Не знают бед бедуины

Mar 08, 2006 18:52






Извини за задержку в корреспонденции. Необходимость социализироваться и просто -- непривычность к резкому перемещению из зимы в лето (или в май) виновата в этом, а не нежелание держать тебя в курсе наших наблюдений. Место, где мы поселились, сочетает в себе венецианские каналы (числом один; впрочем, канал, как и в Венеции, солон), травы, цветы, газоны, пальмы, амфоры, резервуары для безопасного плавания, вычурную и помпезную обстановку, почти нескончаемую и разнообразную еду, массы холодных и белых европейцев, массы горячих и обожженных местных (из служащих и окрестных торговцев), гигантские алебастрово-базальтовые шахматы (два набора), качели в форме различных животных, минигольф, зонтики, лежанки, укрощенное море, которое почему-то послушно мелеет по субботам... может быть, оно просто хочет показать свои кораллы и свои ракушки, которые ни трогать, ни тем паче вывозить отсюда нельзя, но мы все-таки вывезли пару осколков, уже неживых, но ведь ты всегда любил окаменелости. Эти картинки я пришлю тебе позже, ибо сегодня нам туда. В пустыню. На Марс.







Я писала в прошлом послании о дороге между двух пустынь, правда? Видимо, в этой стране так заведено, ведь и единственная-основная их водная дорога, Нил, точно так же лежит меж двух пустынь... вспомнил школу? Аравийская, Ливийская... Как запомнить? Аравийская -- та, что ближе к Аравийскому полуострову. Ливийская, соответственно, та, что с другой стороны Нила, от нее уже совсем рукой подать до настоящей Сахары (не будь занудой, я знаю, что она является ее частью). Ну, а внизу еще есть Нубийская. Это совсем просто. Все помнят, что Нубия находилась от Египта на юг, что там водились черные нубийцы, и один из них даже был в услужении у графа Монте-Кристо. Некоторое время спустя после фараонов.

Наша поездка почему-то называлась "сафари".






Кажется, это были джипы. Не знаю, я не разбираюсь в машинах. Ехали мы очень просто. Сначала промчались по шоссе (не менее единственному, чем накануне, когда нас привезли со станции дилижансов), потом в какой-то момент... просто взяли круто влево, и поехали через песок в горы. Машинам было привольно гнать по пустыне -- грунт ее плотен и ровен, пространство "дороги" широко, вокруг нет вовсе ничего. Желтое, песочное безмолвие. Эта полоса называется мертвой -- в ней нет ни насекомых, ни членистоногих, не пресмыкающих себя, почти нет растительности, а ту, что есть, ты бы не отличил от песка. Ничто не живет там, милый мой. Марс.






Поначалу этого даже и не понимаешь, но потом табун машин останавливается в первый раз, и строгая Татиана (после я поняла причины ее строгости) буднично машет рукой в сторону гор: мираж. Да, кажется, что там, у подножия выветриваемых гор -- озерца с серебристой водой. Не знаю, умеют ли миражи быть постоянными; видимо, при небольшой тренировке -- умеют.






И все равно пока не понимаешь. Куда мы едем? В эти горы, в их нутро? Кто там может жить? Нет, наверное там какой-то выездной аттракцион для чужеземцев, ряженые, которые живут где-нибудь здесь, на побережье, где человек добывает и возит для себя воду, где идет это шоссе, где аэропорт и привозные пальмы, где, в конце концов, рыба в море, работа, торговля, настоящий хлеб, фрукты, овощи, -- жизнь, а не мертвая полоса. Мы, конечно, фотографировали как ненормальные. Даже на снимках видно, насколько этот пейзаж нечеловечен, античеловечен, фантастичен. И песок под ногами там не морской, нет. Он крупный, неспециальный, безжалостный. Он из песчаника, с этих разрушающихся гор. Песка с каждым годом делается все больше, горы -- все ниже. То, что погребено под песком, уходит все глубже и глубже. Знаешь, я с радостью думаю о том, что мы успеваем это увидеть, -- сколько времени понадобится этой "агрессивной среде", чтобы сровнять горы и пустыню, и что будет потом? Мы потихоньку переставали перешучиваться, затянутые окрестностями внутрь себя. Дороги, с которой мы свернули, уже не было видно. Горы приближались.






У нашего джипа спустило колесо. Возница нимало не взволновался и занялся переустановкой (да-да, я тоже вспомнила "Мертвые души"), а мы отправились изучать окрестности. rukenau просто залез на вершину очередного холма. Я как образцовая женщина не пыталась его остановить, стояла внизу, фотографировала и надеялась на крепость его подошв. Обошлось. Потом нам надоело ждать колеса, и мы дошли до бедуинов пешком; джип с остальными членами партии нас потихоньку догнал. Особого приключения не получилось -- все-таки в пустыне была зима, на головах у нас были очень кстати розданные отельскими "аниматорами" банданы, а в руках бутылки с водой. Да, вода в этих местах стоит дороже нефти.

Бедуинов нельзя сосчитать. Они кочуют по пустыне, не обращая внимания на не проведенные по песку и горам границы, и визитеры из оседлого мира им не нужны. Говорят, они очень богаты, говорят, чтобы мы не удивлялись, глядя на них: на их внешнем виде богатство не отражается. Откуда, спросишь ты? Татиана аккуратно вступила в облась легенд. Под песком лежат сокровища фараонов, ходивших с походами в сопредельные земли. Бедуины знают, где копать. Я уже говорила, что пустыня поднимается, все надежнее погребая под песком свои тайны. Аутсайдер ничего здесь не найдет. Бедуины -- знают. Ну вот, они и продают эти знания и их продукты на черном (на каком же еще?) рынке разных стран. Мужчины делают это. Женщинам из пустыни хода нет.





Видишь ли, как только приближаешься к ним -- к представителям тех трех, кажется, племен, которые до сих пор соглашаются контактировать с туристами (раньше их было восемь, соглашающихся), понимаешь, что все это правда. Все настоящее. Никто ничего не делает здесь для тебя. Нет, они не презирают тебя, не боятся, не ненавидят, просто они смотрят на тебя точно так же, как ты смотришь на них, -- как на пришельцев с другой планеты. Мальчики отдельно. Мужчины отдельно. Пустыня -- это мир, где все решают мужчины. Шейх племени -- главный из этих мужчин, и он выбирает мужчине жену (жен), он распределяет суточные "уроки", он работает наравне со всеми, не выделяясь среди соплеменников ни внешним видом, ни одеждой, -- ничем. Власть и ответственность его передаются по наследству. Они мусульмане, и совершают намаз, как и все мусульмане мира. Намаз, правда, делается песком -- не поверхностным, грубым и абразивным, а подлежащим -- тонким и нежным. Помимо сокровищ фараонов бедуины (у них, кстати, нет письменности. То есть, они ею не пользуются, и всю информацию, в том числе сакрального толка, передают изустно, как... и было раньше положено всем) выращивают верблюдов и продают их. О, дромедары -- это прекрасно.









Они "маленькие", изящные, ухоженные, лица у них человеческие, хозяева с ними почти на равных. А еще они подстриженные, увенчанные седлами с колышками для держания спереди и сзади седла, невозмутимые... Когда бедуинам надо найти воду во время кочевья, выбирают верблюда, долго не поят его, подкармливая каждый восьмой, кажется, день кусочком соли. Потом выпускают в пустыню. Он доходит до подземного источника воды и раздувает песок, выпуская воздух ноздрями. Воду чувствует на расстроянии 20 метров. Думаю, потом его все-таки потихоньку поят... Колодец, который ты увидишь на одном из последних снимков, -- может быть и был разведан некогда верблюдом, но камнем обложили его уже власти -- чтобы показывать нам. Бедуины используют колодезную воду для еды и питья, а умываются конденсатом. Это все я расскажу тебе при встрече, слов слишком много, бумага заканчивается...






Ты видишь, какие красивые глаза у женщин, правда? Это кохль. Нет, думаю, это все-таки не только кохль, который засыпают в глаза на ночь все -- и мужчины, и дети, и женщины. Просто у них густые черные ресницы. Видишь молодую женщину, которая печет хлеб? Она делает это целый день, и в течение всего дня любой человек из племени может зайти к ней, взять кусок лепешки и немного молока. Это их основная дневная еда. Есть еще "голубятни". Да-да, прямо в пустыне. Сначала, когда я увидела изображение ступенчатой башни на коврике из верблюжьей шерсти, я подумала, что это зиккурат, но нет, это была голубятня. А коврик был "женский". Есть еще мужские (ткут у них тоже все -- и мужчины, и женщины), на них Нил, корабли, пальмы... Женщины ничего этого не видят. На их ковриках -- пустынная акация, закат, горы, песок.





Муж может выгнать жену, если она не так на него посмотрела, если в чем-то перечила, если... Как и везде в м.м., для этого он должен просто выйти и прокричать трижды: "Ты мне больше не жена! Ты мне больше не жена! Ты мне больше не жена!" -- так, чтобы слышали соседи (они будут свидетелями). Эта женщина изгоняется из-под "крыши", живет на коврике возле места для молитвы, любой проходящий может кинуть в нее песком или плюнуть. Муж может взять ее назад, но -- в воспитательных целях -- не раньше, чем через полгода. Детей к ней не пускают. Разводиться и сходиться нельзя чаще, чем три раза в жизнь. Вообще эта, земная, жизнь для них -- проверка. Надо ее сдюжить, и тогда потом будет все. Ну, это как у всех остальных, ничего нового, просто мы сдюживаем немного другую жизнь. Муж, впрочем, тоже кое-что обязан делать. Во-первых, он должен быть ровен со своими женами, и оказывать им всем одинаковое внимание. Если не сумел -- битым будет. Так же и с плотью. Если возжелал -- вывешивает полотно-завесу в шалаше (не знаю, как лучше назвать эти жилища, это не шатры. И никто не пьет в них кофе). Вывесил полотно -- держись. Одну ночь на одну женщину. Не смог -- будет битым. У женщин есть кое-какие права, хотя бы в виду полотна.







Они потрясающие травники. Ну, не надо, не смейся. Это сейчас они стояли поблизости от "цивилизации", но как только колодец обмелеет, они уйдут... в настоящую пустыню, не мертвую. Туда, где в течение получаса за полгода цветет неведомый кустарник, и все племя при свете луны собирает эти цветы. Туда, где перекатывается через поле "роза пустыни" -- тонко пахнущий серый клубок на ножке, будучи опущенным в воду, раскрывающийся и отгоняющий любую мошкару, туда, где сворачивают головы голубям в зиккуратах, туда, где были старые стоянки, и где на западе похоронены, просто зарытые глубоко в песок, без какого-либо знака на поверхности, их умершие, туда, где занесенные песками сокровища фараонов, где верблюды метят своих верблюдиц и состязаются в скачках, туда, где племена, встречающиеся посреди песчаных полей, узнают принадлежность друг друга только по узорам на переметных сумах, туда, где они меняются женщинами, туда, где будущие матери, которым пришла пора рожать, поднимаются пешком в горы, чтобы быть как можно ближе к Творцу, туда, откуда молодая мать спускается вниз, передает дитя шейху, тот омывает его песком и шепчет ему на ухо имена, дожидаясь, пока младенец выберет свое... Туда, где все, что берется у пустыни, берется только наполовину. Вторая половина остается ей -- песку, горам, песку, песку.







Вечером они поют и танцуют. Они производят впечатление совершенно счастливых людей. У них белейшие зубы (масуак, как и кохль, мы оттуда тоже привезли), обаятельнейшие улыбки, и дети, занятые в работах с малолетства, обиженными не выглядят. Черненькая и беленькая стали играть друг с другом без какого-либо побуждения взрослых, без слов, с помощью звуков и рук. Это записано на видео, милый мой. Если у тебя когда-нибудь возникнут какие-нибудь вопросы по "уживаемости" -- спроси, я расскажу.





Им не хватает сладкого. Они всегда рады финикам, а дети -- карамели. Шоколада им почему-то нельзя. Если поедете туда, возьмите с собой конфет.

Общее; прибытие
Люди пустыни
Luxury of Luxor
Жизнь

Другие бедуины

ВиР, pics, Путешествия, Восток, Египет, История

Previous post Next post
Up