И вот, наконец, последний день на воде. Когда я проснулся часов в 7 утра (благодаря гутен-моргену по громкой связи), мы уже давно снялись с якоря и шли под дизелем (ветер опять скис). Я как раз успел позавтракать и вылезти на палубу чтобы углядеть каких-то двоих незнакомых типов в светящихся куртках, перелезающих через борт. Подойдя поближе, я заметил, что рядом с тем бортом параллельным курсом идет катер с надписью Pilot. Лоцманы, догадался я.
Вскоре появился берег, сначала слева, а потом и справа, но все еще вдалеке.
Где-то к обеду берега сблизились и можно было уже догадаться, что мы находимся в эстуарии Темзы. Все выползли на палубу и осматривали окрестности. Постепенно река заполнялась всевозможными судами, от мелких парусников до прогулочных катеров.
Все они пытались подобраться к нам поближе, и со всех люди махали нам руками. И мы тоже им махали. Я, например, стоял на баке и махал, держа ладонь вертикально, поворачивая ею из стороны в сторону, как делают представители королевской семьи.
Но вот мы уже проходим Thames Barrier (защищающий Лондон от наводнений):
А вот и Гринвич по левую руку проплыл:
Осталось всего пару миль до моста, и мы начинаем поднимать паруса. Пошли вверх грота-стаксель, кливер и летучий кливер, затем нижние фор и грот марсели, а сразу за ними и верхние, затем фор и грот брамсели, оба бом-брамселя, фор и грот (несколько человек минут десять прикольно прыгали по палубе, пытаясь выпрямить нижнюю шкаторину) и, наконец, ни разу не поднимавшаяся за наше путешествие бизань.
А вот и последний поворот реки, и вот перед нами мост Тауэр. Однако же он закрыт, и по нему вовсю едут дабл-декеры и легковушки. Мы сбрасываем ход, но все равно продолжаем приближаться неумолимо все ближе и ближе, уже видны лица людей, стоящих на мосту и смотрящих на нас -
и вот, ура, мост медленно начинает подниматься, и мы устремляемся вперед.
Мост все ближе и ближе, и вот уже бушприт под мостом, а вот и фок мачта, ну а теперь уже и грот, вся эта пирамида парусины высотой в 35 метров - уф, прошли, ну а теперь бизань, и все, быстро-быстро убираем все паруса: мы втроем быстро убрали наши грота-стаксель кливер и летучий кливер, все остальные тоже без дела не сидели, звучит команда клардек, и мы начинаем сматывать веревки, а между тем по левому борту уже приближается громада (на нашем фоне) Белфаста.
Там уже стоят трое чуваков в касках, которые готовы принять бросательные концы с грузиком на конце (если надо - на каску). И вот пошел первый конец - с носа, затем второй, третий, четвертый, и вот мы уже пришвартованы носом и кормой, и англичанин по ту сторону спрашивает у капитана: "так вы в понедельник уходите, да?" Спрашивает на английском, и отвечают ему на том же языке. Хочется крикнуть: "где же ты был все это время, чувак?"
А между тем, мы пришли. Плавание, пройдя сквозь оглушительное крещендо прохода под мостом, закончилось, и капитан сошел с мостика. Мы заканчиваем сворачивать веревки, и все, наше участие в жизни корабля, по сути дела, закончено. Вечером идем все вместе в St. Catharine's docks, где Арьян, проигравший спор, ставит всей нашей вахте по пиву, а в полночь ему уже надо возвращаться на борт - у него harbor watch. Возращаемся и мы, по-залихватски отвечая на вопрос ночного сторожа императорского музея "Белфаст": "да тутошние мы, с корабля". За иллюминатором болтается кранец Белфаста, величиной с приличного размера крейсерскую яхту. С утра завтракаем, и разбегаемся по городу. Я успел посетить национальную картинную галерею - там сейчас выставка Веронезе, в рамках которой поздоровкался в том числе и с "сном Св. Елены", старой знакомой, которую я уже видел недавно в Париже, затем обратно на корабль за вещами, и в аэропорт. Трогательные сцены прощания с совахтенными. Все спрашивают: ну ты ведь и в следующем году пойдешь на Алексе? Отвечаю: да, конечно. Сам, однако, сомневаюсь: выдержу ли еще неделю исключительно немецкого языка. Однако сомнения сомнениями, а с момента возвращения немецким я занялся всерьез.