📝 Про Нику Гольц
Долгая сказка детства
Карина Зурабова // «Дошкольное воспитание» №6, 2013 год.
Однажды, гуляя по набережной Яузы, я увидела античный храм. Белоснежный, с портиком, с кариатидами!.. Мне объяснили, что это шлюз, а построил его Георгий Гольц, «конструктивист-романтик». Его называли «Брызги шампанского».
Гольц учился во ВХУТЕМАСе, был актером и режиссером, театральным художником и архитектором, водил знакомство с Владимиром Маяковским и играл в его пьесах. Его любили ученики, ему подражали молодые; получив Сталинскую премию, добрую половину он раздал своим сотрудникам. Его проекты побеждали на конкурсах и выставках, но реализовывались часто проекты других.
В 1925 г. Георгий Гольц побывал в Италии - и отказался от «современного аскетизма» в пользу классики. Тогда-то и появился этот Эрехтейон на Яузе. И имя дочери он тоже выбрал оттуда, из античности, - Ника, или Нике звали крылатую богиню победы.
Работать папа любил под классическую музыку, - вспоминает Ника Георгиевна. - Из книг перечитывал Марка Аврелия и Эккермана "Разговоры с Гёте". Мое детство было счастливым. Все было счастьем».
Образ отца - блестящего, красивого, любящего - «Он все любил!» - наверное, сформировал у девочки идеал художника и вообще человека. А мама была балериной-босоножкой, пока не оставила танцы ради семьи. Ей Ника обязана любовью к классической литературе, но главным учителем в профессии, творчестве и жизни был отец.
Они жили в доме в Мансуровском переулке, во дворе росла яблоня, которую отец посадил семечком. В двух комнатах вместе с ними жили коты, пес - друг Никиного детства, летали птицы. В третьей комнате жила сестра отца - физиолог по профессии, она была прекрасной пианисткой; отец играл на виолончели, они вместе музицировали. На столах, на рояле Steinway валялись листы с проектами, с эскизами театральных костюмов, а когда ребенка надо было «заткнуть» книжкой, ему давалась книга по искусству. Шансов не стать художником у девочки не было. «Думаю, что все лучшее, что есть в моем творчестве, идет из моего детства», - напишет Ника Георгиевна спустя много лет.
Незадолго до войны построили дачу под Москвой. Строили, естественно, по проекту отца. Летняя русская дачная жизнь цвела там во всей красе: собирались друзья, родственники - поэт П. Антокольский, артист Д. Журавлев, коллеги-архитекторы. Стихи читали, пели, устраивали детские спектакли.
Ника Георгиевна хорошо помнит, как в 1938 г. арестовали тетю. В том же году сама она поступила в художественную школу. В начале войны школа была эвакуирована в Башкирию, ученики жили в селе, летом работали на молотилке, собирали подсолнухи. Потом приехал папа и забрал Нику в Чимкент. Вернувшись в Москву в 1943 г., она поступила в Суриковский институт.
В 1946 г., когда Нике было двадцать лет, счастливое детство кончилось - Георгий Гольц переходил Садовую улицу, и его сбила машина; через четыре дня он скончался в больнице. Со временем Ника Георгиевна уверилась, что это не было случайностью.
Ника рисовала всегда, наверное, как родилась. Сшивала маленькие книжечки, с жуткими ошибками записывала какие-то истории и рисовала к ним картинки. Эти книжечки обозначались так: «НИКИЗДАТ». Родителей не было в Москве, Ника жила с тетей, когда решила поступить в МСХ-Ш - художественную школу, это был ее первый самостоятельный шаг. В МСХ-Ш давали очень серьезные основы мастерства, и девушка училась там с упоением. Когда же она собралась в Суриковский институт, в случае неудачи выбрала такую альтернативу: «Пойду работать в зоопарк. А потом снова буду поступать». Но с зоопарком не вышло - приняли сразу. Причем о графике она тогда не помышляла - училась на отделении монументальной живописи у Николая Михайловича Чернышева.
Монументалистом Ника не стала, единственная ее работа в этом жанре - в театре Натальи Сац на Воробьевых горах: она расписала стену в театре по эскизам отца и оформила балет, поставленный на основе его спектакля-пантомимы.
А тогда, в 1946-м, когда не стало Георгия Павловича, мир рухнул. Но надо было как-то жить, надо было восстанавливать дачу, пострадавшую во время войны, продали тетин рояль, но пенсии за отца на все не хватало, и Ника взялась рисовать открытки. Затем какие-то иллюстрации. А потом ей заказали «Стойкого оловянного солдатика» Андерсена, и это было безмерным счастьем!
Так она пришла в книжную иллюстрацию. В иллюстрации есть что-то общее с монументальной живописью: в обоих случаях ты имеешь дело с вещью, объясняла Ника Георгиевна, книжным листом или стеной здания, и главная задача - правильно организовать пространство этой стены или этого листа. А еще иллюстрация сродни переводу - это перевод текста автора на язык художника. А еще иллюстрация - это театр, со своими декорациями, костюмами, актерами, освещением, режиссурой, - спектакль, поставленный художником «по пьесе» автора... Не зря в детстве Ника любила читать Шекспира и разглядывать книги по истории костюма! Ника Гольц обладала характером независимым и оригинальным. Как и отец, не могла переломить себя ради чего бы то ни было. Но если независимый академик архитектуры вызывал у начальства серьезное недовольство, то независимый иллюстратор детских книжек вполне мог рассчитывать на понимание. В детской книге художникам сходило с рук многое, что в другой ситуации могло прослыть формализмом. И тут дело даже не в идеологии: Ника Георгиевна вспоминает, как она принесла главному художнику Детгиза свои иллюстрации к «Дюймовочке». Все было прекрасно, пока не дошло до эльфов. Борис Александрович Дехтерев просто за голову схватился, увидев Никиных бесенят с торчащими ушками, - сам-то он рисовал их к той же «Дюймовочке» в виде нежных ангелочков. Но художница объяснила ему, какие они - ее эльфы, и он согласился с их существованием. И пропустил в печать.
Этот случай стал для Ники Гольц образцом в творческих взаимоотношениях. В свою очередь оценивая работы молодых, она с уважением подходила к миру, созданному художником, и советы давала только по существу. «Главное, чтобы работа была сделана убедительно и талантливо».
Тогда, в «дехтеревский период» Детгиза, детскую книгу творили убедительные и талантливые иллюстраторы. И это компенсировало и несовершенство полиграфии, и плохую бумагу, и даже идеологическую цензуру. Ее, кстати, обойти не составляло труда. «Когда мне предложили проиллюстрировать рассказ про Ленина, - вспоминает художница, - про какие-то дурацкие чистые тарелки (очевидно, это был известный рассказ Бонч Бруевича «Общество чистых тарелок»), я не смогла отказаться, но нарисовала просто три тарелки, и все».
Я должна не просто любить, я должна обожать своего автора! - объясняет Ника Георгиевна. - Иначе я не могу работать». Так она влюблялась в Оскара Уайлда, Владимира Одоевского, Вильгельма Гауфа, Антония Погорельского... К сказкам Андерсена возвращалась много раз, делала и черно-белые иллюстрации, и цветные. Она ездила в Данию, где у нее оказались друзья-русисты, и после этого стала понимать Андерсена как-то по-новому. За шесть лет она оформила семь книг Андерсена и именно за это в 2005 г- получила серебряную медаль Академии художеств, а год спустя за иллюстрации к сборнику «Большая книга лучших сказок Андерсена» была награждена дипломом Международного совета по детской книге.
Удивительные отношения сложились у нее с Александром Шаровым. Иллюстрировать Ш. Перро или Н. Гоголя - это одно дело, а живого автора - совсем другое: могут случиться досадные разногласия. С Шаровым они совпали. Ника приходила к нему домой, и они работали вместе. Любимой ее работой стала книжка о сказочниках «Волшебники приходят к людям» - этот жанр принято называть научно-популярным. Какими должны быть картинки к такой книге? Как проиллюстрировать мысль о сходстве сюжетов «Амур и Психея» и «Аленький цветочек»? Как изобразить понятие «фольклор»? Как совместить «Песнь о Гайавате» с «Коньком-горбунком»? Но, должно быть, работа с живым писателем имеет свои преимущества, и Ника Гольц очень эмоционально восприняла все его мысли - рисунки получились неожиданными и точными, с тонкими графическими и смысловыми оттенками. Так, наблюдая беседу А. Пушкина с автором «Конька-горбунка» П. Ершовым, каждый по рисунку Н. Гольц поймет, что Ершов - это человек, а Пушкин... Пушкин - что-то из другого мира. «Пушкина я просто не рискую иллюстрировать, потому что это какая-то запредельная для меня высота, которая, быть может, и не нуждается в иллюстрации... Он настолько прекрасен», - говорила Ника Георгиевна. И это отношение прочитывается в ее рисунке!
А чего стоит выставка сказочных коней!.. Тут и огненные кони Гелиоса, и былинный конь Ильи Муромца, и крылатый Пегас, и Росинант, и кони-мышки из «Золушки», и конь, служивший Бабе Яге, и конь-оборотень, и даже кентавр - все по тексту научного исследования, и все - живое, яркое, с характером. Характер - одно из узнаваемых свойств рисунка Ники Гольц, характер и изящество образа.
Наверное, невозможно сосчитать всех иллюстраторов Андерсена - любой «детский» художник мечтает о такой работе, любой берется за нее с радостью. Я помню, в детстве мне нравились все книжки Андерсена - все были с красивыми, «сказочными» картинками. Но такого Оле-/1укойе, как у Ники Гольц, я не встречала нигде: это никакой не гномик, а тоненький, нарядно одетый человечек с красивым зонтиком, грациозный, как учитель танцев. Совершенно непривычный - но с ним сразу примиряешься, так он хорош. Замечательна Снежная королева, едва намеченная тонкими, острыми линиями в кутерьме метели, в полете сказочных саней, - Снежная маска какая-то! А торжественное шествие Голого короля напоминает балет - так элегантно король и его свита выкидывают в сторону правую ножку.
Любимая тема художницы - эльфы и тролли. Эльфы в ее понимании, конечно на ангелочков никак не похожие. Вот злые тролли из той же «Снежной королевы» - причудливые, страшные, смешные, они несут волшебное зеркало, летят с ним в ночном небе, и это удивительно красиво. Вот Стеклянный человечек из сказки В. Гауфа «Холодное сердце» - сразу видно, что он стеклянный и что он гном. Тонкий, строгий, с длинным носом, хитрой улыбкой и острыми коленками. А как весело отплясывают счастливые Маленькие человечки из сказки братьев Гримм!..
Надменные принцессы, лохматые великаны, медведи и ласточки, бедные падчерицы и глуповатые короли - все это сказочное население воссоздано в иллюстрациях Ники Гольц с мастерством и любовью. Но два автора представляются мне полностью созвучными характеру ее таланта - это Э.-Т.-А. Гофман и Н. Гоголь.
«Мне хочется проиллюстрировать его всего», - говорила Ника Георгиевна про Гофмана. Она и иллюстрировала, кажется, все его сказки, хотела еще нарисовать «Жизнеописание кота Мурра» - но не успела. Удивительный мир Гофмана, где граница между землей и небом, людьми и духами постоянно нарушается, мир фантасмагории, гротеска, язвительной иронии, мир наивных чудаков-поэтов, самодовольных ремесленников и противоборствующих магов и колдуний - он известен Нике Гольц подробнейшим образом. В нем кипят огненные страсти. Удивительно динамичны композиции к «Крошке Цахесу»: множество фигур словно порывом бури обращены к уродцу-карлику - так наглядно передана сила волшебства. Валтазар и его друзья, идущие разрушить власть Циннобера, чуть иронично изображены в героической позе античных тираноборцев - в развевающихся плащах и... с лорнетом в руке. Но ярче всего вышли иллюстрации к сказке «Золотой горшок», и неудивительно - сам Гофман считал ее лучшим своим произведением, он говорил: «Такого, как "Золотой горшок", мне уже не написать!». Сказка эта вся пронизана желанием любви, страсти героев сотрясают землю и небо. Удивительно, как в черно-белых иллюстрациях передано пылание мага Саламандра, грациозное скольжение изумрудной змейки, волшебные голоса, шелестящие в кусте бузины. На форзаце книжки "Золотой горшок и другие истории" в чудесный, плотный узор из цветов и птиц вплетены все сказочные персонажи: господин Дроссельмейер из «Щелкунчика», Крошка Цахес, страус-швейцар и в центре, как солнце любви, золотой горшок и прекрасная змейка Серпентина.
Леонардо да Винчи говорил, что художник всегда рисует себя. Кто же из персонажей Ники Гольц ближе всего к ней по облику? Уж конечно, не сказочные красавицы. К красавицам она относится несколько настороженно; в лучшем случае очертит их плавной, чистой линией, а чаще в них проступают надменность, жеманство или просто пошлость. Ее герой - это чудак-романтик, влюбленный поэт с лицом, обращенным к звездам, готовый на подвиг. «Я, конечно, тоже всегда рисовала себя. Но если вы хотите, чтобы я назвала конкретного персонажа, то пусть это будет Перегринус Тис из произведения Гофмана "Повелитель блох"», - говорит художница. Однако то же лицо мы видим у студента Ансельма из «Золотого горшка», и у Валтазара из «Крошки Цахеса», и у Маленького Ганса из «Преданного друга» Оскара Уайлда - благородство и простота, удивленный взгляд, открытость чувству. Может быть, это унаследованные черты отца?
Истинная родина этого героя - волшебный Джиннистан, страна духов и фей, в которой Ника Гольц чувствует себя вполне непринужденно.
Николай Васильевич Гоголь всегда тяготел к сказке, к чудесному и фантастическому; романтический темперамент и язвительный сарказм роднят его с Э.-Т.-А. Гофманом. Это все почувствовала художница, иллюстрируя «Петербургские повести». По ее словам, «это очень трудная, очень тяжелая вещь», но она хотела бы к ней вернуться, сделать снова. Петербург в ее рисунках - тот самый город, где «сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все не в настоящем виде», город мучительной суеты, тяжелого сна. Великолепен Поприщин - испанский король из «Записок сумасшедшего». Страшный старик-дьявол, вылезающий из рам в повести «Портрет». Но такого Акакия Акакиевича Башмачкина вы не найдете ни у кого, даже в неоконченном фильме Ю. Норштейна. С истинной любовью нарисованы его черты.
Вот он сидит над бумагой, согнув спину и вытянув шею, скрипит перышком и... улыбается. Гоголь про эту улыбку не писал, а художница увидела. Вокруг серые угловатые фигуры, сутолока, болтовня, бумажки ему на лысину сыплют - а он светится весь. Вот Акакий Акакиевич дома, сидит, завернувшись в халат, улыбается... а над ним реет шинель -«он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели». Вот он, счастливый, погрузившись в новую шинель, идет среди безликих теней по улице, а вот - страшный миг! - какое-то мировое зло, черное, когтистое, вытряхивает его из этой шинели на снег. Столько динамики в этом рисунке, столько живого отчаяния, что у самого отпетого двоечника возникнет порыв прочитать про этого несчастного взъерошенного человечка.
Ника Гольц очень любила путешествовать - тратила на это все свободные деньги и время. Италия, Египет, Англия, Тунис, Шотландия потом оживали в ее рисунках. Чтобы сосредоточиться на новой работе, она старалась как-то скрыться от внешнего мира - лучше всего это удавалось сделать в метро или троллейбусе, там ей часто являлись первые «зацепки» к образу.
В перерывах между заказами и просто для себя Ника Георгиевна писала пейзажи и цветы. Она не любила слово «натюрморт», оно отдает кладбищем, гораздо точнее, считала она, называть этот жанр по-немецки: Still Leben - «тихая жизнь». «Потому что это не мертвая натура. Это тихая жизнь...». Говорят, в цветах на ее рисунках тихо жили маленькие человечки, эльфы, они плясали, летали, кувыркались, и дети их сразу замечали, а взрослые нет. Но, даже если не видеть эльфов, достаточно взглянуть на ее «Чертополох», чтобы почувствовать его одухотворенность: он живет такой затейливой, богатой, красивой жизнью. Эта одухотворенность, красота и необычность привлекали к Нике Гольц огромное число любящих ее людей. Они окружали ее до последних дней. Одного из них, художника Максима Митрофанова, я сердечно благодарю за помощь в подготовке материалов для этой статьи.
Click to view