"Гавел: его жизнь", Михаэл Жантовский (Пролог)
Пролог
Перед тем, как пожертвовать лесом для написания книги, необходимо задать себе три прямых вопроса и дать на них, хотя бы, предварительные ответы. Интересна ли тема книги кому-нибудь, кроме автора? Были ли иные исследования, позволяющие удовлетворить интерес к тематике книги? И наконец, является ли автор верным лицом, чтобы писать книгу на подобную тематику?
Вацлав Гавел был один из самых поразительных политиков последнего века. Его уникальная история «из князя в грязь и наоборот» легко поддается мнимому упрощению, но не может быть сомнений, что Вацлав Гавел сыграл существенную роль в окончательном прекращении одной из самых псевдо-привлекательных утопий нашего времени и принял прямое участие в одной из самых существенных общественных трансформациях последнего времени.
Несмотря на то, что множество людей, включая Гавела, часто удивлялись его сказочному переходу к высшей должности в стране, но в этом не было ничего случайного или сказочного. Как я хочу показать в этой книге, желание «починить мир» присутствовало в жизни Гавела с тех пор, как он, в десятилетнем возрасте задумал фабрику, производящую «добро», а не товары.
Вооруженный гипертрофированным чувством справедливости, позволившим отстаивать свою точку зрения и сопротивляться в тяжелые времена, а также скрытой, но этого не менее настоящей, дисциплиной и трудолюбием при выполнении поставленных перед собой задач; Вацлав Гавел оказался в ноябре 1989 года не только самым вероятным, но и единственным достойный кандидатом на роль лидера революции.
Даже учитывая это, к Вацлаву Гавелу нельзя просто относиться, как к диссиденту или политику. Он также был значительным мыслителем, который постоянно пытался применять плоды своего мыслительного процесса, и имел моральный компас, которому он следовал в своей политической жизни. Кто-то спросит - был ли Вацлав Гавел оригинальным мыслителем, имевшим существенное значение?
Отвечая на этот вопрос, я должен остановиться на следующих аспектах биографии Вацлава Гавела. Он был начитан, но не имел формального образования, широкой эрудиции и интеллектуальной дисциплины настоящего ученого, и он никогда не забывал напоминать об этом недостатке своим читателям и слушателям.
Моральную философию Вацлава Гавела можно разделить на концепции, неразрывно связанные с его идеями. Первая концепция - «Власть безвластных» (также название одного из самых известных эссе Гавела), - проста, как слоган. Эта концепция является хорошим массовым слоганом, но, на первый взгляд, неприменима к большинству повседневный ситуаций, когда власть принадлежит властным, а безвластные выкинуты за борт. И как ни парадоксально, эта концепция становится еще сложнее, когда безвластные получают власть.
Но все же эта концепция нашла свое отражение в единственной в истории революции, не оставившей жертв. Вторая концепция - «Жить в правде», - несет практически мессианский оттенок, а также позволяет обвинить автора в оторванности от жизни, лицемерии или в более худших вещах. Если взять самое простое определение «правды», то Гавела можно поймать на противоречии со своим учением, но никто не может обвинить его в том, что он не старался соответствовать своим принципам.
Наконец, концепция «ответственности», включенная в «память личности», закрывает эту триаду. А остальное, как говорится, является только комментариями.
Вацлав Гавел не оставил после себя ни одного философского трактата или формальной философской системы. А в некоторых метафизических размышлениях, в особенности в его президентские дни, он опасно балансировал между нью-эйджизмом и поп-философией. Но, по большей части, его мысль была постоянна и наделена моральной чистотой.
В дополнение, но никак не вторично, к его роли как диссидента, политика и мыслителя, Вацлав Гавел был прекрасным, остроумным и оригинальным писателем. Его успехи на писательской стезе никак не связаны с его огромной славой как диссидента или политика. Более того, писательская слова пришла к Гавелу еще задолго до того, как он стал самым известным узником совести в Чехословакии и, еще позже, президентом.
А после того, как Гавел стал президентом, это наложило серьезные ограничения на его писательскую деятельность. Пик его творческой карьеры пришелся на середину 1960х гг.; после публикации таких пьем, как «Праздник в саду» (1964) и «Меморандум» (1965). Его творчество не особо одобрялось коммунистической цензурой, но в тот период Вацлав Гавел пользовался значительной творческой свободой и многочисленными возможностями.
Последняя пьеса Гавела «Уход» (2008) была начата еще до начала первого президентского срока Гавела и была закончена после прекращения президентских полномочий, но она показывает нерастраченный писательский потенциал президента.
Период с 1964 по 2008 также содержит маленькие литературные сокровища, такие как, как одноактные пьесы «Аудиенция» (1975) и «Частный вид» (1975); сильные моральные драмы, такие как «Искушение» (1985); интересные литературные эксперименты, такие как «Опера нищего» (1972) и «Largo Desolato» (1984), а также некоторые творческие неудачи, как «Заговорщики» (1971) и «Гостница в горах» (1976) А уникальную способность Вацлава Гавела к самоанализу и самоиронии раскрывают автобиографии, написанные в форме интервью с Карелом Гвиждялой - «Сотрясая мир» (1986) и «В Пражский Град и обратно» (2006).
Проза Гавела в его диссидентские годы, включающая одни из его самых известных эссе и уникальную исповедальную работу, а именно «Письма к Ольге», является смесью оригинального литературного текста, философии и политической прозы. Конечно, часть его прозы нужно понимать в контексте той эпохи, но некоторые из произведений Гавела прошли тест временем и изменившимися обстоятельствами.
Наконец, нужно сказать о Вацлаве Гавеле как о человеке, оказывавшем удивительное влияние на других людей. С младых ногтей он был лидером, создателем идей, кто всегда шел спереди и указывал другим путь. Но все это не было сопряжено с мономанией первопроходца, а было осуществлено со скромностью, добротой и чрезвычайной вежливостью (не всегда заслуженной).
Даже Гавел высмеивал свою вежливость в некоторых пьесах, но все эти черты были подкреплены всеобъемлющим чувством юмора и сарказмом, который был добрым, а иногда своеобразным, но никогда не был злым. Он был компанейским человеком, душой компании, легко становящийся верным другом. Как бы сказали англичане - приятный человек.
Но все же был и другой Гавел - «комок нервов». Этот Гавел был подвержен депрессии, болезням, злился на свое бессилие и пытающийся найти утешение в алкоголе, лекарствах, ипохондрии и, периодически, в необдуманных сексуальных приключениях. Его уверенность никогда не покидала его, когда он стоял как лидер миллионов, которых могут сокрушить стоящие вокруг Праги танки в ноябре 1989 года.
Все же, после того, как он стал президентом и столкнулся с ловушками власти, Вацлав Гавел редко чувствовал себя полностью соответствующим своей должности. Как он мне сказал, он сам себе не доверял. Пытаясь жить в правде, он мерил себя, но никогда не мерил других, соответственно этому высокому стандарту и, по его словам, он не оправдал своих ожиданий. Ведь он был несовершенным человеком, как и все мы.
Единственным способом понять и объяснить огромную популярность и значимость Вацлава Гавела, что стало понятно после его смерти, является рассмотрение не только отдельных аспектов его работы и жизни, несмотря на их интерес и значимость, или рассматривать отдельные черты его многогранной личности, а рассматривать то, как эти куски собираются вместе в единое и парадоксальное целое.
Только этот подход поможет лучше понять его личность, потому что Вацлав Гавел был WYSIWYG (What You See Is What You Get, «что видишь, то и получишь») - настоящим человеком, о чем могут мечтать многие люди, а тем более политики. Даже его недостатки были настоящими, а не продуктами таблоидных статеек.
Уже есть несколько биографических исследований Гавела, написанных с различных аспектов и на различных языках, включая чешский и английский, но все они, за одним исключением, были написаны до смерти Вацлава Гавела. Они все включают ценные исследования в различных элементах жизни, работы и личности Вацлава Гавела. Но они фрагментарны, потому что ни одна история жизни не может быть окончена до ее окончания. Также они фрагментарны, потому что они рассматривают определенную часть мифа Вацлава Гавела. Эти книги отдельно рассматривают его как изгоя и бунтаря, моральную философию, своеобразное отношение к политике и к должности президента, творческие свершения или богемный образ жизни.
Конечно, нет такой вещи, как полная биография, поэтому моя книга является лишь еще одним этапом к познанию настоящего Вацлава Гавела.
Наконец, почему именно я пишу эту книгу? Я близко знал Вацлава Гавела, но я мог называть себя членом его ближнего круга или претендовать на то, что я долго был с ним знаком. Я знал его в течение двух третей его жизни, но хорошо познакомился с ним только в последнюю треть его жизни. Мы близко общались в течение того времени, но из-за активно создаваемых нами исторических потрясений, мы часто подолгу не виделись с друг с другом.
И вообще, одной из загадок Гавела, на которую может быть прольет свет эта книга - кого можно назвать самыми близкими Вацлава Гавела? Вместе с двумя женами, братом Иваном - его семьей, - а также покойного Зденека Урбанека бывшего альтер-эго и супер-эго Гавела, было большое количество людей, с которыми Гавел был близок, но никто не может безоговорочно назвать себя лучшим другом Вацлава Гавела. Это связано с тем, что несмотря на теплоту и доброжелательность, в личности Вацлава Гавела была некая отстраненность и определенная часть его личности, в которую никто не допускался.
Также в отношениях Гавела с другими людьми наблюдается определенный уровень асимметричности, включая отношения вашего покорного слуги. Независимо от того, насколько важны были для Гавела какие-то люди в определенные времена, всегда было ощущение, что они нуждались в нем больше, чем он нуждался в них.
Насколько я могу судить, со стороны Гавела не было никаких попыток доминировать или затмевать собой других. Наоборот, он старался быть очень скромным, самоироничным и даже чересчур уступчивым, и все же он практически всегда доминировал. И мне кажется, что эта его черта была основным секретом его своеобразного, но эффективного лидерского стиля, о котором я расскажу ниже.
Несомненно, что мы с Гавелом хорошо проводили время, смеялись, грустили, выпивали, а также принимали участие в нескольких удивительных событиях и до, и во время его президентства. Я наиболее горжусь не тому, как мы «вместе» произнесли речь перед совместной сессией Конгресса США и не тому, как Вацлав Гавел представил меня Королеве Великобритании. Я горжусь тем, как он позволил мне положить его вещи в вещмешок 17 мая 1989 года, когда он вышел из тюрьмы Панкрац - последним местом лишения свободы в его жизни.
Во время первых двух из четырех (с 1989 по 1992) президентских сроков, я, наверное, провел больше всего времени вместе с Вацлавом Гавелом, даже больше, чем его жена. Это не говорило о моей особенной значимости, а лишь о природе моей работы: как его пресс-секретарь и спикер я должен был присутствовать в его каждой заграничной поездке, второстепенных визитах и банкетах, чтобы я мог потом сообщить это прессе от имени президента, который не особо любил быть в центре внимания.
У меня было огромное уважение к его идеям, его честности, нескончаемой доброте, искренности и храбрости. Но это не всегда означало, что я буду автоматически с ним соглашаться, включая практические решения Гавела как президента и их философскую подоплеку. В этой связи частью моей работы было исполнение функций «адвоката дьявола» и предоставлять аргументы для иного способа осуществления действий, выбора иных действий или для воздержания от осуществления каких-либо действий. Периодически - но не очень часто - я одерживал верх. Это привело к моему параллельному назначению в качестве политического координатора без властных полномочий, что не позволяло мне претворять свои решения в жизнь.
По истечении определенного периода времени, уровень наших различий повысился, но не в части целей, мировоззрения, а в части осуществления полномочий президента. Верно или неверно, но я чувствовал, что Гавелу будет все сложнее и сложнее оказывать реальное влияние на будущее нашей страны, если он не организует своих сторонников в эффективную политическую силу или позволит им самим организовать себя. Он прислушивался к моим аргументам и читал мои аналитические записки, но все же предпочитал обходиться без политической машины, чтобы не опускаться до уровня фракционной политики.
Поэтому это стало одной из основных причин моего ухода из команды Вацлава Гавела в конце его второго президентского срока, хоть даже мне предлагали остаться. Выпивая весной 1992 года, Вацлав Гавел выслушал и принял мои причины для ухода из его команды и оказал максимальное содействие в моем назначении послом Чешской Республики в США. И он никогда не прекращал меня поддерживать, а также уделял много своего времени и не прекращал своей дружбы, несмотря на разрыв в три континента.
Мое отношение к Гавелу можно описать тем словом, которое я использую с максимальной неохотой. Но если любовь означает не только симпатию к другому человеку и получения удовольствия от общества с ним, а также заботу и беспокойство о нем, и мысли о нем при длительном расставании, и наконец желание получить его одобрение и поддержку, то мои отношении к Гавелу можно описать вышеописанным словом.
Я думаю, что я не единственный человек в ближнем окружении Гавела, испытывавший к нему подобные чувства. Ведь именно эта связь держала нас вместе и заставляла нас работать в те безумные ранние дни демократической трансформации Чехословакии.
При этом любовь к субъекту биографии не является лучшей квалификацией, чтобы начинать ее писать; ибо это несет риски субъективности и искажения фактов. Я не могу обещать вам, что успешно обошел эти подводные камни, но я мог сделать еще большую ошибку, чем обратиться к моему первоначальной профессии - клинического психолога.
Ибо одним из самых важных и наименее приятных аспектов любой медицинской профессии является способность занять «врачебную позицию», то есть способность смотреть как другие люди, включая близких тебе, борются, побеждают, проигрывают, страдают и умирают и при этом делать беспристрастные пометки о происходящем. Но ответ на вопрос, удалось ли мне занять «врачебную позицию», остается целиком на усмотрение читателя.