Николай Лесков. Запечатленный ангел
Николай Лесков. Левша
Николай Лесков. Тупейный художник
Николай Лесков. Неразменный рубль
Николай Лесков. Леди Макбет Мценского уезда
Николай Лесков. Очарованный странник
Иван Гончаров. Обломов
Иван Бунин. Жизнь АрсеньеваАндрей Белый. Котик Летаев
Константин Симонов. Живые и мертвыеГайто Газданов. Призрак Александра Вольфа
Владимир Короленко. Без языкаАлексей Арбузов. Жестокие игры
Владимир КороленкоБез языка
В повести «Без языка» Короленко описал горестные похождения украинского крестьянина Матвея Лозинского, которого соблазнили поискать счастья в далекой заокеанской стране. Горькое разочарование постигло наивного крестьянина, поверившего, что там он может найти то, о чем мечтал у себя на родине. Названием повести писатель подчеркнул не только то, что Матвей Лозинский не знает языка той страны, куда он попал, но и что весь его душевный строй, лучшие стороны его натуры -- прирожденная честность, любовь к труду, высокая нравственность, уважение к человеку -- оказываются чуждыми понятиям и буржуазным нравам капиталистической Америки. Не понимая бездушных законов капиталистического города и не приемля их, герой повести живет как бы без языка, не разумея волчьих законов, которым он должен подчиниться. Доведенный до исступления, Матвей говорит: "Слушай ты, Дыма, что тебе скажет Матвей Лозинский. Пусть гром разобьет твоих приятелей вместе с мерзавцем Таманиголлом, или как там его зовут! Пусть гром разобьет этот проклятый город и выбранного вами какого-то мэра. Пусть гром разобьет и эту их медную свободу, там на острове... И пусть их возьмут все черти, вместе с теми, кто продает им свою душу..."
Ближе всего ему оказываются интересы безработных людей, которых капитализм лишил права на существование. На митинге безработных в Центральном парке Матвей осознает себя частью огромного коллектива, находит с ним общий язык. "В первый еще раз на американской земле он стоял в толпе людей, чувство которых ему было понятно, было в то же время и его собственным чувством... Ему захотелось еще большего, ему захотелось, чтобы и его увидели, чтобы узнали и его историю, чтобы эти люди поняли, что и он их понимает, чтобы они оказали ему участие, которое он чувствует теперь к ним... Он не знал, куда он хочет идти, что он хочет делать, он забыл, что у него нет языка и паспорта, что он бродяга в этой стране. Он все забыл и, ожидая чего-то, проталкивался вперед, опьяненный после одиночества сознанием своего единения с этой огромной массой в каком-то общем чувстве, которое билось и трепетало здесь, как море в крутых берегах".
В письмах Короленко, которые он посылал на родину, ярко отразилось его отношение к капиталистической Америке. Писатель указывает на лишенные элементарной человечности принципы буржуазного строя, на рабство, при котором целые народы, как писал Короленко, быстро, словно трава от пожара, исчезают с лица земли.
Николай ЛесковТеперь я не стал бы их писать, но я охотно написал бы «Записки расстриги»… Клятвы разрешать; ножи благословлять; отъём через силу освящать; браки разводить; детей закрепощать; выдавать тайны; держать языческий обычай пожирания тела и крови; прощать обиды, сделанные другому; оказывать протекции у Создателя или проклинать и делать ещё тысячи пошлостей и подлостей, фальсифицируя все заповеди и просьбы «повешенного на кресте праведника», - вот что я хотел бы показать людям… Но это небось называется «толстовство», а то, нимало не сходное с учением Христа, называется «православие»… Я не спорю, когда его называют этим именем, но оно не христианство.
Вообще Лесков прекрасен. Случайно наткнулась на собрание сочинений и перечитала много.
Константин СимоновЖивые и мертвые
- У него сейчас было странное чувство, что тогда одновременно существовало словно бы не одно, а два соседних и разных времени. Одно ясное и понятное, с полетами через полюс, с революционной помощью Испании, с ненавистью к фашизму, с пятилетками, с работой до седьмого пота, с радостной верой, что все выше и выше поднимаем страну, с любовью и дружбой, с нормальными людскими отношениями; и тут же рядом - только ступи шаг в сторону - другое время, страшное и с каждым днем все более и более необъяснимое...
Очень талантливая и живая книга. Прямо модернизм. Очень понравилось.
Андрей БелыйКотик Летаев
Прямо сказать, я даже и подумать о себе не могла, что способна испытывать такую, не побоюсь этого слова, ярость в адрес автора.
Вообще не помню, когда бы это книга меня так сильно раздражала и выводила из себя. Чтобы дочитать до конца, пришлось приложить практически все имеющиеся у меня силы.
Категорически, безусловно не мой автор, брезгливость и раздражение.
Но наличие таланта я не отрицаю. Красивый, гармоничный текст, идея, цельная личность.
Иван БунинЖизнь Арсеньева
Безгранично люблю Бунина.
Гайто ГаздановПризрак Александра Вольфа
Открыла для себя прекрасного автора.
Острый, гибкий, сжатый стиль письма, особенный и неуловимо прекрасный язык. Очень нравится.
Алексей АрбузовЖестокий игры
Мутное и нудное нравоучение и морализаторство. Сперва добейся. Художественной ценности не представляет.
Иван ГончаровОбломов
- Они знали, что в восьмидесяти верстах от них была "губерния", то есть губернский город, но редкие езжали туда; потом знали, что подальше, там, Саратов или Нижний; слыхали, что есть Москва и Питер, что за Питером живут французы или немцы, а далее уже начинался для них, как для древних, темный мир, неизвестные страны, населенные чудовищами, людьми о двух головах, великанами; там следовал мрак -- и наконец все оканчивалось той рыбой, которая держит на себе землю.
И как уголок их был почти непроезжий, то и неоткуда было почерпать новейших известий о том, что делается на белом свете: обозники с деревянной посудой жили только в двадцати верстах и знали не больше их. Не с чем даже было сличить им своего житья-бытья: хорошо ли они живут, нет ли; богаты ли они, бедны ли; можно ли было чего еще пожелать, что есть у других.
Счастливые люди жили, думая, что иначе и не должно и не может быть, уверенные, что и все другие живут точно так же и что жить иначе -- грех.
Они бы и не поверили, если б сказали им, что другие как-нибудь иначе пашут, сеют, жнут, продают. Какие же страсти и волнения могли быть у них?
У них, как и у всех людей, были и заботы, и слабости, взнос подати или оброка, лень и сон; но все это обходилось им дешево, без волнений крови.