печальный день
Тоска… тоска. В день смерти Брэбдери-тоска, аж падать, она охватила и кружит вокруг, садится, взлетает и снова кружит. Это ж надо оказаться в такой день в больнице - в день смерти и тоски, особенно, когда двери закрываются и не выпускают наружу. И уже сумерки на подходе, они как звездная пыль опутывают окно и проникают в палату, смешивая запах лекарств с запахом ночи. И играет музыка - в такт, отбиваемом пальцами о клавиатуру. Все вместе это составляет бесхитростный вечер его смерти: все вертится вновь и вновь, не останавливаясь даже по такому поводу. Я выхожу в коридор пройтись между палатами, заглянуть в них, перекинуться словечком-другим с больными - которые и слыхом не слыхивали про Брэдбери, а про смерть его подавно. Можно позволить себе выкурить сигаретку с 15летним пацаном в туалете, - так обозначить это событие, ведь ни браги ни виски у меня нет, и нельзя из-за лекарств. Но такой ветерок смерти вокруг - что завывания зимы кажутся такими как жизнь. Куда он улетел? Туда ли, о чем его книжки? Конечно. Поэтому и тревожная тоска, о вечности и небе, но не печаль. Ведь это словно судьба - лететь.
И мы засматриваемся меланхолией: небесные тела красивые и переливчатые, смуглые и златоглазые летят к нам, а ты улетаешь. В добрый час, старик, это судьба - лететь.
