powder coating
оставь свои метафоры в банке из под вазелина коим ты смазывал попку очередной телки. она ведь хотела приобщиться к твоему безразличию и уверенности, отсасывая твой хуй, веря что сперма и есть святая вода которая взбодрит ее полумертвое тело. вот где место метафорам. говорить надо прямо, если хочешь чтобы ты услышал себя. иначе всегда будешь искать понимания в других, ну как же вы грубые уроды мещанские животные не видите тонкой души поэта. с ними разобрались есть еще сны, страхи, желтая моча с запахом жаренных семок, цифры которые не сходятся и 20 минут до того как ты заснул. никто ни о чем не жалеет. только клинтон, о том что эта корова не смогла сглотнуть как нормальная телка, хотя она всегда не отличалась утонченными манерами.
чувствуй себя миссионером, съешь облатку печенное тело христово открой будку исповеди на выходе рынка, где каждый остановится и между делом похрюкивая кошачьим беляшом расскажет свои мелкие обиды и грешки. о тебе сделают документальный фильм где первым кадром камера будет долго провожать бегущую бездомную собаку, а в конце ты будешь закрывать будку и идти по пустынной улице домой против ветра и все скажут блять это Белла Тарр. в этом нет паники только бессонница.
пьешь и не напицца спишь и не наспаться. тело как одежда, скинул и упала на пол. через трусы преступила, с упрямством будет что будет не я одна такая. ноги развела и потекла на руку как мед пчелиный. а страх, это когда тело не твое. когда ты вдруг понимаешь что есть ты, а есть оно. и можно дружить, но любви уже не будет.
и делая движения в танце, в танце каждодневной карусели где застыли разукрашенные лошадки дней, я ищу точку баланса, время замирает и становится перевернутой пластинок камеры обскуры. в этом срезе свет лежит в одной плоскости "я" теряет смысл, а четкость образов расстраивает уставшее восприятие. плач ребенка заставляет вспоминать неудачи прошлого, когда неуверенность берет вверх и потерянный рефлекс родства раскачивает нас молитвой судного дня. после осознания человек перерождается а с новорожденными не о чем говорить, у них нет грехов чтобы прятать и нет страстей чтоб задрать юбку. остается только молча, обедать новым вкусам и страху собственной пустоты. Вакуум , вот полноценная среда нового искуства, в нем ничего не портится и время главный разрушитель и судья, сможет поставить срок годности длинной в твою жизнь.
чувствуй себя миссионером, съешь облатку печенное тело христово открой будку исповеди на выходе рынка, где каждый остановится и между делом похрюкивая кошачьим беляшом расскажет свои мелкие обиды и грешки. о тебе сделают документальный фильм где первым кадром камера будет долго провожать бегущую бездомную собаку, а в конце ты будешь закрывать будку и идти по пустынной улице домой против ветра и все скажут блять это Белла Тарр. в этом нет паники только бессонница.
пьешь и не напицца спишь и не наспаться. тело как одежда, скинул и упала на пол. через трусы преступила, с упрямством будет что будет не я одна такая. ноги развела и потекла на руку как мед пчелиный. а страх, это когда тело не твое. когда ты вдруг понимаешь что есть ты, а есть оно. и можно дружить, но любви уже не будет.
и делая движения в танце, в танце каждодневной карусели где застыли разукрашенные лошадки дней, я ищу точку баланса, время замирает и становится перевернутой пластинок камеры обскуры. в этом срезе свет лежит в одной плоскости "я" теряет смысл, а четкость образов расстраивает уставшее восприятие. плач ребенка заставляет вспоминать неудачи прошлого, когда неуверенность берет вверх и потерянный рефлекс родства раскачивает нас молитвой судного дня. после осознания человек перерождается а с новорожденными не о чем говорить, у них нет грехов чтобы прятать и нет страстей чтоб задрать юбку. остается только молча, обедать новым вкусам и страху собственной пустоты. Вакуум , вот полноценная среда нового искуства, в нем ничего не портится и время главный разрушитель и судья, сможет поставить срок годности длинной в твою жизнь.