Зачумленный сон воды,
Ржавчина волны...
Мы - забытые следы
Чьей-то глубины.
Брошенные дома зачастую мрачные, тяжелые какой-то непонятной грустью, давящие своей бедой. Там можно найти много всего, помнящего радость или горе хозяев, но совершенно не хочется брать это с собой.
В Припяти люди уходили срочно, бросая все нажитое и дорогое для себя, им же говорили, что можно будет вернуться через пару дней... Вернуться не удалось даже в ближайшие годы. Потом там хозяйничали мародеры, раскидав и разбив все, до чего дотянулись руки, вынося все более-менее ценное. Там какая-то тоска и пустота на сердце, вынуждающая уходить как можно быстрее, не задерживаясь и не оглядывась.
В России можно найти старые деревни, откуда люди уходили неспеша, прихватив с собой накопленное, не рассчитывая возвращаться. Молодые уходили, старики умирали там, где выросли...Заброшенные дома, опустелые подворья, местами видные следы починки, но починки уже не крепкой, хозяйственной, а какой-то агонизирующей, небрежной. Прошлая жизнь умерла, теперь там другая жизнь - жизнь природы, потихоньку разрушающей все то, что сделал человек, приводящей все в первозданный порядок. Живая картина того, что будет, если человечество вдруг исчезнет.
В таких домах сумрак, сырость, гулкая пустота. Там очень много старинных вещей, не понадобившихся на новом месте, - прялки, упряжь, колыбели, потерянные монеты, настенные часы, деревянные ложки...Но как будто что-то гладит бархатной лапкой по ушам: не бери, не надо, уходи, это прошлое, тебе не место здесь.
Но вспоминается один дом в дальнем Подмосковье...Деревенька домов на двадцать, когда-то сделанная на совесть, но потихоньку вымершая и разрушенная, где-то больше, где-то меньше, но уже давно покинутая обитателями; на околице домик на три окна, гораздо меньше, чем остальные, но какой-то светлый, притягивающий...Чуть скрипнувшее крыльцо, запах старого деревенского дома, яркое солнце во все три окна и пролом в крыше. И дикая кошка с котятами в углу. Деревянные миски на столе, полосатые половики на полу, русская печь...На всем толстый слой пыли, но не следа озлобленности, покинутости, дряхлости. Только благородная тихая старость. Кажется, что хозяева ушли недалеко, ненадолго и вот-вот вернутся.
Не вернутся. За домом два креста, мужское имя и женское, сроки жизни - оба глубоко за девяносто и даты смерти - одна после другой всего на месяц. Простите, если нечаянно натоптала...
Этот дом единственный, откуда я унесла его частичку - игрушку, деревянного самодельного котенка с треть ладони, на которого чуть на наступила, зайдя в горницу. Сейчас этот котенок у племяшки, самая дорогая вещь, на ночь укладываемая на подушку и таскаемая с собой везде. Зовут его Домовой.