Сплетённые нити дня
Суббота. Акватория Красного моря близ пляжей Эйлата переполнена весело снующими плавсредствами. Это лодки и лодочки, катера и катерки, яхты и яхточки. Они носятся туда-сюда, как собаки на площадке для выгула, я так и вижу их высунутые языки и бешено виляющие хвосты. А парусники движутся медленно и грациозно, как модели на подиуме.
Вдоль берега совершает челночные рейсы молодой человек. Он стоит на чем-то плоском в форме лодки и широко загребает веслом, не забывая при этом красиво напрягать бицепсы, трехглавые плеча, широчайшие спины, само собой кубики пресса - в общем, всё то, что рисовальщики так любят изучать по книге «Пластическая анатомия человека и животных».
Сквозь шелестящий вокруг меня иврит тонким ростком пробивается русская речь. Женщина сидит, лежит и снова сидит в тени, разговаривая по телефону. Когда я уходил оттуда через два часа, она всё ещё разговаривала.
Приятно взять в руку несколько нагретых камушков и перебирать их в ладони. Все так делают. Они почти живые и цокают друг о друга с таким специальным звуком, как птенцы.
На обратном пути меня остановила музыка. Три девушки в одинаковых длинных платьях играли на скрипках под громкое сопровождение из колонок. Это была какая-то обработанная классика, что-то быстрое, ритмичное, экспрессивное и знакомое. Вся набережная замерла, слушая их. Я тоже постоял, но минут через десять вынужден был сбежать. Музыка легко срывает все защитные экраны, прорывает плотины, сдирает навёрнутые слои и развеивает иллюзии. Выдержать это невозможно.
По возвращении домой получил от Ривки подарок, собственноручно изготовленного ею хомячка. Сзади у него нарисован хвостик.
(под катом еще четыре)
Вдоль берега совершает челночные рейсы молодой человек. Он стоит на чем-то плоском в форме лодки и широко загребает веслом, не забывая при этом красиво напрягать бицепсы, трехглавые плеча, широчайшие спины, само собой кубики пресса - в общем, всё то, что рисовальщики так любят изучать по книге «Пластическая анатомия человека и животных».
Сквозь шелестящий вокруг меня иврит тонким ростком пробивается русская речь. Женщина сидит, лежит и снова сидит в тени, разговаривая по телефону. Когда я уходил оттуда через два часа, она всё ещё разговаривала.
Приятно взять в руку несколько нагретых камушков и перебирать их в ладони. Все так делают. Они почти живые и цокают друг о друга с таким специальным звуком, как птенцы.
На обратном пути меня остановила музыка. Три девушки в одинаковых длинных платьях играли на скрипках под громкое сопровождение из колонок. Это была какая-то обработанная классика, что-то быстрое, ритмичное, экспрессивное и знакомое. Вся набережная замерла, слушая их. Я тоже постоял, но минут через десять вынужден был сбежать. Музыка легко срывает все защитные экраны, прорывает плотины, сдирает навёрнутые слои и развеивает иллюзии. Выдержать это невозможно.
По возвращении домой получил от Ривки подарок, собственноручно изготовленного ею хомячка. Сзади у него нарисован хвостик.
(под катом еще четыре)