Дом под горой
1.
По семейным обстоятельствам я живу на улице Войкова (ага, вспоминается роланбыковский логопед с фефектом ечи), но в этом нет ничего смешного, как, впрочем, и горького, это просто навечно.
Под бревенчатым боком дома - белебеевская автостанция, а ночами горит огонек на загадочной вышке, по субботам - баня, застолье и песни с танцами под гармошку или гитару, не слишком пьяные взрослые глядят друг на друга нежно, а мы бежим гулять по крышам, там яблонь ветки были еще вчера заснеженными, а нынче в окна стучат кулачки ранеток, мел чертит рожицы по железу, по асфальту - классики, мы с подружками предпочитаем играть в "резинки", я опять не допрыгиваю (надо заняться гимнастикой), рот нараспашку разинув, дом дышит дымом - яблочным, сигаретным, березово-банным - и огородом, лениво потягиваясь вместе с дворовой собакой Лаймой и всеми задворками.
Ему пробежаться бы до вершины горы, глянуть за горизонт - что там? Но неподъемны корни, вцепившиеся в улицу Войкова.
2.
В доме на Войкова появился крошечный Лёвка. Он пока не рычит - мяукает. Его мама - художник, у нее получаются ловко тюльпаны, вылупляющиеся из луковиц на разделочных досках. Она красивая и веселая, когда сердится, говорит "у, лошадь страшная".
Они живут в пристрое, вечными новоселами, мы заходим к ним в гости - я и сестра моя старшая. Идем за компанию выгуливать львенка, его мама смеется: "на выход, бабы", и, шутя, называет мою сестру сестренкой, говорит, что и ей "пора бы".
Вместе с Лёвкой в дому завелось молоко "Малютка", я иногда краду его - ложечку - трусливо, зайцем. Долго держу за щекой: так сладко-жутко, и надеюсь, что львенок не обижается.
3.
Главная в доме на Войкова - моя тетя Шура. У нее - работа, три взрослых сына, свекровь, отказавшаяся вставать с постели. Тетя Шура не унывает, не такая, говорит, натура, вечерами берет крючок и вышивает ковер посреди этой канители: по бескрайнему синему морю бесшумно распускаются алые лепестки, золотые веточки…
Уморилась малость, улыбается нам с сестрой тетя Шура, может, по чаю, девочки?
4.
Тетя Шура умерла от инсульта, внезапно: возвращалась с рынка (базар образовался на месте станции).
В доме на Войкова давно нет ни песен, ни танцев - он продан под склад и заперт.
Огонек на вышке все также горит, а гора почему-то стала ниже. Я иногда проезжаю мимо, из Уфы транзитом, гляжу в знакомые окна, но за стеклом никого не вижу. Хотя, если всмотреться ближе, все так же волнуется на стене сине-алое-золотое море, по-вангоговски сумасшедшее, мы сидим за столом, пьем чай, и, по-прежнему, восемь - мне.
Дети не знают времени - ни будущего, ни прошедшего.
По семейным обстоятельствам я живу на улице Войкова (ага, вспоминается роланбыковский логопед с фефектом ечи), но в этом нет ничего смешного, как, впрочем, и горького, это просто навечно.
Под бревенчатым боком дома - белебеевская автостанция, а ночами горит огонек на загадочной вышке, по субботам - баня, застолье и песни с танцами под гармошку или гитару, не слишком пьяные взрослые глядят друг на друга нежно, а мы бежим гулять по крышам, там яблонь ветки были еще вчера заснеженными, а нынче в окна стучат кулачки ранеток, мел чертит рожицы по железу, по асфальту - классики, мы с подружками предпочитаем играть в "резинки", я опять не допрыгиваю (надо заняться гимнастикой), рот нараспашку разинув, дом дышит дымом - яблочным, сигаретным, березово-банным - и огородом, лениво потягиваясь вместе с дворовой собакой Лаймой и всеми задворками.
Ему пробежаться бы до вершины горы, глянуть за горизонт - что там? Но неподъемны корни, вцепившиеся в улицу Войкова.
2.
В доме на Войкова появился крошечный Лёвка. Он пока не рычит - мяукает. Его мама - художник, у нее получаются ловко тюльпаны, вылупляющиеся из луковиц на разделочных досках. Она красивая и веселая, когда сердится, говорит "у, лошадь страшная".
Они живут в пристрое, вечными новоселами, мы заходим к ним в гости - я и сестра моя старшая. Идем за компанию выгуливать львенка, его мама смеется: "на выход, бабы", и, шутя, называет мою сестру сестренкой, говорит, что и ей "пора бы".
Вместе с Лёвкой в дому завелось молоко "Малютка", я иногда краду его - ложечку - трусливо, зайцем. Долго держу за щекой: так сладко-жутко, и надеюсь, что львенок не обижается.
3.
Главная в доме на Войкова - моя тетя Шура. У нее - работа, три взрослых сына, свекровь, отказавшаяся вставать с постели. Тетя Шура не унывает, не такая, говорит, натура, вечерами берет крючок и вышивает ковер посреди этой канители: по бескрайнему синему морю бесшумно распускаются алые лепестки, золотые веточки…
Уморилась малость, улыбается нам с сестрой тетя Шура, может, по чаю, девочки?
4.
Тетя Шура умерла от инсульта, внезапно: возвращалась с рынка (базар образовался на месте станции).
В доме на Войкова давно нет ни песен, ни танцев - он продан под склад и заперт.
Огонек на вышке все также горит, а гора почему-то стала ниже. Я иногда проезжаю мимо, из Уфы транзитом, гляжу в знакомые окна, но за стеклом никого не вижу. Хотя, если всмотреться ближе, все так же волнуется на стене сине-алое-золотое море, по-вангоговски сумасшедшее, мы сидим за столом, пьем чай, и, по-прежнему, восемь - мне.
Дети не знают времени - ни будущего, ни прошедшего.