Золотыми звездами в снег
Тому теперь уже две с половиной недели, и из пятерых осталось четверо. Говорить о них я все равно боюсь, хотя у них уже открылись глаза. А раз глаза открылись лишь спустя две недели после того, как мы их забрали, значит "вынесли" их в нулевом возрасте. Но мы ничего этого не знали.
Честно говоря, за всю свою тысячелетнюю жизнь я не привела домой ни одной бродячей кошки, не спасла ни одной собаки, не взяла ни одной крысы и т.д. И когда Наташа подошла ко мне на работе и сказала, что "есть проблема", я сидела перед грузящимся компьютером и накладывала на ногти Умную эмаль. Там в коробке выбросили щенков. Ну, пойдем посмотрим. Пришли. Вдох-выдох. Еще вдох, еще выдох. На самом деле, я до сих пор не могу смотреть на то место, потому что у меня в тот день случился настоящий шок. Наше здание находится на каком-то странном возвышении, вокруг жилые дома, какие-то деревья -- полусадик, полуфигня. Вот там в полусадике они и лежали в картонной коробке и молчали. Почти незаметные. Недавно выяснилось, что когда Наташа шла на работу, они пищали. Хорошо, что она шла на работу там, от Тушинской, а не иначе, со Свободы. Когда мы подошли, они не пищали. Лежали в кучку, уткнувшись всем, что у них есть, друг в друга. Я взяла коробку, дошла до нашего пригорка и подняла их наверх, в наш фэншуйный, будь он неладен, где еще не готов забор (поэтому можно было положить и не пришлось обходить и идти с ними мимо охраны и т.д.). Я никогда не имела дела со щенками младше полутора месяцев. Никогда не видела новорожденных собак, не знала даже, с какой стороны к ним подойти. Но дело в том, что эти конкретные щенки (да, конечно, это дворняжки. Описание экстерьера чуть ниже) выглядели настоящими маленькими собаками, были Большими, не выглядели отвратительными сопливыми эмбрионами, и очень хотели жить.
Дальнейшее рассказывать почти невозможно -- только начинаю приходить в себя. Итак, взяв их на территорию издательства, мы сказали "А". Вокруг нарезали круги курящие, начальственные, рабочие и прочие. Я поставила Наташу сторожить щенков, отгонять от них ос, и пошла в столовую за молоком. Девочки от щедрот налили целую суповую плошку холодного коровьего молока из пакета. Щенки к тому времени уже начали попискивать. Попытки помазать им молоком рты, чтобы они их облизали, ни к чему не привели: пастьки у них были зажаты, как у бульдога из рассказа Джека Лондона. Уже тогда они были совершенно шелковые, шелково-бархатные и жутко красивые. "Как все маленькие" -- все маленькие -- хорошенькие, ох ты боже мой, а я-то и не знала.
Тут началось. Я позвонила Рюкенау и попросила его найти телефон какого-нибудь собачьего приюта, а сама помчалась в вет.магазин и в аптеку за пипетками. Приюты, вет.магазинная девушка и мировая мудрость сообщили: таких щенков никто не берет -- это (внимание, очередная ключевая фраза) "отдавать их на гибель". Сделать ничего нельзя, хотя из этого помета какая-то добрая душа уже утащила домой одного, серенького. "Оставьте, где нашли, добрые люди разберут". Добрые люди, как мы убедились, напротив, смогли отнять их от матери, сложить в картонную коробку и вынести на улицу. Более того, в округе нашего замечательного издательства живет семейство крайне уважаемых мною ворон, мимо железных клювов которых вряд ли удалось бы пронести выводок вкусных слепых нежных щенков. Есть там и кошки, и голуби. И все то время, пока они будут умирать у нас прямо под боком, они будут хотеть тепла и еды. Потому что, как выяснилось, терморегуляции у них в этом возрасте тоже нет, как и матери.
Немного лихорадочных переговоров по телефону, немного осуждающих взглядов начальства, немного сочувствующих сюсюканий коллег, которые этим не занимаются, и тут выходит Маша. Не выходит, а почти бежит. Маша -- амазонка, она водит машину, и Маша -- такая же, как выяснилось, ненормальная, как мы с Наташей. Да, Наташа -- это наш бильд-редактор, а Маша -- редактор информационный. Что делать-то? Везти на усыпление. Иначе им смерть мучительная, а к этому никто из нас троих не готов.
Детей в машину (тогда я уже поняла, что они дети, именно в машине, потому что они, получив молока из пипеток -- они все равно не умели есть, но хоть как-то... хоть как-то) положили и погнали. Куда-то в Химки. Вокруг зеленые пейзажи, музей-подводная лодка, погоды стоят прекрасные, дети в коробке спят блаженно, средний черный повернулся на спину и не ведомо ему, куда его везут, и что его вообще везут, и что он собака, и что им положено, раз уж они зародились, либо быть при суке, либо быть сразу утопленными, либо лежать среди ос и ворон, ожидая, пока за ними прилетит собачий ангел. Спят. Молчат. Даже во сне не нюхают. Собачки, даже такие маленькие, -- Нюхают. Они издают совершенно английский звукоподражательный "снифф-снифф-снифф" и тыкаются тупыми носами, ища... тепла и еды. Тепла, молока, всё.
А я на заднем сиденье машины сижу и смотрю на них и думаю -- ну, мне некуда собаку. Хоть из любимых пород, хоть и этих прекрасных щенков -- некуда, меня нет дома вообще, что же делать? Ну... И звоню своему б.м. И говорю: "Слушай, тебе не нужен щенок?" Какой щенок, откуда, что за щенок. Никакой щенок. Любой. Хочешь, черный, хочешь серый. Черный -- с белой грудкой и белыми лапами, а у одного серого (с белой же грудкой) на голове белая стрелка. Что, как, почему? То, так, поэтому, везем усыплять. КАК УСЫПЛЯТЬ? А чтоб не мучились. И пою песню про ворон, ос, голубей и т.д. ПОДОЖДИ!
Мы подъехали и пошли в эту клинику. Вернее, пошли Маша с Наташей, а я тусовалась с детьми и вела переговоры по мобильному. Это они там пищат? Да, это они, не я же. ПОДОЖДИ. Поднялась к Наташе. Сестры-ветеринары с карандашом в руке, тем временем, ведут расчеты. Какие щенки? Я радостно -- вот такой ширины, вот такой вышины, большие! Ага. Значит, граммов по двести. Нам надо рассчитать расходы на кремацию, но это будет дорого стоить. Звонок. Не смей их усыплять. Я беру. Что -- щеночка? Какого тебе? Всех. Везите сюда.
Б.м. сейчас не работает в присутствии. Б.м. тоже никогда не имел дела со щенками... причем, полагаю, вообще с какими бы то ни было, т.к., насколько мне известно, собак в их семье не держали. И мы сказали спасибо ветеринарам и побежали.
Не хочу обижать этих ветеринаров -- они еще раз повторили сакраментальную фразу: щенки не выживут, никто их выкармливать не будет, их надо кормить из соски каждые два-три часа, поддерживать постоянную температуру, дураков нет, это дворняжки, щенки на гибель, щенки на гибель. А вокруг машины с детьми уже тусовались две взрослые бесхозные собаки и плакали. У ветеринаров, видимо, кормились и они, и меланхолический белооблачный кот, медитировавший над миской с каким-то киттисупом. Но что они могли сделать? Врачи и сестры, в смысле? Зато они сказали, где можно купить сучье молоко.
В общем, мы сделали ноги. Ребята все спали, не зная, что большие тети за это время услужливо доставили их к переправе, подумали, решили, что не хотят платить за переправу, и, развернувшись, повезли их в совершенно ином направлении.
Тем временем б.м. рванул в нашу крылатскую ветклинику, где у нас и было назначено свидание. Тем временем у нас шел рабочий день и, как выяснилось позже, а я чувствовала тем, чем всегда все чувствую, и что в приличном обществе называется шестым чувством, что наше отсутствие замечено. Но нас с Машей и Наташей ждали пробки на МКАД и надежда на конец-начало эпопеи.
Тут я утомилась. Дальше напишу позже.
А вот такими они были в этот первый день, уже дома, когда б.м. купил для их переноски корзинку и сложил их в нее. Здесь, как можно видеть, три. Еще два где-то бродят. 8-()
Честно говоря, за всю свою тысячелетнюю жизнь я не привела домой ни одной бродячей кошки, не спасла ни одной собаки, не взяла ни одной крысы и т.д. И когда Наташа подошла ко мне на работе и сказала, что "есть проблема", я сидела перед грузящимся компьютером и накладывала на ногти Умную эмаль. Там в коробке выбросили щенков. Ну, пойдем посмотрим. Пришли. Вдох-выдох. Еще вдох, еще выдох. На самом деле, я до сих пор не могу смотреть на то место, потому что у меня в тот день случился настоящий шок. Наше здание находится на каком-то странном возвышении, вокруг жилые дома, какие-то деревья -- полусадик, полуфигня. Вот там в полусадике они и лежали в картонной коробке и молчали. Почти незаметные. Недавно выяснилось, что когда Наташа шла на работу, они пищали. Хорошо, что она шла на работу там, от Тушинской, а не иначе, со Свободы. Когда мы подошли, они не пищали. Лежали в кучку, уткнувшись всем, что у них есть, друг в друга. Я взяла коробку, дошла до нашего пригорка и подняла их наверх, в наш фэншуйный, будь он неладен, где еще не готов забор (поэтому можно было положить и не пришлось обходить и идти с ними мимо охраны и т.д.). Я никогда не имела дела со щенками младше полутора месяцев. Никогда не видела новорожденных собак, не знала даже, с какой стороны к ним подойти. Но дело в том, что эти конкретные щенки (да, конечно, это дворняжки. Описание экстерьера чуть ниже) выглядели настоящими маленькими собаками, были Большими, не выглядели отвратительными сопливыми эмбрионами, и очень хотели жить.
Дальнейшее рассказывать почти невозможно -- только начинаю приходить в себя. Итак, взяв их на территорию издательства, мы сказали "А". Вокруг нарезали круги курящие, начальственные, рабочие и прочие. Я поставила Наташу сторожить щенков, отгонять от них ос, и пошла в столовую за молоком. Девочки от щедрот налили целую суповую плошку холодного коровьего молока из пакета. Щенки к тому времени уже начали попискивать. Попытки помазать им молоком рты, чтобы они их облизали, ни к чему не привели: пастьки у них были зажаты, как у бульдога из рассказа Джека Лондона. Уже тогда они были совершенно шелковые, шелково-бархатные и жутко красивые. "Как все маленькие" -- все маленькие -- хорошенькие, ох ты боже мой, а я-то и не знала.
Тут началось. Я позвонила Рюкенау и попросила его найти телефон какого-нибудь собачьего приюта, а сама помчалась в вет.магазин и в аптеку за пипетками. Приюты, вет.магазинная девушка и мировая мудрость сообщили: таких щенков никто не берет -- это (внимание, очередная ключевая фраза) "отдавать их на гибель". Сделать ничего нельзя, хотя из этого помета какая-то добрая душа уже утащила домой одного, серенького. "Оставьте, где нашли, добрые люди разберут". Добрые люди, как мы убедились, напротив, смогли отнять их от матери, сложить в картонную коробку и вынести на улицу. Более того, в округе нашего замечательного издательства живет семейство крайне уважаемых мною ворон, мимо железных клювов которых вряд ли удалось бы пронести выводок вкусных слепых нежных щенков. Есть там и кошки, и голуби. И все то время, пока они будут умирать у нас прямо под боком, они будут хотеть тепла и еды. Потому что, как выяснилось, терморегуляции у них в этом возрасте тоже нет, как и матери.
Немного лихорадочных переговоров по телефону, немного осуждающих взглядов начальства, немного сочувствующих сюсюканий коллег, которые этим не занимаются, и тут выходит Маша. Не выходит, а почти бежит. Маша -- амазонка, она водит машину, и Маша -- такая же, как выяснилось, ненормальная, как мы с Наташей. Да, Наташа -- это наш бильд-редактор, а Маша -- редактор информационный. Что делать-то? Везти на усыпление. Иначе им смерть мучительная, а к этому никто из нас троих не готов.
Детей в машину (тогда я уже поняла, что они дети, именно в машине, потому что они, получив молока из пипеток -- они все равно не умели есть, но хоть как-то... хоть как-то) положили и погнали. Куда-то в Химки. Вокруг зеленые пейзажи, музей-подводная лодка, погоды стоят прекрасные, дети в коробке спят блаженно, средний черный повернулся на спину и не ведомо ему, куда его везут, и что его вообще везут, и что он собака, и что им положено, раз уж они зародились, либо быть при суке, либо быть сразу утопленными, либо лежать среди ос и ворон, ожидая, пока за ними прилетит собачий ангел. Спят. Молчат. Даже во сне не нюхают. Собачки, даже такие маленькие, -- Нюхают. Они издают совершенно английский звукоподражательный "снифф-снифф-снифф" и тыкаются тупыми носами, ища... тепла и еды. Тепла, молока, всё.
А я на заднем сиденье машины сижу и смотрю на них и думаю -- ну, мне некуда собаку. Хоть из любимых пород, хоть и этих прекрасных щенков -- некуда, меня нет дома вообще, что же делать? Ну... И звоню своему б.м. И говорю: "Слушай, тебе не нужен щенок?" Какой щенок, откуда, что за щенок. Никакой щенок. Любой. Хочешь, черный, хочешь серый. Черный -- с белой грудкой и белыми лапами, а у одного серого (с белой же грудкой) на голове белая стрелка. Что, как, почему? То, так, поэтому, везем усыплять. КАК УСЫПЛЯТЬ? А чтоб не мучились. И пою песню про ворон, ос, голубей и т.д. ПОДОЖДИ!
Мы подъехали и пошли в эту клинику. Вернее, пошли Маша с Наташей, а я тусовалась с детьми и вела переговоры по мобильному. Это они там пищат? Да, это они, не я же. ПОДОЖДИ. Поднялась к Наташе. Сестры-ветеринары с карандашом в руке, тем временем, ведут расчеты. Какие щенки? Я радостно -- вот такой ширины, вот такой вышины, большие! Ага. Значит, граммов по двести. Нам надо рассчитать расходы на кремацию, но это будет дорого стоить. Звонок. Не смей их усыплять. Я беру. Что -- щеночка? Какого тебе? Всех. Везите сюда.
Б.м. сейчас не работает в присутствии. Б.м. тоже никогда не имел дела со щенками... причем, полагаю, вообще с какими бы то ни было, т.к., насколько мне известно, собак в их семье не держали. И мы сказали спасибо ветеринарам и побежали.
Не хочу обижать этих ветеринаров -- они еще раз повторили сакраментальную фразу: щенки не выживут, никто их выкармливать не будет, их надо кормить из соски каждые два-три часа, поддерживать постоянную температуру, дураков нет, это дворняжки, щенки на гибель, щенки на гибель. А вокруг машины с детьми уже тусовались две взрослые бесхозные собаки и плакали. У ветеринаров, видимо, кормились и они, и меланхолический белооблачный кот, медитировавший над миской с каким-то киттисупом. Но что они могли сделать? Врачи и сестры, в смысле? Зато они сказали, где можно купить сучье молоко.
В общем, мы сделали ноги. Ребята все спали, не зная, что большие тети за это время услужливо доставили их к переправе, подумали, решили, что не хотят платить за переправу, и, развернувшись, повезли их в совершенно ином направлении.
Тем временем б.м. рванул в нашу крылатскую ветклинику, где у нас и было назначено свидание. Тем временем у нас шел рабочий день и, как выяснилось позже, а я чувствовала тем, чем всегда все чувствую, и что в приличном обществе называется шестым чувством, что наше отсутствие замечено. Но нас с Машей и Наташей ждали пробки на МКАД и надежда на конец-начало эпопеи.
Тут я утомилась. Дальше напишу позже.
А вот такими они были в этот первый день, уже дома, когда б.м. купил для их переноски корзинку и сложил их в нее. Здесь, как можно видеть, три. Еще два где-то бродят. 8-()