляка, сверстника Шевченко, родившегося в соседнем уезде), на его блистательную поэму «Замок Канёвский». У Гощиньского также имеются описания зверств, бывших при восстании гайдамаков, но он не восторгается ужасами народного мщения, а пишет о них с содроганием (я, кстати, ставлю «Замок Канёвский» выше «Гайдамаков»).
Олесь Бузина в книжке о Шевченко назвал его вурдалаком. В первую очередь за поэтический раж при описании пожарищ и зверств, учинённых гайдамаками, их ненасытной кровожадности. Бузина прав, но не совсем. В конце концов, Шевченко лишь описывает для читателей Колиевщину: ужасы Гонты и Ярёмы, Умань, Лисянцы...
Для оценки стоило брать стихи, где лирический герой - аутогенный, т.е. максимально приближен к автору. А здесь лучше шевченковского «Завещания» (иногда переводят как «Завет») не найти. «Завещание» хорошо известно, приводить смысла не вижу.
Поэтому к делу. О демонизме Лермонтова сказано много, а о богоборчестве Шевченко говорить как-то стесняются. На толстый фолиант о Тарасе Шевченко, написанный Иваном Дзюбой, мне знаком лишь один оппонирующий ответ, принадлежит он Якову Гордину. Гордин справедливо замечает: «Шевченко отрекается от Бога в том же «Завещании», пока Днепр не помчит с Украины «Прямо в сине море/кровь всех ворогов». Действительно - отрекается. И далее: «Жажда социального и национального реванша, жажда «крови всех ворогов», как обязательного условия возникновения «семьи вольной, новой» которая звучит во многих стихах Шевченко, благородная изначально оскорблённость за попранную справедливость, но достигающая того опасного предела, за которым начинается, по формуле Бердяева, многократное возрастание слёз и страданий по отношению к слезам и страданиям отмщаемых, и весь тон И. Дзюбы, увы, тоже есть результат того же морального неблагополучия».
Кстати, на русском «Завещание» известно в переводе Твардовского. Но есть и другой перевод - бунинский. Вот он целиком:
Как умру, похороните
Вы меня на воле,
На степи в краю родимом,
На кургане в поле!
Чтобы даль вокруг синела,
Чтоб и Днепр и кручи
Были видны, - было слышно,
Как гремит могучий!..
Бунинский перевод иногда называют фрагментом, имея в виду, мол, блестящий мастер перевода Иван Бунин по какой-то причине не сумел перевести весь стих, от первой до последней строчки. А никому не приходило в голову, что Бунин бросил переводить из чувства брезгливости? Ведь применительно к Шевченко прозвище «вурдалак» в самом деле оправданно…
А теперь по поводу памятников Шевченко, по поводу этого шабаша с кумирней. С Тарасом приключилась жуткая история: на Украине он превратился в идола, в культ, в национального героя. Разве можно представить, чтобы в Москве над демонстрациями белоленточников реяли портреты Пушкина или Достоевского? Да ни в жизнь. Ибо их творения противоречат вере и убеждениям российских майданщиков. Да, в СССР в 1937 году и Пушкина восхваляли без меры, как и в 1939 году - Шевченко. Но почитание в народе Пушкина не превратилось в вакханалию, как с Шевченко на Украине. Пушкин «памятник воздвиг себе нерукотворный». И две сотни памятников Пушкину в мире - дань уважения и почитания. Лермонтову или Достоевскому, кстати, их несколько десятков, не более 40.
Но Шевченко раздут до уровня национального гения. Такому нужны искусственные подпорки в виде бюстов, памятников, мемориалов. Знаете, сколько памятников в мире Т.Г. Шевченко? Почти 1 400. Подавляющее большинство поставлено за украинский счёт. В совокупности их больше, чем памятников Пушкину, Лермонтову, Достоевскому, Чехову, Гоголю и всем трём Толстым. Их также больше, чем памятников вместе взятым Данте, Шекспиру, Сервантесу, Гёте, Бальзаку, Диккенсу, Андерсену, Мелвиллу, Гашеку…
Но есть в подлунном мире ирония судьбы! Вакханалия с обожествлением Кобзаря должна была закончиться именно так: приобщением к мировой прогрессивной общественности, точнее к Западу, всех вильных украинцев самым неофитским образом. Монумент Кобзарю, установленный украинскими эмигрантами не где-нибудь, а в столице США Вашингтоне, оказалось, находится в районе, где живут исключительно представители секс-меньшинств. Монументальный поэт с колоритно висящими усищами, бывший в жизни, нет, не гусаром, но страстным поклонником женской красоты, вынужден угрюмо взирать с постамента на ежедневную круговерть педерастов и лесби всех мастей у своих ног. Это ли не воплощённый в камне и бронзе символ единения и слияния украинского народа с так называемым прогрессивным человечеством?
А теперь об иерархии ценностей. Понимаю, можно не любить Москву и москалей! Но стоит, не теряя адекватности, реально оценивать поэтическую сущность в рамках литературной иерархии. Пример из Иосифа Бродского, поэта, к которому я отношусь крайне сложно (от восторга до пренебрежения). Известно: Бродский категорически не выносил Москвы, погружённой в суглинок безбрежного континента, Москвы идеологически столичной, Москвы взыскующе азиатской. Строка «Лучший вид на этот город если сесть в бомбардировщик» возникла не на пустом месте. Есть свидетельства, что образ этот преследовал поэта уже с отъезда на Запад. Но Бродский отличался метким глазом - потому и назвал в ставших уже классическими стихах поэзию Шевченко на фоне Пушкина «брехнёй Тараса»…
P.S. Отчего-то я не удивился, прочитав в фейсбуке недавнее сообщение поэта Игоря Караулова: «Вернитесь на десять лет назад и попробуйте вчитаться в новость: российских журналистов освобождают из украинского плена и вывозят в безопасное место. В город Грозный».
Статья взята отсюда: http://poezia.ru/salon.php?sid=93178
Статья взята отсюда: http://poezia.ru/salon.php?sid=93178
Этот текст - мои соображения по поводу двух важных для русской и украинской поэзии юбилеев: прошедшего в марте 200-летия со дня рождения Т.Г. Шевченко и предстоящего в ноябре 200-летия со дня рождения М.Ю. Лермонтова. По понятным причинам в первую очередь я буду говорить о поэзии Тараса Шевченко, впрочем, не выпуская из виду творчество Михаила Лермонтова.
Итак, чей культ пришёлся на предвоенные годы сталинского террора и сопровождает становление новой Украины («Украина не Россия», «Украина це Европа») уже третий десяток лет?
Количество чьих памятников и бюстов давно превзошло пределы абсурда, в совокупности составив кумирню?
На чью могилу как паломники спешат все руководители незалежной (не избегнет сей участи и Порошенко)?
Чьи портреты вывешивали майдановцы на захваченных административных зданиях вслед или вместо бандеровских?
К гадалке не ходи - Тараса Григорьевича Шевченко, жёвто-блакитного кобзаря, батьки для ридной неньки Украины, першего поэта на киевских кручах и полтавских просторах.
Считал и считаю: Шевченко - поэт среднего уровня. Для России он поэт где-то между народным Кольцовым и старающимся Плещеевым. В России таких поэтов - множество. А как прозаик Шевченко и того меньше: Григорович, Гарин-Михайловский или Помяловский (одни «Очерки бурсы» чего стоят) писали интереснее и глубже.
Да, Шевченко - талантливый стихотворец, пострадавший от российского самодержавия. Без сочувствия отнестись к его биографии нельзя. Но, на мой взгляд, он не принадлежит к Олимпу мировой литературы, как, скажем, Руставели и Данте, Рабле и Шекспир, Гёте и Пушкин...
Шевченко - поэт для сугубо внутреннего украинского пользования, чья ломкая сумасбродная душа так и не обрела величия духа, необходимого для долгой жизни в анналах человечества. Кобзарь, не бывший кобзарём, русский писатель (повести, дневники), не ставший украинским письменником…
Но что значит моё мнение на фоне мнения больших писателей родом с Украины? Известен ряд возвышенных высказываний о Шевченко Ивана Франко, другого украинского поэта. Но в своём письме в минуту интимной откровенности Франко отозвался о Шевченко так: «Вы, сударь, глупости делаете - носитесь с этим Шевченко, как неведомо с кем, а тем временем это просто средний поэт, которого незаслуженно пытаются посадить на пьедестал мирового гения».
Напомню суждение Н.В. Гоголя. На просьбу Бодянского высказаться о таланте и поэзии Т.Г. Шевченко он ответил: «Дегтю много. И даже прибавлю, дегтю больше, чем самой поэзии. Нам-то с вами, как малороссам, это, пожалуй, и приятно, но не у всех носы, как наши. Да и язык…Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня - язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан. А вы хотите провансальского поэта Жасмена поставить в уровень с Мольером и Шатобрианом».
По существу, Гоголь поставил Шевченко в один ряд не с Мольером, а с Жасменом.
Соглашусь, пожалуй, вот с чем: Тарас Шевченко - нечто глубинное бессознательное для украинского самосознания. Но само это шевченковское самосознание страдает трагическим раздвоением: от ущербности происхождения до мании величия, от любви к родине до жажды кровавого реванша, от идеологии мщения до тотального богоборчества. Шевченко путано обидчив, ревнив и мстителен (путано - ключевое слово). А на таких дрожжах великие поэты не рождаются…
Он - тип малороссийского либерала (недаром до седых волос клубился с Добролюбовым и Некрасовым), страдающего, по меткому замечанию Н. Трубецкого, «комплексом культурной неполноценности украинской интеллигенции».
Повторюсь, Шевченко поэт дарования среднего. И утверждает меня в этих мыслях чтение стихов самого Тараса Шевченко. Как в оригинале, так и в переводах Твардовского, Исаковского, Рыльского и т.д.
Вкус, в том числе литературный, дело частное, а о вкусах, кажется, не спорят. Но взять, к примеру, любимую Тарасом поэму «Катерина». Поэмку, с которой он вошёл в русское литературное сообщество, посвятив её не просто литератору, но царедворцу Жуковскому. Кстати, поэму актуальную: ещё недавно украинский интернет пестрел мемами «Москалям не дам»: гарные дивчины облачались в футболки с цитатами из Тараса, ставшими прологом к поэме:
Кохайтеся, чорнобриві,
Та не з москалями,
Бо москалі - чужі люде,
Роблять лихо з вами.
Вроде даже баба Лера Новодворская приняла посильное участие в акции…
Так вот, с юности поражался концептуальной безнравственности в описании истории. Да, русский солдат - подлец и распутник. Соблазнил, клятый москаль, чернобровую дивчину и ушёл в поход, а встретившись с Катериной, не признал ни её, ни сына. Но, по сути, что нового мы узнали о жизни? - поматросил и бросил.
БОльшими подлецами выглядят мать с отцом Катерины, которые выгнали родную дочь и внука из родного дома лишь потому, что та полюбила москаля и родила от него, будучи незамужней. Особенно трогательно звучат напутственные слова Катре её матери: «Якби знала, до схід сонця Була б утопила…». А ведь всё так и произошло - согласно материнскому наказу: Катерина утопилась.
Ну, да, Шевченко опирался на фольклор, на народные традиции. А фольклор бывает жесток. Навскидку цитата из популярной немецкой (ведь в Европу ломится теперь украинский чумак) сказки «Мальчик-с-пальчик»: «Однажды случилась засуха, и погиб весь урожай. Везде наступил голод. Однажды вечером дровосек сказал своей жене: - Что же нам делать? Я люблю своих сыновей, но мое сердце разрывается от боли, когда я вижу, что они умирают от голода. Завтра мы отведем их в чащу и оставим там».
Страшен сказочный зачин! Родители решили бросить в лесу своих детей. Но здесь хотя бы есть веская причина - голод. А у родителей Катри - и вишнёвый садок, и, поди, кабанчик в клетушке. Но они всё-таки выгоняют дочь и внука из дому на смерть лишь потому, что та родила от москаля.
Кстати, сам Шевченко в подобных обстоятельствах повёл себя ещё гаже: совратил 17-летнюю девушку Машу, невестку Ивана Максимовича Сошенко, своего доброго друга, который, уточню, приютил получившего наконец свободу поэта у себя в доме. Всё так: в отличие от эпического москаля поэт блудил и распутничал в доме того, кто дал ему приют и кров…
Впрочем, дело не в биографиях, а в стихах. Утверждают, что в 18-19 вв. «москалями» на Украине порой называли местных рекрутов, призванных в русскую армию. Но в поэме прямо говорится о Московщине, как о месте на земле, куда родители выпроваживают дочь и внука.
Этому явлению есть имя - низовая русофобия. В чём её особенность? Этот вид русофобии распространён не среди элит: с элитами всё как раз понятно, украинскими и российскими в том числе. Это явление касается простых людей, принадлежащих одному народу, которые не любят (а подчас ненавидят) представителей другого народа за пятый пункт. Кстати, на Кавказе, включая Чечню, я иногда встречался с подобным отношением к себе - отрицать не буду. Отрицать не буду и того, что её всё меньше…
Тем удивительнее другое! Всегда поражало, что нередко от чеченца (не только, скажем, писателя Германа Садуллаева, но в первую очередь образованного чеченца; чеченская молодежь из-за войн и реформ российского образования не так знающа) вдруг услышишь, мол, Лермонтов - чеченский поэт. Да, русский поэт, но и чеченский. Имея в виду «Измаил-Бей», «Валерик», «Героя нашего времени».
Как, кстати, и Лев Толстой с его «Казаками», «Набегом», «Рубкой деревьев» и «Хаджи-Мурадом» - чеченский писатель. «Хаджи-Мурад», считаю, - сущая загадка. Эта повесть - литературное завещание Льва Толстого: согласно его воле она была опубликована уже после его смерти. Ну, да, маленькая книжка, посвящённая Кавказской войне и её не самому знаменитому участнику, явилась нерукотворным надгробным памятником одного из величайших писателей России и мира себе самому…
Итак, Лермонтов и Толстой - чеченские писатели. Не смотря на то, что участвовали в войне с горцами на Кавказе. Когда я пытался понять, почему, то слышал в ответ примерно следующее. Они воевали с нами, но в стихах и книгах описали войну с двух сторон, словно пребывая над схваткой, видя битвы и сражения с тех вершин, от которых до неба рукой подать. Кавказская война у них - не агитка, а настоящая литература, которая различает не друга и врага, а добро и зло…
Вернёмся к Шевченко. В поэме «Гайдамаки» Шевченко описал борьбу тех с ляхами. Впечатление: стихи написаны человеком с приклеенными на грудь искусственными волосами. Когда-то я удивлялся, почему в СССР в школьных сериях «Гайдамаков» дают в сокращении, думал ещё из-за еврейской тематики (хотя «Тараса Бульбу» давали не в урезанном виде). Нашёл полный текст «Гайдамаков»: сцены кровожадных казней и расправ потрясли! Страницу за страницей Шевченко посвящает лютости гайдамаков и не только оправдывает её (с этим всё ясно), но и словно подзаряжается ею.
В чём вина Шевченко перед читателями? - в мелкотемье при рассуждениях о природе конфликтов. А теперь вспомним «Валерик» Лермонтова или «Спор», который он написал в ответ на критику славянофила Шевырева (Лермонтов действительно не западник и не славянофил, он творец). Лермонтов в отличие от Шевченко над схваткой. Лиру свою он не воспринимает своей собственностью, она вручена ему свыше. И пишет Лермонтов (теперь вспомним поэму Шевченко «Кавказ») не политическую анти-самодержавную агитку, которая состоит из либеральных шаблонов и штампов, звучащих в светских салонах, а о поступи века, о битве Бога и дьявола в людских сердцах…
Разве может тот же поляк назвать Тараса Шевченко польским поэтом? Никогда. Скорее уж поляки укажут на Северина Гощиньского (поляка, сверстника Шевченко, родившегося в соседнем уезде), на его блистательную поэму «Замок Канёвский». У Гощиньского также имеются описания зверств, бывших при восстании гайдамаков, но он не восторгается ужасами народного мщения, а пишет о них с содроганием (я, кстати, ставлю «Замок Канёвский» выше «Гайдамаков»).
Олесь Бузина в книжке о Шевченко назвал его вурдалаком. В первую очередь за поэтический раж при описании пожарищ и зверств, учинённых гайдамаками, их ненасытной кровожадности. Бузина прав, но не совсем. В конце концов, Шевченко лишь описывает для читателей Колиевщину: ужасы Гонты и Ярёмы, Умань, Лисянцы...
Для оценки стоило брать стихи, где лирический герой - аутогенный, т.е. максимально приближен к автору. А здесь лучше шевченковского «Завещания» (иногда переводят как «Завет») не найти. «Завещание» хорошо известно, приводить смысла не вижу.
Поэтому к делу. О демонизме Лермонтова сказано много, а о богоборчестве Шевченко говорить как-то стесняются. На толстый фолиант о Тарасе Шевченко, написанный Иваном Дзюбой, мне знаком лишь один оппонирующий ответ, принадлежит он Якову Гордину. Гордин справедливо замечает: «Шевченко отрекается от Бога в том же «Завещании», пока Днепр не помчит с Украины «Прямо в сине море/кровь всех ворогов». Действительно - отрекается. И далее: «Жажда социального и национального реванша, жажда «крови всех ворогов», как обязательного условия возникновения «семьи вольной, новой» которая звучит во многих стихах Шевченко, благородная изначально оскорблённость за попранную справедливость, но достигающая того опасного предела, за которым начинается, по формуле Бердяева, многократное возрастание слёз и страданий по отношению к слезам и страданиям отмщаемых, и весь тон И. Дзюбы, увы, тоже есть результат того же морального неблагополучия».
Кстати, на русском «Завещание» известно в переводе Твардовского. Но есть и другой перевод - бунинский. Вот он целиком:
Как умру, похороните
Вы меня на воле,
На степи в краю родимом,
На кургане в поле!
Чтобы даль вокруг синела,
Чтоб и Днепр и кручи
Были видны, - было слышно,
Как гремит могучий!..
Бунинский перевод иногда называют фрагментом, имея в виду, мол, блестящий мастер перевода Иван Бунин по какой-то причине не сумел перевести весь стих, от первой до последней строчки. А никому не приходило в голову, что Бунин бросил переводить из чувства брезгливости? Ведь применительно к Шевченко прозвище «вурдалак» в самом деле оправданно…
А теперь по поводу памятников Шевченко, по поводу этого шабаша с кумирней. С Тарасом приключилась жуткая история: на Украине он превратился в идола, в культ, в национального героя. Разве можно представить, чтобы в Москве над демонстрациями белоленточников реяли портреты Пушкина или Достоевского? Да ни в жизнь. Ибо их творения противоречат вере и убеждениям российских майданщиков. Да, в СССР в 1937 году и Пушкина восхваляли без меры, как и в 1939 году - Шевченко. Но почитание в народе Пушкина не превратилось в вакханалию, как с Шевченко на Украине. Пушкин «памятник воздвиг себе нерукотворный». И две сотни памятников Пушкину в мире - дань уважения и почитания. Лермонтову или Достоевскому, кстати, их несколько десятков, не более 40.
Но Шевченко раздут до уровня национального гения. Такому нужны искусственные подпорки в виде бюстов, памятников, мемориалов. Знаете, сколько памятников в мире Т.Г. Шевченко? Почти 1 400. Подавляющее большинство поставлено за украинский счёт. В совокупности их больше, чем памятников Пушкину, Лермонтову, Достоевскому, Чехову, Гоголю и всем трём Толстым. Их также больше, чем памятников вместе взятым Данте, Шекспиру, Сервантесу, Гёте, Бальзаку, Диккенсу, Андерсену, Мелвиллу, Гашеку…
Но есть в подлунном мире ирония судьбы! Вакханалия с обожествлением Кобзаря должна была закончиться именно так: приобщением к мировой прогрессивной общественности, точнее к Западу, всех вильных украинцев самым неофитским образом. Монумент Кобзарю, установленный украинскими эмигрантами не где-нибудь, а в столице США Вашингтоне, оказалось, находится в районе, где живут исключительно представители секс-меньшинств. Монументальный поэт с колоритно висящими усищами, бывший в жизни, нет, не гусаром, но страстным поклонником женской красоты, вынужден угрюмо взирать с постамента на ежедневную круговерть педерастов и лесби всех мастей у своих ног. Это ли не воплощённый в камне и бронзе символ единения и слияния украинского народа с так называемым прогрессивным человечеством?
А теперь об иерархии ценностей. Понимаю, можно не любить Москву и москалей! Но стоит, не теряя адекватности, реально оценивать поэтическую сущность в рамках литературной иерархии. Пример из Иосифа Бродского, поэта, к которому я отношусь крайне сложно (от восторга до пренебрежения). Известно: Бродский категорически не выносил Москвы, погружённой в суглинок безбрежного континента, Москвы идеологически столичной, Москвы взыскующе азиатской. Строка «Лучший вид на этот город если сесть в бомбардировщик» возникла не на пустом месте. Есть свидетельства, что образ этот преследовал поэта уже с отъезда на Запад. Но Бродский отличался метким глазом - потому и назвал в ставших уже классическими стихах поэзию Шевченко на фоне Пушкина «брехнёй Тараса»…
P.S. Отчего-то я не удивился, прочитав в фейсбуке недавнее сообщение поэта Игоря Караулова: «Вернитесь на десять лет назад и попробуйте вчитаться в новость: российских журналистов освобождают из украинского плена и вывозят в безопасное место. В город Грозный».
Статья взята отсюда: http://poezia.ru/salon.php?sid=93178