Иные заграничные поездки в 1990 году включали в себя визит в мае в Совет Европы - первая европейская организация, заявку на вступление в которую подала Чехословакия. В августе Гавел посетил в Осло конференцию «Анатомия ненависти». Его участие в сентябрьском Мировом саммите по деттям в основном запомнился встречей с Вуди Алленом в доме Мии Фэрроу на западной части Центрального парка. Эта встреча была организована мной, как поклонником и автором книги у Вуди Аллене. Но встреча оказалась провалом века. Гавел и Аллен - застенчивые и сдержанные, - не нашли общих тем для разговора, потому что Гавел не видел ни одного фильма Аллена, а Аллен не был знаком с творчеством Гавела.
В сентябре Гавел посетил Италию. Государственный визит включал в себя встречу с Президентом Коссигой и Премьер-министром Андреотти, но инициатором визита выступил Министр иностранных дел Италии Джанни Де Микелис. Одной из самых запоминающихся частей визита стала поездка на Капри, где Гавел получил премию, названную в честь известного итальянского интеллектуала Курцио Малапарте, а потом, в сопровождении Де Микелиса, зажег на дискотеке, полной красивых молодых девушек. Когда на следующий день они вернулись в Рим, выяснилось, что большинство этих девушек были сотрудниками аппарата Де Микелиса. Джанни Де Микелис не был типичным дипломатом и потом у него начались из-за этого проблемы.
В октябре Гавел вернулся в Париж на саммит СБСЕ. Саммит был посвящен подписанию Парижской хартии новой Европы, знаменующей окончание Холодной войны и старт «новой эпохи демократии, мира и единства». В Праге планировалось создать новый секретариат СБСЕ. Но главным событием конференции была Маргарет Тэтчер, которая месяц назад читала в Праге лекцию Гавелу, не способная сдержать слезы, когда она узнала посреди конференции, что ее свергли. Хотя Тэтчер была идеологически намного ближе в Вацлаву Клаусу, который считал ее своей моделью, Гавел утешил Тэтчер и она была благодарна ему всю оставшуюся жизнь.
Визиты в Швейцарию, Испанию и Португалию стали финальными аккордами на 1990 год. В Швейцарии Гавел снова встретился с Фридрихом Дюрренматтом, с которым он впервые встретился в 1960е, но, к сожалению, швейцарцу, на тот момент, оставалось жить всего три недели. Слова Дюрренматта, где он сравнил швейцарских уклонистов от призыва с диссидентами, а Швейцарию с тюрьмой, были немного странными для Гавела, но швейцарская публика была привычна к подобным эскападам. Хотя, нам трудно было сравнить Швейцарию с тоталитарной тюрьмой. В то же время, Гавел оценил, что Дюрренматт разделял его мысли о более глубокой болезни современного общества, причиной которого был не только коммунизм.
Король Хуан-Карлос и Королева София Испанская сразу приняли своего неаристократичного посетителя и между ними завязались длительные хорошие отношения. В последующем Гавел периодически приезжал в королевскую резиденцию, чтобы провести там часть отпуска. Встретившись в Барселоне с Президентом Каталонии Жорди Пужолем Гавел понял, что Чехословакия была не единственной страной с острым национальным вопросом. Он также был поражен красотой города и архитектурой Гауди в частности.
В Португалии Гавел возобновил свою дружбу с Президентом Соаресом - первым главой государства, прибывшим в декабре 1989 года в Прагу после Бархатной революции и встретившийся с Гавелом еще до его избрания. Иным запоминающимся моментом поездки была прогулка Гавела по пляжу на мысе Рока, где была снята знаменитая фотография.
Некоторые из поездок можно назвать триумфальными, но все они были успешными, за одним исключением. Эта поездка не была официальной, хотя она была перед успешными июльскими визитами в Никарагуа и Мексику. Желая немного отдохнуть, Гавел и Ольга приняли приглашение от состоятельной чешской вдовы провести несколько недель на ее вилле на Бермудских островах. Вацлав и Ольга отправились в компании единственного телохранителя. Дом был хорош, но хозяйка оказалась буйным алкоголиком. А что еще хуже - она влюбилась в Гавела. Поэтому вместо отдыха на пляже или у бассейна, президентская пара заперлись в комнате и ждали подмоги. Понадобился визит Мадлен Олбрайт, чтобы прорвать осаду. Когда Гавелы и Олбрайт посетили станцию НАСА на острове, Вацлав Гавел показал на ее пальцем и невинно спросил: «Вы не находили здесь инопланетян?»
Этот отпуск стал первым в череде неудачных отпусков - Гавел, любивший путешествовать и, возможно пытавшийся, возместить все годы, проведенные за решеткой, не был особо удачливым туристом. Его отпуска сопровождались депрессией, головной болью, лихорадками, падениями, переломами и смертоносными инцидентами.
Несмотря на весь гламур и удовольствие, график визитов в первый год президентства Гавела не был спонтанным. За исключением летнего визита в Центральную Америку, график был составлен с учетом расширяющегося круга бывших и будущих партнеров и союзников. Такие же слова можно сказать про приезжавших в Прагу глав государств. Мартовский визит фон Вайцзеккера и встреча с канцлером Колем в следующем году в Бонне были важны для будущих отношений с самым важным соседом Чехословакии. Визит Буша-старшего в ноябре, что было символическим жестом в первую годовщину Бархатной революции, представляло очередной этап в построении отношений с самым важным будущим союзником. Также это было знакомство с американским подходом. Буша-старшего сопровождало 700 человек, он прилетел на огромном Air Force One и с самолетом сопровождения, бронированным лимузином, бронированной речевой платформой. Среди 700 сопровождающих были дюжины агентов Секретной Службы, которые пытались силой убедить советников Гавела, чтобы они на неделю освободили свои помещения. Каждый шаг, движение камеры и слово Президента США были тщательно спланированы. Но все же были и отступления от плана. 17 ноября 1990 года, выступая на Вацлавской площади, Буш-старший, убежденный Гавелом, покинул зону защиты бронированного стекла, чтобы лично поприветствовать толпу. В тот же момент агент Секретной Службы заметил лежащий на земле в нескольких шагах от Президента США пластиковый пакет и закричал: «Бомба! Бомба!» Сразу же американские телохранители начали выводить президентов, а телохранитель Гавела поднял пакет и сказал: «Бомба, черт побери. Это сосиски» Остаток визита прошел успешно.
Два других известных иностранных посетителя в 1990 году были духовными, а не политическими лидерами. Первым был скромный, улыбающийся и веселый человек по имени Тэнцзин Гьямцхо, более известный как XIV Далай-Лама Тибета. На Западе, этот символ духовного сопротивления Тибета китайским коммунистов имел отстраненную поддержку, чтоб не навлечь гнев новой империи. Гавел был первым демократическим главой государства, официально пригласившим Далай-Ламу. Китайский посол заявил протест, но не покинул страну, когда его протест был проигнорирован. Тем не менее, визит считался частным. Также этот визит отражал философию Гавела, ведь он никогда не отказывал принять посетителя из соображений политической целесообразности в течение 13 лет своего президентства.
У президента была иная проблема. Он очень хотел частную сессию медитации с Далай-Ламой. Но по буддистскому этикету, никто, включая Президента, не мог просто запросить медитации с мастером. Скорее, нужно было ждать приглашения. Потребовалось немного «кухонной дипломатии», но Далай-Лама увидел потенциал в новом ученике. Медитация состоялась 3 февраля в католическом храме, расположенном в летней резиденции Президента в Ланы.
За Далай-Ламой последовал Папа Римский. Любой папа мог рассчитывать на теплый прием с учетом долгой, хотя довольно сложной, истории чешского католицизма, но Кароль Войтыла он же Иоанн Павел II был поляком - символом, вдохновение и катализатором сопротивления польского народа коммунистической идеологии. Также Иоанн Павел II был харизматичным человеком и, что более удивительно, в молодости он был поэтом и драматургом. Гавел пригласил Папу Римского еще во время своего первого новогоднего обращения к нации, надеясь пробудить духовное возрождение на руинах нигилизма позднего коммунистического периода. Этот визит значил многое для Гавела и он очень ответственно отнесся к подготовке приветственной речи в аэропорту и последующей речи в Пражском Граде. Слова, произнесенные в аэропорту были особенно эмоциональными:
«Я не могу сказать, что я знаю, что понимается под чудом. Все же я осмелюсь сказать, что в данный момент я являюсь свидетелем чуда - посланник любви прибыл в страну, пораженную идеологией ненависти; живой символ учения прибыл в страну, пораженную правительством невежества; посланник мира, диалога и взаимной терпимости, уважения и доброго понимания, знаменосец братского единства прибыл в страну, пораженную идеей конфронтации и разделения мира».
Посыл вечерней речи был менее восторженным и более обдуманным. Гавел затронул одну из основных тем его жизни, являвшийся источником его безусловной духовности, несмотря на то, что он не только не принадлежал к какой-либо организованной религии, но и не поклонялся какому-либо богу. «Я сильно верю, что ваш визит напомнит нам всем о настоящем источнике настоящей человеческой ответственности, ее метафизическом источнике… абсолютный горизонт на который мы должны ссылать, эта загадочная история Бытия в которой все наши действия записываются и в которой, и через которую они получат свою настоящую цену». И он включил в финальные ремарки еще одну свою постоянную тематику - слабость его и остальных людей: «Я приветствую вас, Святой отец, среди нас грешников».
Во время вечернего визита в Пражский Град, Гавел отвел Папу Римского в сторону для личного разговора, что является обычной вещью во время государственного визита. Но в отличие от большинства случаев, Гавел не поделился деталями встречи со своими советниками. Хотя Гавел никогда не был католиком, но он назвал эту встречу «своей исповедью».
На самом деле, близкие отношение Гавела с Далай-Ламой и Папой Римским были частью уникального духовного треугольника. Далай-Лама встречался с Папой Римской не менее восьми раз. Гавел, Далай-Лама и Папа Римский имели много общих черт, включая прямой тоталитарного режима, обеспокоенность правами человека и благополучием людей и универсальное, а не выборочное, понимание трансцендентности. Кроме этого, у них были обаятельные улыбки и добрый юмор, основанный на абсурде. Вечер с Папой Римским был очень добрым, как и многие встречи с Далай-Ламой. Возможно только во время встречи с ними Гавел улыбался искреннее всего.
Среди многих парадоксов Гавела было то, что он не был религиозным человеком, но он был верующим. Иногда он близко подходил к идентификации «загадочной памяти Бытия», служившей опорой для его философских концепции и дававшей моральный базис его политике, но он не мог окончательно идентифицировать это Бытие. Его Бог, если сильно упростить, был существом, которое не может быть названо, запечатлено или иным образом идентифицировано. «Порядок Бытия», где «все наши действия несомненно записываются и где, и только где, они будут оценены надлежащим образом» была той концепцией, которую можно найти начиная со страниц «Писем к Ольге» и заканчивая его последними мемуарами. Видение Гавела отличалось от концепции Страшного суда, потому что Гавел не особо верил в загробную жизнь. По его мнению, людские действия оцениваются независимо от нас, факта или формы нашего существования.
Экзистенциальное чувство личной ответственности Гавела в качестве обязательного условия свободы и жизни правды опиралась на концепцию свободной воли, что не давало включить в нее фигуру всемогущего Бога. Бог мог быть всемогущим, но тут возникает дилемма «зайца» в пустом трамвае, что ставит под вопрос его всемогущество. На самом деле, Бог может бороться со своими дилеммами. В этой связи на ум приходит цитата из Ветхого Завета, в которой Бог кажется сомневающимся, пока Авраам не напомнил об его ответственности: «Неужели Судья всей земли будет несправедлив?» И такие же слова можно сказать о видении Гавела - все несут самостоятельную ответственность за свои поступки.
Но это не значит, что Гавел был ближе к ветхозаветному Богу, чем к иным божествам. Все попытки включить его в рамки определенной религии выглядят глупо. Также, хотя Гавел заигрывал с нью-эйджизмом и «мистика» было одним из его ключевых слов, очень малую часть его мировоззрения занимала мистика и в его мыслях практически не было никаких оккультных идей. Когда Гавел, беседуя с братом Иваном, сомневался и пытался раздвинуть позитивистскую концепцию науки, он в основном использовал идею парадокса, неясности и загадочности современной науки, а также принцип неточности и теорию относительности. Но в отличие от многих людей, проходящих через жизни не задумываясь, Гавел мог увидеть тайну существования в каждом человеческом действии, импульсе и дилемме. А в основе мистерии лежала мораль. Гавел не считал это суеверием, но он также не мог безоговорочно поверить в Пророчество, Высшее Существо или суперэго. Как он неоднократно говорил, мистерия не станет меньше, если ей дать имя или объяснение. Она просто отдалится от нас.