мысли: сидя на морфологии и наблюдая чужой затылок, Исакиевский Собор и лектора...
Люди повсюду. Люди движутся по поверхности, спускаются под землю, взмывают к облакам и даже выше.
Люди чертят на огромном поле земли иероглифы своих извилистых или (так почти никогда не бывает) прямых путей. Каждый из них - всего лишь грифель в чьих-то огромных, сильных и ловких руках. Хрупкий, легко крошащийся в пыль, в прах, в Ничто, стержень обернут в мягкую, природно-родную, вырванную из тела земли оболочку.
Ими чертят мир, пишут никому на земле непонятные сказки, зачеркивают написанное, снова пишут сверху. Должно быть, если взглянуть на землю глазами обладателя тех самых рук, которые держат в руках одновременно миллиарды людей-карандашей, - то можно увидеть человеческий мир в виде величайшего палимпсеста
[Палимпсест. Чужеродное слово и на вкус напоминает причудливую смесь диковинного тропического фрукта, древесной коры и графита.]
Люди исчертили собой километры и сотни километров; их пути пересеклись в тысячах точек, переплелись в плотную сеть.
Если бы кто-нибудь и захотел оглянуться на прочерченный им знак, он бы не различил, где начинается его черта и начинается чужая - столько раз пересеклись его и чужие пути. И места пересечения уже давно припорошены грифельной крошкой ожиданий и обид, которая растирается и расплывается дымкой предубеждений и равнодушия.
Не свести концов с концами. Не отыскать начала начал.
Люди чертят на огромном поле земли иероглифы своих извилистых или (так почти никогда не бывает) прямых путей. Каждый из них - всего лишь грифель в чьих-то огромных, сильных и ловких руках. Хрупкий, легко крошащийся в пыль, в прах, в Ничто, стержень обернут в мягкую, природно-родную, вырванную из тела земли оболочку.
Ими чертят мир, пишут никому на земле непонятные сказки, зачеркивают написанное, снова пишут сверху. Должно быть, если взглянуть на землю глазами обладателя тех самых рук, которые держат в руках одновременно миллиарды людей-карандашей, - то можно увидеть человеческий мир в виде величайшего палимпсеста
[Палимпсест. Чужеродное слово и на вкус напоминает причудливую смесь диковинного тропического фрукта, древесной коры и графита.]
Люди исчертили собой километры и сотни километров; их пути пересеклись в тысячах точек, переплелись в плотную сеть.
Если бы кто-нибудь и захотел оглянуться на прочерченный им знак, он бы не различил, где начинается его черта и начинается чужая - столько раз пересеклись его и чужие пути. И места пересечения уже давно припорошены грифельной крошкой ожиданий и обид, которая растирается и расплывается дымкой предубеждений и равнодушия.
Не свести концов с концами. Не отыскать начала начал.