Благородные хунхузы
Известно, что хунхуз переводится на русский как красно(рыже)бородый, а толкуется как бандит, участник таежной шайки.
Считается, что когда то для пущего страха китайские бандиты красили свои редкие бороденки или клееную к лицу паклю. Есть также версия, что это слово имеет русские "рыжебородые" корни.
Также известно , что кроме грабежей, одним из важных способов заработка китайских лесных братьев было похищение людей с целью выкупа.
Естественно, брали не абы кого, а тех чьи родственники могли заплатить хороший выкуп.
Но речь сегодня пойдет не о китайцах. Листая книжку, изданную в 1928 году в Ленинграде, наткнулся на интересный отрывок.
Книжка о красных партизанах:
"...Не совсем последним источником пополнения наших финан-совых ресурсов нужно считать так называемые "выкулы", к которым мы впрочем прибегали лишь в случаях крайней и неотложной нужды. Эта своеобразная, возможная пожалуй только в условиях партизанства форма экспроприации буржуазии состояла в том, что мы проникали в стан противника, арестовывали наиболее крупного капиталиста и затем под угрозой смерти предлагали пленнику внести определенных размеров контрибуцию. Этот путь был опасным, скользким; поэтому мы воздерживались от возведения его в систему, а когда прибегали к нему, то поручения возлагались на проверенных ответственных товарищей. Наиболее характерен а таком роде случай с бывшим водочным королем Дальнего Востока Пьяяковым; о нем расскажем для того, чтобы не было ложного истолкования нашей системы «выкупов".
В мае 1919 г. т. Ильюхов с ротой партизан и подрывной командой, руководимой виртуозным подрывником т. Ярошенко, отправился из Цемухинской долины (куда к этому времени были стянуты все партотряды) на станцию Раздольное Уссурийской жел. дор.; он имел задание напасть на расположенный там колчаковский гарнизон, состоявший из 800 штыков пехоты, бронепоезда и батареи, выбить из винокуренного завода колчаковскую охрану, взорвать железнодорожный мост и захватить в плен хозяина завода И. С. Пьянкова. Полностью этот план реализовать не удалось, так как колчаковцы получили от шпионов сведения о нашем приближении и приняли меры предосторожности. Завод был взят без выстрела: колчаковцы побоялись вступать в бой и бежали в Раздольное. В то время как подрывная команда «хозяйничала" у полотна железной дороги, закладывала фугас под мост, резала телеграфные провода, сваливала столбы, развинчивала рельсы и т. д., на заводе был арестован Пьянков, у которого конфисковали 19 прекраснейших лошадей, 8 пишущих машинок для „печатания" газеты „Вестник партизана" и т. п. Через час колчаковцы пустили против нас бронепоезд и повели наступление пехотой. Завязался бой, оказавшийся безрезультатным для обеих сторон: колчаковцы боялись подходить к занятому нами заводу и вели стрельбу на таком расстоянии, что никакого вреда причинить нам не могли; партизаны выставили вперед свою цепь и тем препятствовали дальнейшему продвижению противника. В это время на заводе был открыт митинг рабочих, где их информировали о политическом положении и о задачах, за осуществление которых партизаны борются. Здесь не безынтересно отметить отношение к нам рабочих, продолжавших оставаться под гнетом контрреволюционной власти. Они встретили партизан восторженно. Через несколько минут после того, как был взят завод, рабочие вышли из своих квартир; появились красные флаги, полились речи, крики "ура", братские приветствия. Работницы со всех сторон несли угощение: хлеб, молоко, блины и т. п. Молодые рабочие достали винтовки и тут же все выстроились в ряд. Сильное впечатление на рабочих произвел следующий факт. Когда работницы стали угощать партизан блинами (приготовленными поразительно быстро - спустя 10-15 минут после прихода отряда), партизаны, находившиеся еще в цепи или на посту, отказались принять угощение, указав, что на это нет разрешения командира и что они при выполнений боевой обязанности не могут принимать пищи. Рабочие и работницы после такого заявления удивленно переглянулись, а затем кто-то из толпы прокричал: „Да здравствует революционная дисциплина, да здравствуют братья партизаны!" Заводская площадь огласилась восторженным "ура". Восторг вызвал у рабочих и следующий случай. Ильюхов, после ареста Пьянкова, подошел к заводской кассе, вызвал кассира и для проверки кассы тут же составил из рабочих комиссию. Деньги, принадлежавшие Пьянкову, были взяты и зафиксированы в акте как конфискованные „на борьбу за советы". В нижнем шкафу лежали средства рабочего кооператива, которые были оставлены в неприкосновенности. Рабочие упорно настаивали на том, чтобы партизаны взяли и эти деньги, заявляя, что они их жертвуют тоже на борьбу за советы, но партизаны решительно отказались, ссылаясь на то, что нельзя разрушать кооператив, без которого рабочим трудно будет содержать свои семьи. Нужно иметь в виду, что все это происходило в то время, когда шел бой с робко наступавшими на нас колчаковцами. Громким крикам „ура", горячим пламенным речам, братским приветствиям аккомпанировала музыка пулеметов, ружей и пушек. От этого боевое настроение еще больше поднималось. Призывным речам придавалась осебенная сила и мощь. Революционный порыв солидарности возбудил крепкую, непоколебимую уверенность в том, что действительно будут ,,здравствовать советы", это испытанное орудие борющегося пролетариата.
Хозяин завода Пьянков трепетал от страха. После он рассказывал, что был „умилен" картиной встречи партизан и рабочих и вместе с тем подавлен тем, что через 5-10 минут его ждет смерть, а семью его надругательства. Скоро Пьянкову пришлось приятно разочароваться в некоторых своих мрачных настроениях. Он был поражен „интеллигентностью" и "воспитанностью” партизан, когда они, прежде чем войти в комнату его жены, попросили разрешение на это, затем вежливо спросили у нее, нет ли в квартире оружия, и, получив отрицательный ответ, извиняясь оставили ее в покое, дав слово не причинять ее мужу особых неприятностей. Пробыв около двух часов на заводе, партизаны возвратились в свой район. Любопытно было наблюдать за эволюцией настроения нашего пленника. Партизан в глазах обывателя, „культурного человека", представлялся по меньшей мере мрачным хамом: белогвардейские газеты распространяли самые чудовищные небылицы о нашей „жестокости", художники и борзописцы рисовали образ партизана в виде отьявленного уголовного бандита и головореза; поэтому угнетенное настроение Пьянкова было вполне объяснимо. Однако он быстро освоился с новой обстановкой и, как уверял нас, даже „полюбил" партизан за их бескорыстное служение революционному делу. Чтобы окончательно "войти в нашу семью", он переменил свою фамилию на "товарища Винокурова": ведь неудобно же было называться „товарищем Пьянковым", так как слово "товарищ" никак не могло сочетаться с Пьянковым-капиталистом, надувавшим трудящихся для своей наживы. В деревне Фроловке, резиденции Ревштаба, с „товарищем Винокуровым" произошел торг, в результате которого он должен был выплатить контрибуцию в 150 тыс. рублей. Были еще более мелкие случаи выкупов" (напр. с шахтовладельцем Артцем), но они в разных вариациях повторяли то, что мы сказали о "пьянковском деле". Во всяком случае, данная статья дохода не была основным источником пополнения наших финансовых ресурсов. "
Н.Илюхов, М.Титов "Партизанское движение в ПРИМОРЬИ", 1928г
Книга, кстати, интересная. Во первых, чувствуется ранний год написания издания - еще нет каких то партийных пропагандистских правил: о чем можно писать, а о чем нельзя и насколько правдоподобно.
Это воспоминания, но товарищи Илюхов и Титов пишут о себе в третьем лице. Яростно поливают своего соратника - красного партизана Шевченко.
Или вплетатют в свои повествования такое:
"Насколько сильно бывало порой озлобление шахтеров против интервентов, белогвардейщины и того режима, в котором задыхалось все живое, можно судить по следующему случаю. Как-то весной сучанский шахтер-партизан Александр Третьяков возвращался с рудника в отряд. На участке дороги от рудника до дер. Ново-Веселая по-стоянно ходили японские дозоры (патрули). Третьяков, горя ненавистью к интервентам- "макакам", решил убить японского солдата и с этой целью заблагоеменно положил в карман пару хороших камней (с оружием на рудники никого не пропускали). Около дороги сидели на солнышке два японских солдата. Партизан, притворившись пьяным, завел с ними разговор, а затем попросил покурить. Улучив удобный момент во время беседы, Третьяков ударил камнем по голове одного японца и поспешил выхватить у него из рук винтовку. Другой японец набросился на партизана со штыком, но Третьяков, избегая выстрелов, схватил голыми руками за ножеобразный японский штык и, несмотря на сильные порезы рук, мгновенно добрался до горла и этого солдата и, свалив его на землю, камнем же раздробил ему череп. Добив до смерти обоих солдат, Третьяков стащил их в ручей, а сам, захватив все добытые трофеи-2 винтовки, патронташи и прочее, явился с победным видом во Фроловку, где ему была сделана перевязка ран. Этот случай долго был предметом разговоров в партизанских отрядах, именно как показатель безграничной ненависти рабочих ко всем душителям революционной борьбы. "
И еще - из первого текста не ясно кто же из Пьянковых был похищен. Видимо ошибка в "И.С. Пьянков".
Один из братьев Пьянковых, основателей известного на Дальнем Востоке водочного бизнеса, Инокеннтий Павлинович умер еще до революции. Но у него был сын - тоже Инокентий.
Считается, что когда то для пущего страха китайские бандиты красили свои редкие бороденки или клееную к лицу паклю. Есть также версия, что это слово имеет русские "рыжебородые" корни.
Также известно , что кроме грабежей, одним из важных способов заработка китайских лесных братьев было похищение людей с целью выкупа.
Естественно, брали не абы кого, а тех чьи родственники могли заплатить хороший выкуп.
Но речь сегодня пойдет не о китайцах. Листая книжку, изданную в 1928 году в Ленинграде, наткнулся на интересный отрывок.
Книжка о красных партизанах:
"...Не совсем последним источником пополнения наших финан-совых ресурсов нужно считать так называемые "выкулы", к которым мы впрочем прибегали лишь в случаях крайней и неотложной нужды. Эта своеобразная, возможная пожалуй только в условиях партизанства форма экспроприации буржуазии состояла в том, что мы проникали в стан противника, арестовывали наиболее крупного капиталиста и затем под угрозой смерти предлагали пленнику внести определенных размеров контрибуцию. Этот путь был опасным, скользким; поэтому мы воздерживались от возведения его в систему, а когда прибегали к нему, то поручения возлагались на проверенных ответственных товарищей. Наиболее характерен а таком роде случай с бывшим водочным королем Дальнего Востока Пьяяковым; о нем расскажем для того, чтобы не было ложного истолкования нашей системы «выкупов".
В мае 1919 г. т. Ильюхов с ротой партизан и подрывной командой, руководимой виртуозным подрывником т. Ярошенко, отправился из Цемухинской долины (куда к этому времени были стянуты все партотряды) на станцию Раздольное Уссурийской жел. дор.; он имел задание напасть на расположенный там колчаковский гарнизон, состоявший из 800 штыков пехоты, бронепоезда и батареи, выбить из винокуренного завода колчаковскую охрану, взорвать железнодорожный мост и захватить в плен хозяина завода И. С. Пьянкова. Полностью этот план реализовать не удалось, так как колчаковцы получили от шпионов сведения о нашем приближении и приняли меры предосторожности. Завод был взят без выстрела: колчаковцы побоялись вступать в бой и бежали в Раздольное. В то время как подрывная команда «хозяйничала" у полотна железной дороги, закладывала фугас под мост, резала телеграфные провода, сваливала столбы, развинчивала рельсы и т. д., на заводе был арестован Пьянков, у которого конфисковали 19 прекраснейших лошадей, 8 пишущих машинок для „печатания" газеты „Вестник партизана" и т. п. Через час колчаковцы пустили против нас бронепоезд и повели наступление пехотой. Завязался бой, оказавшийся безрезультатным для обеих сторон: колчаковцы боялись подходить к занятому нами заводу и вели стрельбу на таком расстоянии, что никакого вреда причинить нам не могли; партизаны выставили вперед свою цепь и тем препятствовали дальнейшему продвижению противника. В это время на заводе был открыт митинг рабочих, где их информировали о политическом положении и о задачах, за осуществление которых партизаны борются. Здесь не безынтересно отметить отношение к нам рабочих, продолжавших оставаться под гнетом контрреволюционной власти. Они встретили партизан восторженно. Через несколько минут после того, как был взят завод, рабочие вышли из своих квартир; появились красные флаги, полились речи, крики "ура", братские приветствия. Работницы со всех сторон несли угощение: хлеб, молоко, блины и т. п. Молодые рабочие достали винтовки и тут же все выстроились в ряд. Сильное впечатление на рабочих произвел следующий факт. Когда работницы стали угощать партизан блинами (приготовленными поразительно быстро - спустя 10-15 минут после прихода отряда), партизаны, находившиеся еще в цепи или на посту, отказались принять угощение, указав, что на это нет разрешения командира и что они при выполнений боевой обязанности не могут принимать пищи. Рабочие и работницы после такого заявления удивленно переглянулись, а затем кто-то из толпы прокричал: „Да здравствует революционная дисциплина, да здравствуют братья партизаны!" Заводская площадь огласилась восторженным "ура". Восторг вызвал у рабочих и следующий случай. Ильюхов, после ареста Пьянкова, подошел к заводской кассе, вызвал кассира и для проверки кассы тут же составил из рабочих комиссию. Деньги, принадлежавшие Пьянкову, были взяты и зафиксированы в акте как конфискованные „на борьбу за советы". В нижнем шкафу лежали средства рабочего кооператива, которые были оставлены в неприкосновенности. Рабочие упорно настаивали на том, чтобы партизаны взяли и эти деньги, заявляя, что они их жертвуют тоже на борьбу за советы, но партизаны решительно отказались, ссылаясь на то, что нельзя разрушать кооператив, без которого рабочим трудно будет содержать свои семьи. Нужно иметь в виду, что все это происходило в то время, когда шел бой с робко наступавшими на нас колчаковцами. Громким крикам „ура", горячим пламенным речам, братским приветствиям аккомпанировала музыка пулеметов, ружей и пушек. От этого боевое настроение еще больше поднималось. Призывным речам придавалась осебенная сила и мощь. Революционный порыв солидарности возбудил крепкую, непоколебимую уверенность в том, что действительно будут ,,здравствовать советы", это испытанное орудие борющегося пролетариата.
Хозяин завода Пьянков трепетал от страха. После он рассказывал, что был „умилен" картиной встречи партизан и рабочих и вместе с тем подавлен тем, что через 5-10 минут его ждет смерть, а семью его надругательства. Скоро Пьянкову пришлось приятно разочароваться в некоторых своих мрачных настроениях. Он был поражен „интеллигентностью" и "воспитанностью” партизан, когда они, прежде чем войти в комнату его жены, попросили разрешение на это, затем вежливо спросили у нее, нет ли в квартире оружия, и, получив отрицательный ответ, извиняясь оставили ее в покое, дав слово не причинять ее мужу особых неприятностей. Пробыв около двух часов на заводе, партизаны возвратились в свой район. Любопытно было наблюдать за эволюцией настроения нашего пленника. Партизан в глазах обывателя, „культурного человека", представлялся по меньшей мере мрачным хамом: белогвардейские газеты распространяли самые чудовищные небылицы о нашей „жестокости", художники и борзописцы рисовали образ партизана в виде отьявленного уголовного бандита и головореза; поэтому угнетенное настроение Пьянкова было вполне объяснимо. Однако он быстро освоился с новой обстановкой и, как уверял нас, даже „полюбил" партизан за их бескорыстное служение революционному делу. Чтобы окончательно "войти в нашу семью", он переменил свою фамилию на "товарища Винокурова": ведь неудобно же было называться „товарищем Пьянковым", так как слово "товарищ" никак не могло сочетаться с Пьянковым-капиталистом, надувавшим трудящихся для своей наживы. В деревне Фроловке, резиденции Ревштаба, с „товарищем Винокуровым" произошел торг, в результате которого он должен был выплатить контрибуцию в 150 тыс. рублей. Были еще более мелкие случаи выкупов" (напр. с шахтовладельцем Артцем), но они в разных вариациях повторяли то, что мы сказали о "пьянковском деле". Во всяком случае, данная статья дохода не была основным источником пополнения наших финансовых ресурсов. "
Н.Илюхов, М.Титов "Партизанское движение в ПРИМОРЬИ", 1928г
Книга, кстати, интересная. Во первых, чувствуется ранний год написания издания - еще нет каких то партийных пропагандистских правил: о чем можно писать, а о чем нельзя и насколько правдоподобно.
Это воспоминания, но товарищи Илюхов и Титов пишут о себе в третьем лице. Яростно поливают своего соратника - красного партизана Шевченко.
Или вплетатют в свои повествования такое:
"Насколько сильно бывало порой озлобление шахтеров против интервентов, белогвардейщины и того режима, в котором задыхалось все живое, можно судить по следующему случаю. Как-то весной сучанский шахтер-партизан Александр Третьяков возвращался с рудника в отряд. На участке дороги от рудника до дер. Ново-Веселая по-стоянно ходили японские дозоры (патрули). Третьяков, горя ненавистью к интервентам- "макакам", решил убить японского солдата и с этой целью заблагоеменно положил в карман пару хороших камней (с оружием на рудники никого не пропускали). Около дороги сидели на солнышке два японских солдата. Партизан, притворившись пьяным, завел с ними разговор, а затем попросил покурить. Улучив удобный момент во время беседы, Третьяков ударил камнем по голове одного японца и поспешил выхватить у него из рук винтовку. Другой японец набросился на партизана со штыком, но Третьяков, избегая выстрелов, схватил голыми руками за ножеобразный японский штык и, несмотря на сильные порезы рук, мгновенно добрался до горла и этого солдата и, свалив его на землю, камнем же раздробил ему череп. Добив до смерти обоих солдат, Третьяков стащил их в ручей, а сам, захватив все добытые трофеи-2 винтовки, патронташи и прочее, явился с победным видом во Фроловку, где ему была сделана перевязка ран. Этот случай долго был предметом разговоров в партизанских отрядах, именно как показатель безграничной ненависти рабочих ко всем душителям революционной борьбы. "
И еще - из первого текста не ясно кто же из Пьянковых был похищен. Видимо ошибка в "И.С. Пьянков".
Один из братьев Пьянковых, основателей известного на Дальнем Востоке водочного бизнеса, Инокеннтий Павлинович умер еще до революции. Но у него был сын - тоже Инокентий.