"Белее, чем лилия" или Борисоглебский ангел. Эмилия Мусина-Пушкина. Часть 1
Оригинал взят у npl_22 в "Белее, чем лилия" или Борисоглебский ангел. Эмилия Мусина-Пушкина. Часть 1
Оригинал взят у divina_augusta в "Белее, чем лилия" или Борисоглебский ангел. Эмилия Мусина-Пушкина. Часть 1
"Белых лилий цветы серебристые
Вырастают с глубокого дна,
Где не светят лучи золотистые,
Где вода холодна и темна.
И не манят их страсти преступные,
Их волненья к себе не зовут;
Для нескромных очей недоступные,
Для себя они только живут.
Проникаясь решимостью твердою
Жить мечтой и достичь высоты,
Распускаются с пышностью гордою
Белых лилий немые цветы.
Расцветут, и поблекнут бесстрастные,
Далеко от владений людских,
И распустятся снова, прекрасные,-
И никто не узнает о них..."
(К.Бальмонт)
Усадьба Мусиных-Пушкиных в с. Борисоглеб Мологского уезда Ярославской губернии (не сохранилась). Фотография 1930-х гг.
...Несмотря на то, что роскошный бал был в самом разгаре, один из гостей, молодой человек в гусарском мундире, отчаянно скучал, демонстративно зевая, раздражался буквально на каждое слово окружавших его друзей и язвительно критиковал всё и всех, кто имел несчастье попасться ему на глаза - особенно доставалось дамам, их нарядам, прическам, фигурам, манере себя держать.
- Ну ты совсем сегодня не в духе, - миролюбиво сказал один из друзей, статный элегантный красавец, и, улыбаясь, указал на нескольких дам. Его несговорчивый друг, небольшого роста брюнет, только отмахнулся:
- "Какие-то уроды с того света, и не с кем говорить, и не с кем танцевать!" - желчно процитировал он Грибоедова и жестко, на каблуках, развернулся лицом к выходу, явно намереваясь покинуть бал. И застыл, пораженный...
...Под руку с импозантным немолодым мужчиной, опустив длинные черные ресницы и ни на кого не глядя, в зал входила молодая женщина невероятной красоты. Легкие пепельно-русые локоны воздушно оттеняли нежное лицо с изысканными чертами, с угольно-черными длинными бровями, изящным ртом, ослепительно-белой кожей; белый атлас платья, блестя, струясь, подчеркивал красоту и плавность форм стройной фигуры, точеную талию; в отличие от других присутствующих дам, на красавице почти не было украшений, кроме простенькой бархотки на высокой шее. Голубая шелковая накидка на плечах, подбитая белым мехом, вколотая в волосы алмазная эгретка с голубыми перьями - каждая деталь наряда, каждое движение создавали чистый и нежный, свежий как ландыш образ. Друг подвел его знакомиться - и на него поднялись глаза такой глубокой и ясной синевы, что дух захватило, и как во сне он услышал её имя...
В.Гау. Портрет графини Э.К.Мусиной-Пушкиной, 1840 г.
"Графиня Эмилия
Белее, чем лилия.
Стройней ее талии
На свете не встретится,
И небо Италии
В глазах ее светится.
Но сердце Эмилии
Подобно Бастилии!"
(М.Ю.Лермонтов)
...Эмилия Шернвалль была всего на два года младше своей ослепительной красавицы-сестры, и когда она в 1826 году начала выезжать в свою очередь, "в свет", то гельсингфорское высшее общество, сравнивая её с сестрой, вынесло свой вердикт - Эмилия, может быть, и не отличается такой царственной статью, как Аврора, но её еще не расцветшая прелесть многим показалась гораздо милее, нежнее и грациознее. Впрочем, нежно любящие друг друга сёстры никогда не конкурировали, да и слишком разные они были. Юная красота темноволосой Авроры Шернваль фон Валлен была похожа на озаренную рассветным солнцем, всю в бриллиантовой росе яркую розу - тогда как белокурая, белокожая, нежная Эмилия сразу вызывала сравнение с букетом белых лилий, приглушенных легкими сумеречно-таинственным светом. Хотя в характере самой девочки ничего сумеречного и таинственного не было - открытая, любящая, мягко-жизнерадостная, ясная её натура очень перекликалась с характером Авроры, а если добавить к этому непритворную естественную доброту и восприимчивый ко всему природный ум, развитый весьма неплохим образованием, что было свойственно в равной степени обеим сестрам, то сомнению не подлежало, что девицы Шернваль сразу станут звездочками любого общества, где бы они ни появлялись. Тем не менее все знающие их родителей весьма удивлялись, как в семье такой строгой суховато-чопорной дамы, как Ева-Густава фон Валлен и отчима девочек - Карла-Йохана фон Валлена, холодного сурового чиновника, как бы вечно затянутого в "официальный мундир", смогли вырасти такие лучезарные цветы. (Отец девочек, выборгский губернатор, швед, состоявший на русской службе, Карл Иоганн Шернвалль, умер в 1815 году - когда Авроре было семь лет, а Эмилии - пять). Тем более, что родители девочек не блистали ни красотой, ни обаянием, и детей держали в большой строгости.
Неизв.худ. Парные портреты Евы-Густавы Шернваль фон Валлен и Карла-Йохана фон Валлена. 1830-е гг.
Отчим же сразу проявил себя как человек, мягко говоря, не очень любящий чужих детей, и девочки воспитывались у тетушки в Петербурге. Вернее, более всего там находилась Аврора, а Эмилия, прямо перед отъездом выпавшая из перевернувшегося мчащегося экипажа, едва не была растоптана лошадьми и получила весьма серьёзные травмы, отложившие её отъезд на продолжительное время (с Эмилией вечно что-то в таком роде случалось; с Авророй же не случалось ничего, ничего не произошло и на этот раз, хотя они вместе ехали в экипаже - зато вокруг неё происходило множество событий, заставляющих вспомнить проклятие злой похожей на троллиху старухи, произнесенное при рождении девочки - об этом я писала здесь - http://divina-augusta.livejournal.com/4141.html. Но в конце концов обе девочки вернулись домой, и встал вопрос о их замужестве.
Поклонники буквально роились возле восхитительных сестер, но с личной жизнью Авроры как-то сразу не очень заладилось - пропадает без вести буквально перед свадьбой её жених, знатный и богатый красавец Карл Маннергейм; покидает Гельсингфорс и отправляется на Кавказ другой поклонник - Александр Муханов - а вот нежная Эмилия со своим избранником определилась сразу, полюбив его, как могут любить только такие искренние и женственные натуры - раз и навсегда. Им стал ссыльный декабрист, воспитанник иезуитского пансиона, разжалованный гвардейский офицер, красавец и интеллектуал 28-летний граф Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин.
Неизв.худ. Гр. В.А.Мусин-Пушкин, 1813-1814
Надо сказать, что чувство не было равноценным с самого начала - Владимир никак не мог забыть свою безнадежную любовь к одной из самых известных красавиц Петербурга - княжне Софье Урусовой. Но на сестре Софи - Машеньке - был женат его родной брат - Иван, а Церковь совсем не приветствовала подобные "перекрестные" браки. Влюбленный Владимир, впрочем, пошел бы на все что угодно - но девушка была к нему равнодушна
А.Брюллов. С.А.Урусова Неизв.худ. И.А.Мусин-Пушкин М.Даффингер. М.А.Мусина-Пушкина
...Поэтому нежная, еще не расцветшая прелесть Эмилии не произвела на него почти никакого впечатления, хотя он видел, КАК смотрят на него прекрасные синие глаза девушки. Тем более, что она чем-то очень напоминала Софи - но именно это сходство и играло ей во вред - сравнение Владимира было явно не в её пользу - если бы другие синие глаза из-под таких же великолепных ресниц смотрели на него ТАК!
"…Она не очень красива, но её лицо так интересно и живо, что заслоняет признанную красоту её сестры...", - писал он родным, как бы в чем-то уговаривая и их, и себя
Неизв.худ. Портрет Эмилии Карловны Мусиной-Пушкиной, 1830-е гг.
Но внезапно девушка вместе с родными на время покидает Гельсингфорс - и только тогда Владимир понимает, что она ему по-своему дорогА, и ему совершенно не хочется терять её из своей жизни. К концу месяца, разделившего его и Эмилию, молодой офицер настолько проникся этим пониманием, что к её приезду решение жениться на ней совершенно созрело. Эмилия приняла брачное предложение с нескрываемым счастьем, и родители её тоже дали согласие. Но, чтобы жениться офицеру, графу, да ещё ссыльному, было необходимо получить разрешение командира полка, генерал-губернатора и императора - и это-то было нелегко, но самое страшное сопротивление ждало Владимира со стороны совершенно неожиданной - от его обожаемой матери.
Ф.Рокотов. Портрет гр. Е.А.Мусиной-Пушкиной Ж.-Б.Лампи. Портрет гр.А.И.Мусина-Пушкина
Графиня Екатерина Алексеевна Мусина-Пушкина, урожденная княжна Волконская, вовсе не была деспотом или самодуром, но, услышав о подобном решении своего младшего сына, была потрясена. Ей стоило огромных трудов добиться для него максимального смягчения наказания за эту, как она говорила, "декабрьскую афёру" - и тут - новая беда - протестантка, бесприданница, незнатного рода... Княгиня и слышать не хотела о подобной женитьбе сына. Конечно, и она, и её десять лет назад умерший муж были очень образованными людьми и придерживались в свое время весьма демократических взглядов, но совсем не до такой степени, чтобы позволить в своей семье подобный мезальянс. Подключаются все связи. По хлопотам родственников Владимира переводят в более отдалённую крепость, чтобы удалить от Эмилии. Генерал-губернатор А. А. Закревский, имеющий свои счёты с отчимом Эмилии, действует заодно с семьей Мусиных-Пушкиных и обещает Владимиру всякие милости и награды, если он откажется от невесты. Но Владимир уже настолько увлечен, что ни на какие посулы не реагирует - он согласен на любую самую скромную жизнь, лишь бы рядом с ним была эта белокурая скандинавская девочка, кроткая и любящая, нежная как лилия. Владимир готов порвать с родней - их поведение, считает он, оскорбляет ни в чем не повинную его избранницу. Мать продолжает упорствовать. На её сторону встают все братья и сестры, вся родня. Борьба тянется весь 1827 год. Результатом этой борьбы становится нервный срыв Владимира; в ноябре 1827 года его настигает "нервическая горячка".
Неизв.худ. Э.К.Мусина-Пушкина. Ок.1828 г. (Дата скорректирована по соответствию прически и одежды современной моде)
...В далеком Петербурге плачущая старая женщина запечатывает письмо. Страх за сына заставляет её принять ненавистное ей решение. 19 декабря 1827 года сын получает письмо со словами: «Ты разрываешь моё сердце» - и согласие на брак. Начались хлопоты, приготовления, подарки; будущая свекровь посылает Эмилии жемчужное ожерелье, шаль в 3000 рублей и золотой, с мощами, крест. Свадьба состоялась 4 мая 1828 года, никто из Мусиных-Пушкиных на ней не присутствовал.
В феврале 1829 года В.А. Мусин-Пушкин был переведён в Тифлисский полк, который воевал на Кавказе. Отправляясь туда, граф составил своё первое завещание, так как Кавказ многих друзей уже забрал в могилу. Расстроенная разлукой Эмилия осталась с сестрой. Выехал Владимир Алексеевич вместе с братом жены Эмилем Карловичем Шернвалем, офицером Генерального штаба , состоявшем при командующем Отдельным кавказским корпусом И.Ф. Паскевиче.
В столице Дона - Новочеркасске - к ним присоединился А.С. Пушкин, ехавший на Кавказ и описавший эту поездку в "Путешествии в Арзрум". Несколько раз в своём повествовании Пушкин упоминает Мусина-Пушкина. Вот эти места из пушкинской прозы: "В Новочеркасске нашёл я графа Пушкина, ехавшего так же в Тифлис, и мы согласились путешествовать вместе". Молодые люди общались с удовольствием и впоследствии сохранили знакомство, окончив Кавказскую экспедицию
С.Гавриляченко. А.С. Пушкин в деле при Инжа-Су 14 июня 1829 года
Но 1829 год стал для семьи Мусиных-Пушкиных трагическим.
Уже в феврале в Дрездене от чахотки умерла 33-летняя сестра Владимира княгиня Варвара Алексеевна Трубецкая, а через шесть недель (в марте) от той же болезни в Москве умерла старшая любимая сестра - княгиня Наталья Алексеевна Волконская.
Потери окончательно подорвали здоровье графини Екатерины Алексеевны - поздней осенью она занемогла и через три дня 17 ноября 1829 года умерла.
Неизв.худ. Портрет кн.Н.А.Волконско nbsp; Неизв.худ. Портрет гр.Е.А.Мусиной-Пушкиной,1820-е гг.
Отпевали её в приходской церкви Богоявления в Елохове, а погребена рядом с мужем в своем имении в селе Иловне, Ярославской губернии. По поводу её кончины А.Я.Булгаков писал брату: "Графиня Екатерина Алексеевна Пушкина скончалась вчера вечером. Царство ей небесное! Пожила довольно для женщины, была любима, уважаема в семье; несмотря на удар, бывший за несколько дней, могла говорить, была покойна, и сказывают, что последние её слова были, когда лили ей лекарство в рот: «Меня кормят, как галчонка молодого!» Стало, дух её был покоен, ежели шутила... Давно не видел я таких похорон. Весь город, начиная от князя Дмитрия Владимировича до последнего из знакомых, - все тут были, и на лице всякого изображалась грусть непритворная. Да и ежели правду говорить, так в чем можно упрекнуть покойницу? В одной скупости, но и это не мешало ей принимать весь город, жить домом, делать добро..."
В связи со смертью матери в конце 1829 года Владимир получил отпуск в Москву - первое предзнаменование конца наказания.
Неизв.худ. Портрет гр. В.А.Мусина-Пушкина, 1820-е гг. Дом в Москве, где Мусины-Пушкины снимали квартиру
Хотя несколько позже бывший член Северного общества и писал, что он "почитает царя, которому был верен, хотя оным гоним и не любим не весть за что? а по какой причине, она ему может быть лучше известна, нежли мне...", но тайная полиция прекрасно знала, что "нелюбовь" царя объяснялась декабристским прошлым Мусина-Пушкина.
В 1831 году после отставки у графа взяли подписку об обязательстве жить в Москве и не выезжать за границу. Ему разрешалось посещать только свою подмосковную усадьбу Валуево.
Дом Мусиных-Пушкиных в Валуево
В июне 1831 года у четы Мусиных-Пушкиных рождается первенец - Алексей. В этом же году граф в чине капитана Петровского пехотного полка уволен от службы, отобрана подписка об обязательстве жить в Москве и не выезжать за границу. В ноябре 1831 года Эмилия вместе с мужем едет в Петербург. Аврора следует за ними. Они была представлены ко двору. Аврора была определена фрейлиной в свиту императрицы и поселилась в Зимнем дворце. Обе сестры начали появляться в свете. Все светила побледнели перед ними. Ценители прекрасного, увидев «финляндских звёзд», как здесь окрестили Эмилию и Аврору, пришли в восторг. А. О. Смирнова писала об Эмилии: "В Петербурге произвели фурор её белокурые волосы, её синие глаза и чёрные брови..."
Неизв.худ. Портрет графини Эмилии Мусиной-Пушкиной, 1830-е гг.
Все "записные" повесы, "модные" жуиры, светские "львы" и известные бонвиваны - Вяземский, братья Булгаковы, Александр Тургенев, граф Соллогуб и многие другие - пылко обменивались мнениями о красоте "скандинавских звезд".
28 декабря 1831 года А.Я.Булгаков писал брату:
«Ну, брат, что за красавица Пушкина, жена Володина! Я не люблю белокурых, но вчера на неё
залюбовался; к тому же одета она была прекрасно, с голубыми перьями на голове, а этот цвет идет к ней очень. Скажи Вяземскому, что она решительно лучше сестры своей.»
Несколько позднее он также расхваливал её качества:
«Какая мягкость, какой ум, какая приветливость!»
В свете Эмилия Карловна получила прозвище: "Финская Царица"
В.Соллогуб: "Трудно было решить, кому из обеих сестер следовало отдать пальму первенства; графиня Мусина-Пушкина была, быть может, еще обаятельнее своей сестры, но красота Авроры Карловны была пластичнее и строже".
В 1831-1832 Mусины-Пушкины подолгу жили в Петербурге. Здесь, по свидетельству Н. А. Муханова, 24 июня 1832 у них обедал А.С.Пушкин . В конце сентября 1832 Пушкин писал жене из Москвы о встрече с Мусиной-Пушкиной на балу у В. Ф. Вяземской. 17 ноября 1832 Д. Ф. Фикельмон записала в дневнике о Мусиной-Пушкиной , которая «сияет новым блеском благодаря поклонению, которое ей воздает поэт Пушкин» . В конце 1832 Пушкин был на завтраке у Мусиных-Пушкиных, и Г. Г. Гагарин зарисовал присутствующих.
Г.Гагарин. В гостиной Мусиных-Пушкиных (П.А.Бартенева, В.А.Мусин-Пушкин, А.С.Пушкин, А.К.Шернваль, Э.К.Мусина-Пушкина). 1832 г.
И позднее, уже женившись, Пушкин часто общался с Владимиром и Эмилией. Современники постоянно сравнивали красоту Э.К.Мусиной-Пушкиной и Н. Н. Пушкиной , и Пушкин в письме к жене от 14 сентября 1835 писал: «Счастливо ли ты воюешь со своей однофамилицей?». 26 ноября и 30 ноября 1836 Пушкин и Мусины-Пушкины были у Вяземских . 24 декабря 1836 Пушкин был на завтраке у Мусиных-Пушкиных в гостинице Демута - это была их последняя встреча .
Н.Н.Пушкина(В.Гау,1844) Э.К.Мусина-Пушкина(В.Гау,1840) С.А.Урусова(П.Соколов,1827)
...Родив в 1832 году второго сына - Владимира, Эмилия расцвела несравненно. Муж мог теперь сравнить её со своей первой любовью - Софи Урусовой, ставшей к тому времени любовницей Николая Первого, впоследствии выдавшего её замуж за польского магната Радзивилла. Белокурая шведская девочка безоговорочно затмила знаменитую светскую львицу. К тому же благородная чистота и скромно-естественная манера поведения Эмилии ("графиня Эмилия - эта противоположность кокетству", по словам П.А.Вяземского) привлекали восхищение света гораздо больше, чем запачканная репутация Софи Урусовой - очередной игрушки императора. В свете сестер Шернваль вообще очень любили; А. О. Смирнова-Россет писала: "Эмилия была очень умна и непритворно добра, как Аврора".
...Судьба обожаемой сестры очень тревожила Эмилию Карловну. После смерти обоих женихов буквально накануне свадеб Аврора как бы сжалась и ушла в себя. Опасаясь за её здоровье, Эмилия пренебрегала своим - доктора обнаружили у неё что - то неладное в легких, усиленно посылали лечиться за границу. Эмилия изящно отмахивалась тонкою ручкой: сначала ей надо было устроить судьбу сестры. Свахой стала сама императрица Александра Фёдоровна - и в 1836 году прекрасная Аврора вышла замуж за богача Павла Демидова. Сожалея, что Аврора не вошла в их семью, младший брат её умершего жениха в то время писал: «Эта женщина - совершенство, она, кажется, обладает всем для счастья: умна, добра, чиста сердцем, красива, богата». Кстати, венчание состоялась в Гельсинфорсе. Вероятно, Авроре захотелось наконец-то порадовать родителей. Праздник и, правда, был грандиозный, пил и гулял весь город, в честь невесты палили пушки, взмывали в небо бесчисленные звезды фейерверков. Такого на окраине российской империи еще не видели. Свадьбу первого богача России в Гельсинфорсе вспоминали потом не один десяток лет.
В.Гау. Портрет А.К.Демидовой-Шернваль, 184(?)
Сама же Эмилия, радуясь счастью сестры, переживала не лучшее время. Двое её сыновей умерли во младенчестве, два первенца были весьма болезненны и постоянно нуждались в повышенной заботе. Светская жизнь требовала много сил и времени, здоровье, хрупкое от природы, еще пошатнулось. Но эта печать грусти придавала ей еще больше трогательной прелести, что не уставали отмечать её многочисленные поклонники.
П.А.Вяземский: «18 января. Вечером отправился к графине Мари [Мусиной-Пушкиной] в надежде встретить у нее графиню Эмилию. Она действительно там оказалась, сидела в уголочке софы, бледная, молчаливая, напоминающая не то букет белых лилий, не то пучок лунных лучей, отражающихся в зеркале прозрачных вод. И во всем ее молчании, во всем выражении ее лица была благосклонность, что не всегда ей свойственно, ибо иногда в ее молчании бывает нечто парализующее, враждебное, сквозь нее так и чувствуется то, о чем она молчит».
...А молчать красавице было о чем. 4.01.1834 по ходатайству московского военного генерал-губернатора кн. Д.В. Голицына граф Мусин-Пушкин был освобождён от надзора, разрешено поступить на службу - 14.04.1835, чем он и воспользовался - в качестве чиновника особых поручений при Министерстве финансов. Семья окончательно перебралась в Петербург. Именно тогда Владимир Алексеевич увлекся "соблазном столетия" - карточной игрой. Он легко мог проиграть большие суммы, да и в остальном привык ни в чем себе не отказывать. Закладывались имения, росли долги.
Усадьба Мусиных-Пушкиных в с. Иловна Мологского уезда Ярославской губернии (не сохранилась). Фотография 1930-х гг.
Эмилия становилась всё грустнее и грустнее, она мечтала уехать в одно из прекрасных имений Мусиных-Пушкиных и жить там спокойной семейной жизнью - но вынуждена была оставаться в Петербурге и постоянно появляться в свете, что уже само по себе требовало больших затрат - на платья, драгоценности, выезд, на содержание в надлежащем виде дорогой петербургской квартиры. Эмилии приходилось по несколько раз надевать на балы одно и то же платье, преображая его то новыми кружевами, то новой шалью...
Аврора с радостью одела бы сестру у лучших модисток, но Эмилия отказывалась от помощи: боялась, что это унизит Владимира Алексеевича. Часто хворающие дети держали мать в постоянной тревоге - «белой лилии» было вовсе не до балов и светских раутов.
Тем не менее в свете она затмевала всех. Шлейф из её поклонников всё увеличивался и увеличивался...
П.А.Вяземский А.И.Тургенев К.Я.Булгаков
А.И.Тургенев: "Я не знал, слушать ли <церковное пение> или смотреть на Пушкину, Эмилию и им подобных? подобных! но много ли их?.." Он же писал, что Эмилия "несравненна и всех затмевает" - "Прелесть во всём!"
В.А.Соллогуб: "А женщины? Кто из старожилов может говорить без восторга о графине Воронцовой-Дашковой, графине Мусиной-Пушкиной, Авроре Карловне Демидовой, княжнах Трубецких, Барятинских, жене Пушкина?.. "
П.А.Вяземский: «Вчера было открытие Большого театра и оперы Глинки… Либретто довольно холодно и бледно, следовательно, музыканту было труднее вышивать по этой канве узоры. Зато Эмилия Пушкина удивительно хороша, и Тургенев вышивает по ней разные сентиментальные узоры нежно-страстно-пронзительными взорами своими».
Сам Вяземский очарован красавицей настолько, что даже когда Эмилия с сыном временно уезжают в Москву, ежедневно пишет письма и ведет посвященный "Незабудке" дневник:
«А бедному Володеньке как было холодно! - пишет он. - Скажите ему, что я очень сожалею, что не согласился занять место, которое он предложил мне подле Филиппа <графского кучера>. Я предпочел бы это место трону другого Филиппа <французского короля Луи-Филиппа> и всем тронам мира».
Вяземский не одинок в своих «страданиях».
Среди претендентов «на облучок» был и друг Вяземского, пятидесятитрехлетний камергер, писатель и историк Александр Иванович Тургенев. Доверенным лицом и Тургенев и Вяземский избирают московского приятеля, почт-директора Александра Яковлевича Булгакова.
Не подозревая иронии Вяземского и предательства Булгакова, Тургенев продолжает и в декабре, и в январе, и позднее забрасывать московского почт-директора бесхитростными признаниями.
«Эмилия Пушкина всех здесь затмила, - пишет он 7 декабря, - <…> но глаза мои не открывали этого светила и тщетно искали его».
Князь Петр Андреевич ведет наступление более продуманно, полагаясь больше на себя, но тоже не пренебрегая Булгаковым, которого шутя называет «ключником сердец».
«…А все жаль бедной Финской царицы. Что она так долго ехала? - писал он. - Выехала двенадцатого вечером, а восемнадцатого ее еще у Вас не было. Берегись, если ты и твои ухабы виноваты!»
А пока карета продвигается к Москве, Вяземский и заводит тот шутливый дневничок, обращенный к Незабудке, день за днем записывая события петербургской жизни, случившиеся уже в отсутствие Эмилии Карловны. Эмилия время от времени светски-любезно отвечает, чем вызывает новые всплески эмоций поэта:
"Чувства же мои невозможно выразить словами. Это не фраза, это правда, которую исторгает мое сердце, исполненное преданности и симпатии к Вам, сердце, которое так Вами дорожит и не может себе простить, что не знало или, вернее, не распознало Вас раньше.
Как горько я наказан за то, что поздно Вас открыл! Все это очень банально, но я благословляю небо за эту банальность. Это чувство сожаления, возникающее при воспоминании о той, кого суждено было узнать лишь затем, чтобы острее ощутить пустоту, образующуюся в ее отсутствие, - неисчерпаемая сокровищница для сердца, способного любить. Ибо это отсутствие - не смерть любви, а, напротив, - новая жизнь..."
Эмилия же, обворожительно-приветливая со всеми, ко всем поклонникам относится снисходительно и очень спокойно, не давая ни тени надежды и не допуская никакого кокетливого флирта. Сердце её навеки отдано только мужу...
...Но, по-видимому, один раз оно все же забилось неровно - и, чуткий, как все влюбленные, Вяземский это сразу уловил. В его письмах и дневнике той поры звучат мотивы ревности и уязвленного самолюбия.
Ревниво подшучивая над графиней, он то и дело напоминает ей о своем сопернике, называя его то «наикраснейшим», то «сиятельным красным», то «красным в высшей степени», то «красным человеком». Цель этих упоминаний понятна. Они должны задевать Эмилию Карловну, уязвлять ее самолюбие, а значит, и способствовать успеху самого Петра Андреевича. 26 января Вяземский отправляет очередное шутливое письмо А. Я. Булгакову:
«Я очень счастлив, что графиня Эмилия, милая из милых, как ее называет Жуковский <…> добралась до места <…>.<…> Сделай одолжение, свези несколько сенаторов в красном мундире к графине Эмилии в день ее рождения, 29 января. Прекрасная очень любит очень красное. А шутки в сторону, пошли ей от неизвестного в день рождения или на другой день, если письмо мое не придет в пору, блюдо вареных раков».
И сенаторы, носившие красные мундиры, и вареные раки, и любовь Эмилии Карловны к кому-то «очень красному» - все это явления одного порядка. Кто же этот "очень красный" удачливый соперник Вяземского?
(Продолжение следует)
Оригинал взят у divina_augusta в "Белее, чем лилия" или Борисоглебский ангел. Эмилия Мусина-Пушкина. Часть 1
"Белых лилий цветы серебристые
Вырастают с глубокого дна,
Где не светят лучи золотистые,
Где вода холодна и темна.
И не манят их страсти преступные,
Их волненья к себе не зовут;
Для нескромных очей недоступные,
Для себя они только живут.
Проникаясь решимостью твердою
Жить мечтой и достичь высоты,
Распускаются с пышностью гордою
Белых лилий немые цветы.
Расцветут, и поблекнут бесстрастные,
Далеко от владений людских,
И распустятся снова, прекрасные,-
И никто не узнает о них..."
(К.Бальмонт)
Усадьба Мусиных-Пушкиных в с. Борисоглеб Мологского уезда Ярославской губернии (не сохранилась). Фотография 1930-х гг.
...Несмотря на то, что роскошный бал был в самом разгаре, один из гостей, молодой человек в гусарском мундире, отчаянно скучал, демонстративно зевая, раздражался буквально на каждое слово окружавших его друзей и язвительно критиковал всё и всех, кто имел несчастье попасться ему на глаза - особенно доставалось дамам, их нарядам, прическам, фигурам, манере себя держать.
- Ну ты совсем сегодня не в духе, - миролюбиво сказал один из друзей, статный элегантный красавец, и, улыбаясь, указал на нескольких дам. Его несговорчивый друг, небольшого роста брюнет, только отмахнулся:
- "Какие-то уроды с того света, и не с кем говорить, и не с кем танцевать!" - желчно процитировал он Грибоедова и жестко, на каблуках, развернулся лицом к выходу, явно намереваясь покинуть бал. И застыл, пораженный...
...Под руку с импозантным немолодым мужчиной, опустив длинные черные ресницы и ни на кого не глядя, в зал входила молодая женщина невероятной красоты. Легкие пепельно-русые локоны воздушно оттеняли нежное лицо с изысканными чертами, с угольно-черными длинными бровями, изящным ртом, ослепительно-белой кожей; белый атлас платья, блестя, струясь, подчеркивал красоту и плавность форм стройной фигуры, точеную талию; в отличие от других присутствующих дам, на красавице почти не было украшений, кроме простенькой бархотки на высокой шее. Голубая шелковая накидка на плечах, подбитая белым мехом, вколотая в волосы алмазная эгретка с голубыми перьями - каждая деталь наряда, каждое движение создавали чистый и нежный, свежий как ландыш образ. Друг подвел его знакомиться - и на него поднялись глаза такой глубокой и ясной синевы, что дух захватило, и как во сне он услышал её имя...
В.Гау. Портрет графини Э.К.Мусиной-Пушкиной, 1840 г.
"Графиня Эмилия
Белее, чем лилия.
Стройней ее талии
На свете не встретится,
И небо Италии
В глазах ее светится.
Но сердце Эмилии
Подобно Бастилии!"
(М.Ю.Лермонтов)
...Эмилия Шернвалль была всего на два года младше своей ослепительной красавицы-сестры, и когда она в 1826 году начала выезжать в свою очередь, "в свет", то гельсингфорское высшее общество, сравнивая её с сестрой, вынесло свой вердикт - Эмилия, может быть, и не отличается такой царственной статью, как Аврора, но её еще не расцветшая прелесть многим показалась гораздо милее, нежнее и грациознее. Впрочем, нежно любящие друг друга сёстры никогда не конкурировали, да и слишком разные они были. Юная красота темноволосой Авроры Шернваль фон Валлен была похожа на озаренную рассветным солнцем, всю в бриллиантовой росе яркую розу - тогда как белокурая, белокожая, нежная Эмилия сразу вызывала сравнение с букетом белых лилий, приглушенных легкими сумеречно-таинственным светом. Хотя в характере самой девочки ничего сумеречного и таинственного не было - открытая, любящая, мягко-жизнерадостная, ясная её натура очень перекликалась с характером Авроры, а если добавить к этому непритворную естественную доброту и восприимчивый ко всему природный ум, развитый весьма неплохим образованием, что было свойственно в равной степени обеим сестрам, то сомнению не подлежало, что девицы Шернваль сразу станут звездочками любого общества, где бы они ни появлялись. Тем не менее все знающие их родителей весьма удивлялись, как в семье такой строгой суховато-чопорной дамы, как Ева-Густава фон Валлен и отчима девочек - Карла-Йохана фон Валлена, холодного сурового чиновника, как бы вечно затянутого в "официальный мундир", смогли вырасти такие лучезарные цветы. (Отец девочек, выборгский губернатор, швед, состоявший на русской службе, Карл Иоганн Шернвалль, умер в 1815 году - когда Авроре было семь лет, а Эмилии - пять). Тем более, что родители девочек не блистали ни красотой, ни обаянием, и детей держали в большой строгости.
Неизв.худ. Парные портреты Евы-Густавы Шернваль фон Валлен и Карла-Йохана фон Валлена. 1830-е гг.
Отчим же сразу проявил себя как человек, мягко говоря, не очень любящий чужих детей, и девочки воспитывались у тетушки в Петербурге. Вернее, более всего там находилась Аврора, а Эмилия, прямо перед отъездом выпавшая из перевернувшегося мчащегося экипажа, едва не была растоптана лошадьми и получила весьма серьёзные травмы, отложившие её отъезд на продолжительное время (с Эмилией вечно что-то в таком роде случалось; с Авророй же не случалось ничего, ничего не произошло и на этот раз, хотя они вместе ехали в экипаже - зато вокруг неё происходило множество событий, заставляющих вспомнить проклятие злой похожей на троллиху старухи, произнесенное при рождении девочки - об этом я писала здесь - http://divina-augusta.livejournal.com/4141.html. Но в конце концов обе девочки вернулись домой, и встал вопрос о их замужестве.
Поклонники буквально роились возле восхитительных сестер, но с личной жизнью Авроры как-то сразу не очень заладилось - пропадает без вести буквально перед свадьбой её жених, знатный и богатый красавец Карл Маннергейм; покидает Гельсингфорс и отправляется на Кавказ другой поклонник - Александр Муханов - а вот нежная Эмилия со своим избранником определилась сразу, полюбив его, как могут любить только такие искренние и женственные натуры - раз и навсегда. Им стал ссыльный декабрист, воспитанник иезуитского пансиона, разжалованный гвардейский офицер, красавец и интеллектуал 28-летний граф Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин.
Неизв.худ. Гр. В.А.Мусин-Пушкин, 1813-1814
Надо сказать, что чувство не было равноценным с самого начала - Владимир никак не мог забыть свою безнадежную любовь к одной из самых известных красавиц Петербурга - княжне Софье Урусовой. Но на сестре Софи - Машеньке - был женат его родной брат - Иван, а Церковь совсем не приветствовала подобные "перекрестные" браки. Влюбленный Владимир, впрочем, пошел бы на все что угодно - но девушка была к нему равнодушна
А.Брюллов. С.А.Урусова Неизв.худ. И.А.Мусин-Пушкин М.Даффингер. М.А.Мусина-Пушкина
...Поэтому нежная, еще не расцветшая прелесть Эмилии не произвела на него почти никакого впечатления, хотя он видел, КАК смотрят на него прекрасные синие глаза девушки. Тем более, что она чем-то очень напоминала Софи - но именно это сходство и играло ей во вред - сравнение Владимира было явно не в её пользу - если бы другие синие глаза из-под таких же великолепных ресниц смотрели на него ТАК!
"…Она не очень красива, но её лицо так интересно и живо, что заслоняет признанную красоту её сестры...", - писал он родным, как бы в чем-то уговаривая и их, и себя
Неизв.худ. Портрет Эмилии Карловны Мусиной-Пушкиной, 1830-е гг.
Но внезапно девушка вместе с родными на время покидает Гельсингфорс - и только тогда Владимир понимает, что она ему по-своему дорогА, и ему совершенно не хочется терять её из своей жизни. К концу месяца, разделившего его и Эмилию, молодой офицер настолько проникся этим пониманием, что к её приезду решение жениться на ней совершенно созрело. Эмилия приняла брачное предложение с нескрываемым счастьем, и родители её тоже дали согласие. Но, чтобы жениться офицеру, графу, да ещё ссыльному, было необходимо получить разрешение командира полка, генерал-губернатора и императора - и это-то было нелегко, но самое страшное сопротивление ждало Владимира со стороны совершенно неожиданной - от его обожаемой матери.
Ф.Рокотов. Портрет гр. Е.А.Мусиной-Пушкиной Ж.-Б.Лампи. Портрет гр.А.И.Мусина-Пушкина
Графиня Екатерина Алексеевна Мусина-Пушкина, урожденная княжна Волконская, вовсе не была деспотом или самодуром, но, услышав о подобном решении своего младшего сына, была потрясена. Ей стоило огромных трудов добиться для него максимального смягчения наказания за эту, как она говорила, "декабрьскую афёру" - и тут - новая беда - протестантка, бесприданница, незнатного рода... Княгиня и слышать не хотела о подобной женитьбе сына. Конечно, и она, и её десять лет назад умерший муж были очень образованными людьми и придерживались в свое время весьма демократических взглядов, но совсем не до такой степени, чтобы позволить в своей семье подобный мезальянс. Подключаются все связи. По хлопотам родственников Владимира переводят в более отдалённую крепость, чтобы удалить от Эмилии. Генерал-губернатор А. А. Закревский, имеющий свои счёты с отчимом Эмилии, действует заодно с семьей Мусиных-Пушкиных и обещает Владимиру всякие милости и награды, если он откажется от невесты. Но Владимир уже настолько увлечен, что ни на какие посулы не реагирует - он согласен на любую самую скромную жизнь, лишь бы рядом с ним была эта белокурая скандинавская девочка, кроткая и любящая, нежная как лилия. Владимир готов порвать с родней - их поведение, считает он, оскорбляет ни в чем не повинную его избранницу. Мать продолжает упорствовать. На её сторону встают все братья и сестры, вся родня. Борьба тянется весь 1827 год. Результатом этой борьбы становится нервный срыв Владимира; в ноябре 1827 года его настигает "нервическая горячка".
Неизв.худ. Э.К.Мусина-Пушкина. Ок.1828 г. (Дата скорректирована по соответствию прически и одежды современной моде)
...В далеком Петербурге плачущая старая женщина запечатывает письмо. Страх за сына заставляет её принять ненавистное ей решение. 19 декабря 1827 года сын получает письмо со словами: «Ты разрываешь моё сердце» - и согласие на брак. Начались хлопоты, приготовления, подарки; будущая свекровь посылает Эмилии жемчужное ожерелье, шаль в 3000 рублей и золотой, с мощами, крест. Свадьба состоялась 4 мая 1828 года, никто из Мусиных-Пушкиных на ней не присутствовал.
В феврале 1829 года В.А. Мусин-Пушкин был переведён в Тифлисский полк, который воевал на Кавказе. Отправляясь туда, граф составил своё первое завещание, так как Кавказ многих друзей уже забрал в могилу. Расстроенная разлукой Эмилия осталась с сестрой. Выехал Владимир Алексеевич вместе с братом жены Эмилем Карловичем Шернвалем, офицером Генерального штаба , состоявшем при командующем Отдельным кавказским корпусом И.Ф. Паскевиче.
В столице Дона - Новочеркасске - к ним присоединился А.С. Пушкин, ехавший на Кавказ и описавший эту поездку в "Путешествии в Арзрум". Несколько раз в своём повествовании Пушкин упоминает Мусина-Пушкина. Вот эти места из пушкинской прозы: "В Новочеркасске нашёл я графа Пушкина, ехавшего так же в Тифлис, и мы согласились путешествовать вместе". Молодые люди общались с удовольствием и впоследствии сохранили знакомство, окончив Кавказскую экспедицию
С.Гавриляченко. А.С. Пушкин в деле при Инжа-Су 14 июня 1829 года
Но 1829 год стал для семьи Мусиных-Пушкиных трагическим.
Уже в феврале в Дрездене от чахотки умерла 33-летняя сестра Владимира княгиня Варвара Алексеевна Трубецкая, а через шесть недель (в марте) от той же болезни в Москве умерла старшая любимая сестра - княгиня Наталья Алексеевна Волконская.
Потери окончательно подорвали здоровье графини Екатерины Алексеевны - поздней осенью она занемогла и через три дня 17 ноября 1829 года умерла.
Неизв.худ. Портрет кн.Н.А.Волконско nbsp; Неизв.худ. Портрет гр.Е.А.Мусиной-Пушкиной,1820-е гг.
Отпевали её в приходской церкви Богоявления в Елохове, а погребена рядом с мужем в своем имении в селе Иловне, Ярославской губернии. По поводу её кончины А.Я.Булгаков писал брату: "Графиня Екатерина Алексеевна Пушкина скончалась вчера вечером. Царство ей небесное! Пожила довольно для женщины, была любима, уважаема в семье; несмотря на удар, бывший за несколько дней, могла говорить, была покойна, и сказывают, что последние её слова были, когда лили ей лекарство в рот: «Меня кормят, как галчонка молодого!» Стало, дух её был покоен, ежели шутила... Давно не видел я таких похорон. Весь город, начиная от князя Дмитрия Владимировича до последнего из знакомых, - все тут были, и на лице всякого изображалась грусть непритворная. Да и ежели правду говорить, так в чем можно упрекнуть покойницу? В одной скупости, но и это не мешало ей принимать весь город, жить домом, делать добро..."
В связи со смертью матери в конце 1829 года Владимир получил отпуск в Москву - первое предзнаменование конца наказания.
Неизв.худ. Портрет гр. В.А.Мусина-Пушкина, 1820-е гг. Дом в Москве, где Мусины-Пушкины снимали квартиру
Хотя несколько позже бывший член Северного общества и писал, что он "почитает царя, которому был верен, хотя оным гоним и не любим не весть за что? а по какой причине, она ему может быть лучше известна, нежли мне...", но тайная полиция прекрасно знала, что "нелюбовь" царя объяснялась декабристским прошлым Мусина-Пушкина.
В 1831 году после отставки у графа взяли подписку об обязательстве жить в Москве и не выезжать за границу. Ему разрешалось посещать только свою подмосковную усадьбу Валуево.
Дом Мусиных-Пушкиных в Валуево
В июне 1831 года у четы Мусиных-Пушкиных рождается первенец - Алексей. В этом же году граф в чине капитана Петровского пехотного полка уволен от службы, отобрана подписка об обязательстве жить в Москве и не выезжать за границу. В ноябре 1831 года Эмилия вместе с мужем едет в Петербург. Аврора следует за ними. Они была представлены ко двору. Аврора была определена фрейлиной в свиту императрицы и поселилась в Зимнем дворце. Обе сестры начали появляться в свете. Все светила побледнели перед ними. Ценители прекрасного, увидев «финляндских звёзд», как здесь окрестили Эмилию и Аврору, пришли в восторг. А. О. Смирнова писала об Эмилии: "В Петербурге произвели фурор её белокурые волосы, её синие глаза и чёрные брови..."
Неизв.худ. Портрет графини Эмилии Мусиной-Пушкиной, 1830-е гг.
Все "записные" повесы, "модные" жуиры, светские "львы" и известные бонвиваны - Вяземский, братья Булгаковы, Александр Тургенев, граф Соллогуб и многие другие - пылко обменивались мнениями о красоте "скандинавских звезд".
28 декабря 1831 года А.Я.Булгаков писал брату:
«Ну, брат, что за красавица Пушкина, жена Володина! Я не люблю белокурых, но вчера на неё
залюбовался; к тому же одета она была прекрасно, с голубыми перьями на голове, а этот цвет идет к ней очень. Скажи Вяземскому, что она решительно лучше сестры своей.»
Несколько позднее он также расхваливал её качества:
«Какая мягкость, какой ум, какая приветливость!»
В свете Эмилия Карловна получила прозвище: "Финская Царица"
В.Соллогуб: "Трудно было решить, кому из обеих сестер следовало отдать пальму первенства; графиня Мусина-Пушкина была, быть может, еще обаятельнее своей сестры, но красота Авроры Карловны была пластичнее и строже".
В 1831-1832 Mусины-Пушкины подолгу жили в Петербурге. Здесь, по свидетельству Н. А. Муханова, 24 июня 1832 у них обедал А.С.Пушкин . В конце сентября 1832 Пушкин писал жене из Москвы о встрече с Мусиной-Пушкиной на балу у В. Ф. Вяземской. 17 ноября 1832 Д. Ф. Фикельмон записала в дневнике о Мусиной-Пушкиной , которая «сияет новым блеском благодаря поклонению, которое ей воздает поэт Пушкин» . В конце 1832 Пушкин был на завтраке у Мусиных-Пушкиных, и Г. Г. Гагарин зарисовал присутствующих.
Г.Гагарин. В гостиной Мусиных-Пушкиных (П.А.Бартенева, В.А.Мусин-Пушкин, А.С.Пушкин, А.К.Шернваль, Э.К.Мусина-Пушкина). 1832 г.
И позднее, уже женившись, Пушкин часто общался с Владимиром и Эмилией. Современники постоянно сравнивали красоту Э.К.Мусиной-Пушкиной и Н. Н. Пушкиной , и Пушкин в письме к жене от 14 сентября 1835 писал: «Счастливо ли ты воюешь со своей однофамилицей?». 26 ноября и 30 ноября 1836 Пушкин и Мусины-Пушкины были у Вяземских . 24 декабря 1836 Пушкин был на завтраке у Мусиных-Пушкиных в гостинице Демута - это была их последняя встреча .
Н.Н.Пушкина(В.Гау,1844) Э.К.Мусина-Пушкина(В.Гау,1840) С.А.Урусова(П.Соколов,1827)
...Родив в 1832 году второго сына - Владимира, Эмилия расцвела несравненно. Муж мог теперь сравнить её со своей первой любовью - Софи Урусовой, ставшей к тому времени любовницей Николая Первого, впоследствии выдавшего её замуж за польского магната Радзивилла. Белокурая шведская девочка безоговорочно затмила знаменитую светскую львицу. К тому же благородная чистота и скромно-естественная манера поведения Эмилии ("графиня Эмилия - эта противоположность кокетству", по словам П.А.Вяземского) привлекали восхищение света гораздо больше, чем запачканная репутация Софи Урусовой - очередной игрушки императора. В свете сестер Шернваль вообще очень любили; А. О. Смирнова-Россет писала: "Эмилия была очень умна и непритворно добра, как Аврора".
...Судьба обожаемой сестры очень тревожила Эмилию Карловну. После смерти обоих женихов буквально накануне свадеб Аврора как бы сжалась и ушла в себя. Опасаясь за её здоровье, Эмилия пренебрегала своим - доктора обнаружили у неё что - то неладное в легких, усиленно посылали лечиться за границу. Эмилия изящно отмахивалась тонкою ручкой: сначала ей надо было устроить судьбу сестры. Свахой стала сама императрица Александра Фёдоровна - и в 1836 году прекрасная Аврора вышла замуж за богача Павла Демидова. Сожалея, что Аврора не вошла в их семью, младший брат её умершего жениха в то время писал: «Эта женщина - совершенство, она, кажется, обладает всем для счастья: умна, добра, чиста сердцем, красива, богата». Кстати, венчание состоялась в Гельсинфорсе. Вероятно, Авроре захотелось наконец-то порадовать родителей. Праздник и, правда, был грандиозный, пил и гулял весь город, в честь невесты палили пушки, взмывали в небо бесчисленные звезды фейерверков. Такого на окраине российской империи еще не видели. Свадьбу первого богача России в Гельсинфорсе вспоминали потом не один десяток лет.
В.Гау. Портрет А.К.Демидовой-Шернваль, 184(?)
Сама же Эмилия, радуясь счастью сестры, переживала не лучшее время. Двое её сыновей умерли во младенчестве, два первенца были весьма болезненны и постоянно нуждались в повышенной заботе. Светская жизнь требовала много сил и времени, здоровье, хрупкое от природы, еще пошатнулось. Но эта печать грусти придавала ей еще больше трогательной прелести, что не уставали отмечать её многочисленные поклонники.
П.А.Вяземский: «18 января. Вечером отправился к графине Мари [Мусиной-Пушкиной] в надежде встретить у нее графиню Эмилию. Она действительно там оказалась, сидела в уголочке софы, бледная, молчаливая, напоминающая не то букет белых лилий, не то пучок лунных лучей, отражающихся в зеркале прозрачных вод. И во всем ее молчании, во всем выражении ее лица была благосклонность, что не всегда ей свойственно, ибо иногда в ее молчании бывает нечто парализующее, враждебное, сквозь нее так и чувствуется то, о чем она молчит».
...А молчать красавице было о чем. 4.01.1834 по ходатайству московского военного генерал-губернатора кн. Д.В. Голицына граф Мусин-Пушкин был освобождён от надзора, разрешено поступить на службу - 14.04.1835, чем он и воспользовался - в качестве чиновника особых поручений при Министерстве финансов. Семья окончательно перебралась в Петербург. Именно тогда Владимир Алексеевич увлекся "соблазном столетия" - карточной игрой. Он легко мог проиграть большие суммы, да и в остальном привык ни в чем себе не отказывать. Закладывались имения, росли долги.
Усадьба Мусиных-Пушкиных в с. Иловна Мологского уезда Ярославской губернии (не сохранилась). Фотография 1930-х гг.
Эмилия становилась всё грустнее и грустнее, она мечтала уехать в одно из прекрасных имений Мусиных-Пушкиных и жить там спокойной семейной жизнью - но вынуждена была оставаться в Петербурге и постоянно появляться в свете, что уже само по себе требовало больших затрат - на платья, драгоценности, выезд, на содержание в надлежащем виде дорогой петербургской квартиры. Эмилии приходилось по несколько раз надевать на балы одно и то же платье, преображая его то новыми кружевами, то новой шалью...
Аврора с радостью одела бы сестру у лучших модисток, но Эмилия отказывалась от помощи: боялась, что это унизит Владимира Алексеевича. Часто хворающие дети держали мать в постоянной тревоге - «белой лилии» было вовсе не до балов и светских раутов.
Тем не менее в свете она затмевала всех. Шлейф из её поклонников всё увеличивался и увеличивался...
П.А.Вяземский А.И.Тургенев К.Я.Булгаков
А.И.Тургенев: "Я не знал, слушать ли <церковное пение> или смотреть на Пушкину, Эмилию и им подобных? подобных! но много ли их?.." Он же писал, что Эмилия "несравненна и всех затмевает" - "Прелесть во всём!"
В.А.Соллогуб: "А женщины? Кто из старожилов может говорить без восторга о графине Воронцовой-Дашковой, графине Мусиной-Пушкиной, Авроре Карловне Демидовой, княжнах Трубецких, Барятинских, жене Пушкина?.. "
П.А.Вяземский: «Вчера было открытие Большого театра и оперы Глинки… Либретто довольно холодно и бледно, следовательно, музыканту было труднее вышивать по этой канве узоры. Зато Эмилия Пушкина удивительно хороша, и Тургенев вышивает по ней разные сентиментальные узоры нежно-страстно-пронзительными взорами своими».
Сам Вяземский очарован красавицей настолько, что даже когда Эмилия с сыном временно уезжают в Москву, ежедневно пишет письма и ведет посвященный "Незабудке" дневник:
«А бедному Володеньке как было холодно! - пишет он. - Скажите ему, что я очень сожалею, что не согласился занять место, которое он предложил мне подле Филиппа <графского кучера>. Я предпочел бы это место трону другого Филиппа <французского короля Луи-Филиппа> и всем тронам мира».
Вяземский не одинок в своих «страданиях».
Среди претендентов «на облучок» был и друг Вяземского, пятидесятитрехлетний камергер, писатель и историк Александр Иванович Тургенев. Доверенным лицом и Тургенев и Вяземский избирают московского приятеля, почт-директора Александра Яковлевича Булгакова.
Не подозревая иронии Вяземского и предательства Булгакова, Тургенев продолжает и в декабре, и в январе, и позднее забрасывать московского почт-директора бесхитростными признаниями.
«Эмилия Пушкина всех здесь затмила, - пишет он 7 декабря, - <…> но глаза мои не открывали этого светила и тщетно искали его».
Князь Петр Андреевич ведет наступление более продуманно, полагаясь больше на себя, но тоже не пренебрегая Булгаковым, которого шутя называет «ключником сердец».
«…А все жаль бедной Финской царицы. Что она так долго ехала? - писал он. - Выехала двенадцатого вечером, а восемнадцатого ее еще у Вас не было. Берегись, если ты и твои ухабы виноваты!»
А пока карета продвигается к Москве, Вяземский и заводит тот шутливый дневничок, обращенный к Незабудке, день за днем записывая события петербургской жизни, случившиеся уже в отсутствие Эмилии Карловны. Эмилия время от времени светски-любезно отвечает, чем вызывает новые всплески эмоций поэта:
"Чувства же мои невозможно выразить словами. Это не фраза, это правда, которую исторгает мое сердце, исполненное преданности и симпатии к Вам, сердце, которое так Вами дорожит и не может себе простить, что не знало или, вернее, не распознало Вас раньше.
Как горько я наказан за то, что поздно Вас открыл! Все это очень банально, но я благословляю небо за эту банальность. Это чувство сожаления, возникающее при воспоминании о той, кого суждено было узнать лишь затем, чтобы острее ощутить пустоту, образующуюся в ее отсутствие, - неисчерпаемая сокровищница для сердца, способного любить. Ибо это отсутствие - не смерть любви, а, напротив, - новая жизнь..."
Эмилия же, обворожительно-приветливая со всеми, ко всем поклонникам относится снисходительно и очень спокойно, не давая ни тени надежды и не допуская никакого кокетливого флирта. Сердце её навеки отдано только мужу...
...Но, по-видимому, один раз оно все же забилось неровно - и, чуткий, как все влюбленные, Вяземский это сразу уловил. В его письмах и дневнике той поры звучат мотивы ревности и уязвленного самолюбия.
Ревниво подшучивая над графиней, он то и дело напоминает ей о своем сопернике, называя его то «наикраснейшим», то «сиятельным красным», то «красным в высшей степени», то «красным человеком». Цель этих упоминаний понятна. Они должны задевать Эмилию Карловну, уязвлять ее самолюбие, а значит, и способствовать успеху самого Петра Андреевича. 26 января Вяземский отправляет очередное шутливое письмо А. Я. Булгакову:
«Я очень счастлив, что графиня Эмилия, милая из милых, как ее называет Жуковский <…> добралась до места <…>.<…> Сделай одолжение, свези несколько сенаторов в красном мундире к графине Эмилии в день ее рождения, 29 января. Прекрасная очень любит очень красное. А шутки в сторону, пошли ей от неизвестного в день рождения или на другой день, если письмо мое не придет в пору, блюдо вареных раков».
И сенаторы, носившие красные мундиры, и вареные раки, и любовь Эмилии Карловны к кому-то «очень красному» - все это явления одного порядка. Кто же этот "очень красный" удачливый соперник Вяземского?
(Продолжение следует)