Приближалась зима первого года в священном сане. Летом и осенью 2010 года я служил в мужском Григориевском Бизюковом монастыре, в сентябре получил командировку в женскую обитель, приезжая в Корсунку два раза в неделю. Назначения так и не получил, решение о приходском служении в «небесной канцелярии» задерживалось.
Духовный отец, выслушав мой рассказ о монастырском служении, сказал: ты там на всем готовом, лучше бы назначили на сельский приход. Поначалу в неустройстве поживешь, потом люди будут из города приезжать, как ко мне.
На Успение владыка благословил приехать на освящение придела преподобного Серафима Саровского Успенского храма Берислава. Я должен был произнести проповедь, причем требовалось составить ее в келии и выучить наизусть. На запричастном стихе сказал слово о празднике и иконах Пресвятой Богородицы, подглядывая в шпаргалку. Хотел было уже после «Аминь» идти через ближайшие северные врата в алтарь, когда ко мне из толпы протиснулись двое, мужик и худенькая женщина с ребенком.
Узнал обоих: она была дочерью нашего киевского пономаря, очень похожа на него, а он - Андрей, помогал мне на выпускной сессии Свято-Тихоновского университета во время проживания в Боровском монастыре . Встретил ее, будто с Киевом попрощался, а бериславец из Подмосковья теперь был со мной, в самом начале пастырского пути. С тех пор мы с Андреем старались общаться почаще, вспоминали недавнее и почти легендарное: как три студента богословского факультета ПСТГУ жили на чердаке коровника, как боялись московских патрулей, как встречались со старцем схиархимандритом Власием.
Андрей рассказывал мне о своей давней и кратковременной службе экономом в Бизюковом монастыре, я описывал нынешнюю жизнь святой обители - особенности богослужений, строительные работы, состояние монастырских руин, детский лагерь. Думали, размышляли, не пошлет ли меня владыка на приход. Так, нежданно-негаданно, у меня появились друзья в районном центре, имеющие понятие о местных нравах и обычаях, знакомые со священниками. В лице коренного бериславца и боровского трудника я будто обрел почву под ногами.
Начальство монастыря посылало меня для совершения треб за пределы села Красный Маяк. Однажды благословили ехать в один из районов Херсонской епархии, освящать дом и хозяйство. Удивился, спросил, какое мы имеем право служить в другой епархии, мне ответили: монастырь на особом счету, все нормально. Что ж, надо послушание исполнять.
В другой раз повезли служить отпевание в село Мыловое, отстоящее от монастыря километров на пятнадцать-шестнадцать к северо-востоку. Водитель на вопрос о местном священнике сказал: сейчас батюшки нет, раньше обычно приезжали на погребение из Качкаровки. Подумал, почему бы не служить здесь, и попросил водителя показать церквь. Проехали, увидал обычный дом с крестом на коньке, ничем не примечательное здание. Проскочил помысл: буду здесь жить. Отогнал его, как бесовское наваждение.
В начале декабря владыка вызвал меня в епархию.
-Хочу дать тебе Качкаровку, большая церковь, лучше даже, чем у твоего духовного отца. Не развалишь приход?
Никогда не просил у епископа ни прихода, ни места в монастыре, надеясь на Промысл Божий.Что за храм в Качкаровке, понятия не имел, в село ни разу не заезжал, знал только, что расположено оно около Мылового на берегу Каховского водохранилища.
Через несколько дней, 16 декабря, мы сидели за чаем в резиденции архиерея: кроме владыки, присутствовали отец секретарь, благочинный, представительница качкаровского прихода Надежда и я. Все решили заранее, нам необходимо было только познакомиться и получить на руки документ, который назывался «Командировкой».
В таких вопросах я не был искушен, понятия не имел о «распоряжениях», «указах», «командировках», у меня имелись грамоты, о диаконской и пресвитерской хиротонии, и более ничего. В монастырях служил по устному благословению, временно, теперь снова командировался, но уже с документом о служении в Качкаровке и духовном окормлении общины села Мылового.
Мы втроем выходили из архиерейского дома Новой Каховки: большой, как гора, отец благочинный А., староста Надежда и я.
-У вас командировка в Качкаровке, а я - настоятель, - сказал благочинный на ходу, не оборачиваясь ко мне.
Жребий брошен! Хоть бы кто объяснил, что это значит? Меня забросили на приход, как десантника на парашюте в тыл врага. Должен служить, решать все вопросы, но, в то же время, я не настоятель. Что меня ждет, ад или Рай, знал только Бог. Мне предстояло ехать в монастырь за вещами, необходимыми на первое время. Утром на следующий день знакомиться со старостой прихода в Мыловом, а вечером устраиваться на ночлег в Качкаровке.
Ехали мы вдвоем с Андреем, я рассчитывал на его помощь в хозяйственных вопросах, знакомстве с местными, но особенно за богослужением - в алтаре и клиросе.
Через месяц, 17 января, я наконец-то получил указ о настоятельстве в тех же приходах. За это короткое время, будто полжизни прошел, оставленный один на один с превосходящими силами врага рода человеческого, уповая лишь на милость Божию и молитвы духовного отца.
Неустройство! Слишком мягкое слово. Скорее, пещь огненная посреди заледеневшего селения. Рай необходимо было вымаливать, переживая ад. И в этом медвежьем углу выживать.