Хинганский заповедник. В зимних дубравах.
Утро в дубраве.
Вот и подошёл к концу третий месяц зимы. Впереди ещё два. В этом году морозы не так сильны, как в прошлом, а январь и вообще порадовал относительным «теплом». Это не пропустили птицы и зимний лес наполнился песнями синиц и поползней. В такую погоду грех не выехать в лес, тем более что вот уже два месяца не брал в руки фотоаппарат.
Зима - время камеральных работ, но долгое сидение за столом надоедает, и взоры всё чаще устремляются в окно, за которым маячит морозная снежная даль. Вскоре желаемое совпало с необходимыми работами в горнолесной части заповедника, и, собрав свой нехитрый скарб, на неделю покидаю посёлок.
Так выглядит Атамановская дорога зимой.
Осины чаще всего вырастают на месте сведённых кедрачей.
Место моего базирования расположено в 16-ти километрах от железнодорожного посёлка Урил. Ведёт туда старая лесная дорога, под названием Атамановская, поименованная так в честь одной из уже канувших в лету немногочисленных окрестных деревень. Проложена она по вершине увала, служащего водоразделом двух речек заповедника - Урила и Грязной. По дороге тянется снегоходный след - то неделей раньше были здесь мои коллеги. В конце пути меня встречает довольно дрянное зимовье, с громким названием «кордон Чесночиха». Построенное кое-как в неудачном сыром месте, оно быстро обветшало и прогнило. Крыша сильно протекает, щелястые стены, перекошенная дверь и плесневый запах не добавляют уюта.
Вечер на избушке.
Но какой бы ни была эта избушка, зимой бы без неё пришлось туго, и все досадные неурядицы уходят на второй план - главное крыша и стены, а внутри можно создать комфортную температуру, натопив железную печь. Местный инспектор, нарезав кустов лещины, соорудил вокруг сруба подобие плетня, засыпав образовавшуюся полость снегом по самую крышу избушки. Так тёплый воздух дольше задерживается внутри и не выдувается ветром. Ещё одно неудобство этого зимовья - отсутствие близкого ручья. В истоке Чесночихи даже летом вода бывает лишь после сильных дождей, в остальное время в поисках её нужно далеко спускаться вниз по течению. Зимой спасает наличие снега, который и приходится растапливать. Когда же талая вода сильно надоест, можно выкроить немного времени и спуститься на полкилометра ниже, накрошить льда - там ручей намораживает небольшую наледь.
Молодой волк - остатки тигриной трапезы.
Осенью в заповеднике появился новый вид хищников - сюда прибрела тигрица, выпущенная в соседнем районе летом по программе реинтродукции. Хищница осталась и постепенно обживается, попутно добывая молодых поросят. Однако не только поросята попадают ей на обед, встречаются и другие интересные находки. Поиск остатков трапез тигрицы и её тропление - было в этот раз моей основной задачей. Попутно же занимался обслуживанием наших фотоловушек, да и сам не прочь был отдаться любимому увлечению.
Полевой натюрморт сквозь окошко избушки.
Каждый день встаю до рассвета, завтракаю, собираю рюкзачок и ухожу в лес. В рюкзачке покоятся дневной перекус, топор, котелок и прочие нужные мелочи. Возвращаюсь лишь в сумерках и, сварив ужин, заполняю полевой дневник, планирую работу на следующий день. Развешиваю на просушку одежду, подкладываю пару поленьев в печь и ложусь спать.
Внутреннее убранство зимовья.
Леспедециевые дубравы - основной тип леса в горнолесной части заповедника.
Вокруг избушки, да и на всём междуречье Урила и Грязной, господствуют разновозрастные широколиственные леса. Состоят они в основном из дуба монгольского, с примесью чёрных и белых берёз, осин и лип. Прочие широколиственные породы встречаются лишь по влажным распадкам. Густой подлесок состоит из лещины, леспедеции, дубовой и берёзовой поросли. Молодые деревья дуба не спешат осенью освободиться от листвы и она радует глаз всю зиму, придавая нарядный облик оголённому лесу. Шорох листьев на лёгком ветру постоянно сбивает с толку - всё время кажется, что это шуршит снег под ногами лесных обитателей.
Молодые дубы не спешат сбрасывать листья, так и шуршат ими всю зиму.
Магистральная кабанья тропа.
В этом году вдоль Атамановской дороги небывалый урожай жёлудя, и на эту территорию откочевало практически всё поголовье заповедных кабанов. Снежный покров в столетних дубравах сплошь перепахан и испещрён многочисленными следами животных, они образуют широкие, плотно утоптанные тропы, ведущие от мест ночлега к местам кормёжки. Кабаны ночуют с комфортом - скусывая кустарники, каждая лесная свинья сооружает из них мягкую постель - гайно. Все члены стада делают свои гайна поблизости друг от друга, и образуется целый спальный городок, которым животные пользуются в течение зимы или пока в округе имеется достаточно корма.
Фрагмент спального городка, кабаньи гайна в вершине распадка.
Одинокий секач.
Морозным утром, когда солнечные лучи пронизывают лесные кроны нежным светом, а легкий иней, окутавший ветви кустарников сверкает и серебрится, стадо покидает гайна и отправляется на кормёжку. Впереди всегда идёт большая и опытная свинья, которая ведёт стадо, далее следуют остальные члены временного сообщества. Пасутся кабаны по всем окрестностям, и производят столько шума, что к ним довольно легко подкрасться на приемлемое для наблюдений расстояние.
Часть кабаньего стада. Свинья с подросшими поросятами.
Крупная свинья на страже спокойствия.
Некоторые из свиней растянувшегося на сотню метров стада, ловя носом ветер, регулярно обходят окрестности, поймав тревожный запах, громким фырканьем предупреждают об опасности и стадо срывается в паническое бегство. Но через несколько десятков метров животные останавливаются, и если ничего подозрительного не происходит, продолжают кормиться.
Сойка (постоянный зимний спутник кабанов) внимательно следит за появлением желудей из-под снега.
Вслед за кабанами следуют стайки соек, ждут, когда мощные пятаки вскроют пласты слежавшегося снега и жёлуди станут доступны. Лёгкий пируэт, пара прыжков и, выхватив полновесный плод, сойка устремляется на дерево, где успешно расправляется с добычей. По их несмолкаемому «мяуканью» всегда можно определить, где пасутся кабаны. К вечеру, пока не село солнце, лесные хавроньи возвращаются на ночёвку, а на месте кормёжки, куда ни кинь взгляд, остаются пласты вспаханного и перевёрнутого снега.
Крупные секачи обычно держатся обособленно. Лишь изредка по-двое или по-трое. К ним подойти куда легче, чем к сторожкой «охране» в стаде, потому в кадре они оказывались гораздо чаще.
Крупный кабан-секач - грозный противник даже для тигра.
Неделя пролетела, словно и не было. В воскресный день, собрав свои пожитки и прибравшись в избе, отправляюсь на станцию. Уставший после долгой дороги, сажусь в вечерний поезд. Под мерный перестук колёс впадаю в дрёму, привалившись к окну, за которым в темноте ночи скрываются холодные зимние окрестности, наполненные своей жизнью, жизнью природы.