Лидия Степановна с моей куклой...
До войны Л.С. жила в Струнино. Тогда оно еще относилось к Мос. области. Там и войну встретила. Отец ушел на фронт, мать работала на местной ткацкой фабрике, днем - 12 и больше часов у станка, и на ночь там же, под станком… Детей дома - трое, Лидочка, 12 лет, старшая, весь дом вела. Всех накормить, чем огород богат, старшего, - в школу собрать, уроки помочь сделать, валенки - одни на двоих… Младшую, 2,5 лет, развлечь… Иногда и кукол ей делала. Из какой-нибудь домашней ветоши, «ничего ведь не было», сокрушается Лидия Степановна… И ткани были тогда совсем другие, чем сейчас: «ну ситец и сатин всегда были, а то вот миткаль…, рубчик…, фланельку такую бумазейкой звали», «мать нам все из своего перешивала, а мы из своего - кукол»…
После войны сильно голодно было, даже тяжелей чем в войну, в школе, после второго урока, детям выдавали маленький кусочек хлеба и чайную ложечку сахара… «Ссыпешь этот сахар в бумажечку - и домой, там брат, сестренка маленькая…» Но школу, все заканчивали хорошо: весь класс уехал «в Москву поступать», все получили высшее образование… Сама Л.С. 30 лет впоследствии проработала директором школы в Клайпеде. Вспоминает, что к выпускному вечеру всем девочкам в классе от школы подарили по отрезу цветного сатина на платье, а ребятам - черного… Только никто не стал обшиваться, - пришли «у кого, что было, в том и пришли…»
У матери всегда был ткацкий станок, сами ткали половики… Заправлять станок - отцова работа всегда была, «я даже и не знала никогда, как это делается», а ткали мать и девочки… Вся деревня ткала из кромки… Это «целое культурное мероприятие» было: местная фабрика кромку выбрасывала, кто-то там, видно, работал, потому, что узнавали, когда и где будут выбрасывать. Вот женщины собирались по нескольку человек, с детьми, с подругами и шли эту кромку собирать. Кромка была цветная, детям она казалась ужасно красивой, скручена в мотки, и собирали ее целыми мешками… «У матери и по сей день бы лежали на чердаке мешки с этими мотками», и станок там же был, да теперь уж все, что было - повыбросили… Несколько лет назад Л.С. отдала материн дом своему племяннику: «жаль его, сиротой остался…» , жене племянника показалось тесным жить с чужим барахлом под одной крышей, и все выбросили, без вопросов и сомнений… С тех пор Л.С. в «мамин дом» не ездит, хоть и зовет племянник… Со слезами вспоминает «мамины вещи», с которыми связано и ее нелегкое детство, выпиленный сад, братову коллекцию: брат работал на фабрике ткани, художником, разрабатывал узоры для ситцев и, за все годы работы скопил большую коллекцию образцов «своих тканей». А отец с войны пригнал 2 трофейных мотоцикла, рабочие были, однажды подъехала машина и племянник сдал их в металлолом… - К чему теперь говорить «как ты мог?», - сетует Л.С., - «в памяти всё осталось»…