Зеки в психбольнице
Как это выглядело "при Горбачёве"
РАЗВЕРНУТЬ
1.
Во второй половине 1980-х мне довелось трижды побывать в отделении для психов-осуждённых. Там доплачивали персоналу процент «за вредность» и только. Никакого специального оборудования там не было. Там было не так чисто, как в других отделениях, не так тихо, и воняло не только препаратами.
Большая часть психов выводилась перед обедом на прогулку. Рядом с отделением была площадка, огороженная забором около 1,5 м высотой. Условный такой заборчик. На прогулке санитары с них глаз не спускали. Стояли у входа в обезьянник и были готовы сделать рывок снаружи оградки.
Время от времени психи пытались убежать. Собственно я туда попал, можно сказать, в результате одного побега.
Стоял солнечный июльский полдень. На привокзальной площади огромное количество народа лениво перемещалось во всех направлениях. У жёлтой бочки с квасом выстроилась длиннющая очередь. Я сам 184 см ростом. Передо мной в очереди стоял парень постарше и повыше, под 190. Спортивный костюм контрастировал с бисерными браслетами, серьгой в ухе и шевелюрой ниже плеч. Позже я узнал, что в мире хиппующей молодёжи он был весьма известен и не только в нашем городе. Буду называть его В.
Я: Еще минут 20 стоять, не меньше.
В.: Это точно.
Я: Вот парадокс, из-за жары хочется пить и приходится стоять на самом солнцепёке.
В. наклонил голову набок и посмотрел на меня прищурившись.
В.: Да я не из-за кваса стою. Мне кружку надо. Видишь вот ту белую? Зелёные-то говённые… а белая крутая кружка. Давай, если тебе в неё нальют, то поменяемся?
Я: Хорошо.
В.: Чё за журнал у тебя?
Я: Только что в букинисте купил «Советское Фото» за 1984 год.
В.: А нафига?
Я: На посмотри.
Смотрит.
В.: Че, фотограф?
Я: Нет. Ты че, не понял? Смотри, вот Брежнев целует Хонекера, вот машет рукой, вот рабочие утром идут в литейный цех с улыбками, вот городская улица вся в колдобинах. В магазине же много журналов было, вот трамвайщица в чудо-пальто. Этот номер, по-моему, специально стёбовый над совком делали.
Смотрит внимательно, всё рассматривает.
В.: Весело. Хм.. и это 1984-й год. Чудеса.
Я: А ты едешь куда-то?
В.: Почему?
Я: Ну, на вокзале.
В.: А-а. Не. Ты решил, что я системный. Не. Я на работу возвращался. Я в психушке работаю, санитаром. В отделении, где психи из тюрем. С утра брали кровь на анализ, выводили в предбанник. Один взял табурет, вышиб окно и выпрыгнул со второго этажа. Но на этот самый табурет и приземлился. Мы его в больницу на скорой увезли, я назад пешком топал. Тут смотрю такая классная кружка. У меня их 23 разных пивных кружек. Почти все на квасных бочках сп**дил.
….
В.: Слушай. Приходи в отделение, посмотришь как там че.
2.
В те времена начинались проблемы с табачными изделиями. Сигареты, которых было много в народе называли птичкой. Китайские сигареты с жёлтой иволгой на пачке. Гуин-Гвал-Сай. Ужасно вонючие.
Чтобы не чувствовать стеснения в куреве во время разговоров с новым знакомцем, по дороге в дурку я купил пачку пачку птички. На территории заведения мне подсказали где искомое отделение. Старинное здание с высоким потолком. Массивная утеплённая дверь с глазком. Стучу. Сначала дверь приоткрылась чуть-чуть. В просвете появилось милое лицо молодой женщины в белом халате и белой шапочке.
- Это отделение №Х?
- Да, вам чего?
- Я к В. пришёл, он сегодня работает?
Женщина открыла дверь широко. Придвинулась ко мне вплотную, едва не касаясь носом моего носа.
- А вы кто?
В правой руке она сжимала ножницы.
- Приятель его. Вот решил посмотреть, как он работает.
- Ну, заходи, посиди тут. Сейчас на прогулку будут выводить, и В. выйдет. Я его звать не буду.
Через 3-4 минуты была с ухищрением (не могу уже точно вспомнить каким) открыта следующая дверь, стекло на которой было продублировано металлической сеткой. Вышел В. Объяснил что сейчас занят, выводит на прогулку. Ещё один санитар занял позицию здесь, а В. пошёл вниз. Я пошёл было за ним, но перед самой лестницей меня догнала череда пациентов. Идти среди них мне не захотелось, я остановился.
- Дай закурить.
Я протянул пачку проделанным отверстием к просящему и слегка встряхнул, чтобы 2-3 сигареты высунулись наружу. Первый действительно ограничился тремя. Но толи второй, то ли третий разорвал верх пачки и ловко вынул половину сигарет. Следующий за ним вынул оставшиеся, оставив одну, чем решил мою проблему с неудобствами нежданного раздатчика. Т.е. я мог остальным проходящим с чистой душой сказать «нету».
Из тех, кто остался в отделении, далеко не все были привязаны, обколоты или что-то такое. В основном, прогулки были лишены те, кому нельзя было доверять. Я видел одного пациента, бритого наголо, с разбитой головой. И другого, разбившего ему голову, с причёской Карабаса-Барабаса. О прогулке Карабаса вопрос не стоял. Молодого бритого после некоторых сомнений тоже не пустили, он не опечалился.
По отделению меня никто не водил, конечно. По-этому, не всё я там посмотрел. Помню, у одного над кроватью был коврик. Старый, и не очень чистый, явно принесённый кем-то «с воли».
3.
Оружия никакого не было. У пациентов с врачами и санитарами был очень хорошо заметный контакт, личные отношения, некий договор, которого все придерживались. Оружие бы ситуацию лучше не сделало. Оно сделало бы её другой, менее предсказуемой, менее безопасной.
Социальные роли были распределены и закреплены. Практически все были заинтересованы в стабильности и неизменности этого распредиления. «А что, тут у них свой пахан есть?» - спрашиваю я у В. «Да нет, конечно, если у пахана съедет крыша - какой он пахан? А если кто-то косит, его раскалывают, он даже до отделения не добирается, почти не бывает случаев. Определённая иерархия есть, но это не тюрьма. Пахан тут санитар, (улыбаясь) понятно?»
«А как же любовь-цветы… а тут надо насилие осуществлять?» «Да это знаешь как редко бывает?.. Я же не садист, они это чувствуют прекрасно…»
РАЗВЕРНУТЬ
1.
Во второй половине 1980-х мне довелось трижды побывать в отделении для психов-осуждённых. Там доплачивали персоналу процент «за вредность» и только. Никакого специального оборудования там не было. Там было не так чисто, как в других отделениях, не так тихо, и воняло не только препаратами.
Большая часть психов выводилась перед обедом на прогулку. Рядом с отделением была площадка, огороженная забором около 1,5 м высотой. Условный такой заборчик. На прогулке санитары с них глаз не спускали. Стояли у входа в обезьянник и были готовы сделать рывок снаружи оградки.
Время от времени психи пытались убежать. Собственно я туда попал, можно сказать, в результате одного побега.
Стоял солнечный июльский полдень. На привокзальной площади огромное количество народа лениво перемещалось во всех направлениях. У жёлтой бочки с квасом выстроилась длиннющая очередь. Я сам 184 см ростом. Передо мной в очереди стоял парень постарше и повыше, под 190. Спортивный костюм контрастировал с бисерными браслетами, серьгой в ухе и шевелюрой ниже плеч. Позже я узнал, что в мире хиппующей молодёжи он был весьма известен и не только в нашем городе. Буду называть его В.
Я: Еще минут 20 стоять, не меньше.
В.: Это точно.
Я: Вот парадокс, из-за жары хочется пить и приходится стоять на самом солнцепёке.
В. наклонил голову набок и посмотрел на меня прищурившись.
В.: Да я не из-за кваса стою. Мне кружку надо. Видишь вот ту белую? Зелёные-то говённые… а белая крутая кружка. Давай, если тебе в неё нальют, то поменяемся?
Я: Хорошо.
В.: Чё за журнал у тебя?
Я: Только что в букинисте купил «Советское Фото» за 1984 год.
В.: А нафига?
Я: На посмотри.
Смотрит.
В.: Че, фотограф?
Я: Нет. Ты че, не понял? Смотри, вот Брежнев целует Хонекера, вот машет рукой, вот рабочие утром идут в литейный цех с улыбками, вот городская улица вся в колдобинах. В магазине же много журналов было, вот трамвайщица в чудо-пальто. Этот номер, по-моему, специально стёбовый над совком делали.
Смотрит внимательно, всё рассматривает.
В.: Весело. Хм.. и это 1984-й год. Чудеса.
Я: А ты едешь куда-то?
В.: Почему?
Я: Ну, на вокзале.
В.: А-а. Не. Ты решил, что я системный. Не. Я на работу возвращался. Я в психушке работаю, санитаром. В отделении, где психи из тюрем. С утра брали кровь на анализ, выводили в предбанник. Один взял табурет, вышиб окно и выпрыгнул со второго этажа. Но на этот самый табурет и приземлился. Мы его в больницу на скорой увезли, я назад пешком топал. Тут смотрю такая классная кружка. У меня их 23 разных пивных кружек. Почти все на квасных бочках сп**дил.
….
В.: Слушай. Приходи в отделение, посмотришь как там че.
2.
В те времена начинались проблемы с табачными изделиями. Сигареты, которых было много в народе называли птичкой. Китайские сигареты с жёлтой иволгой на пачке. Гуин-Гвал-Сай. Ужасно вонючие.
Чтобы не чувствовать стеснения в куреве во время разговоров с новым знакомцем, по дороге в дурку я купил пачку пачку птички. На территории заведения мне подсказали где искомое отделение. Старинное здание с высоким потолком. Массивная утеплённая дверь с глазком. Стучу. Сначала дверь приоткрылась чуть-чуть. В просвете появилось милое лицо молодой женщины в белом халате и белой шапочке.
- Это отделение №Х?
- Да, вам чего?
- Я к В. пришёл, он сегодня работает?
Женщина открыла дверь широко. Придвинулась ко мне вплотную, едва не касаясь носом моего носа.
- А вы кто?
В правой руке она сжимала ножницы.
- Приятель его. Вот решил посмотреть, как он работает.
- Ну, заходи, посиди тут. Сейчас на прогулку будут выводить, и В. выйдет. Я его звать не буду.
Через 3-4 минуты была с ухищрением (не могу уже точно вспомнить каким) открыта следующая дверь, стекло на которой было продублировано металлической сеткой. Вышел В. Объяснил что сейчас занят, выводит на прогулку. Ещё один санитар занял позицию здесь, а В. пошёл вниз. Я пошёл было за ним, но перед самой лестницей меня догнала череда пациентов. Идти среди них мне не захотелось, я остановился.
- Дай закурить.
Я протянул пачку проделанным отверстием к просящему и слегка встряхнул, чтобы 2-3 сигареты высунулись наружу. Первый действительно ограничился тремя. Но толи второй, то ли третий разорвал верх пачки и ловко вынул половину сигарет. Следующий за ним вынул оставшиеся, оставив одну, чем решил мою проблему с неудобствами нежданного раздатчика. Т.е. я мог остальным проходящим с чистой душой сказать «нету».
Из тех, кто остался в отделении, далеко не все были привязаны, обколоты или что-то такое. В основном, прогулки были лишены те, кому нельзя было доверять. Я видел одного пациента, бритого наголо, с разбитой головой. И другого, разбившего ему голову, с причёской Карабаса-Барабаса. О прогулке Карабаса вопрос не стоял. Молодого бритого после некоторых сомнений тоже не пустили, он не опечалился.
По отделению меня никто не водил, конечно. По-этому, не всё я там посмотрел. Помню, у одного над кроватью был коврик. Старый, и не очень чистый, явно принесённый кем-то «с воли».
3.
Оружия никакого не было. У пациентов с врачами и санитарами был очень хорошо заметный контакт, личные отношения, некий договор, которого все придерживались. Оружие бы ситуацию лучше не сделало. Оно сделало бы её другой, менее предсказуемой, менее безопасной.
Социальные роли были распределены и закреплены. Практически все были заинтересованы в стабильности и неизменности этого распредиления. «А что, тут у них свой пахан есть?» - спрашиваю я у В. «Да нет, конечно, если у пахана съедет крыша - какой он пахан? А если кто-то косит, его раскалывают, он даже до отделения не добирается, почти не бывает случаев. Определённая иерархия есть, но это не тюрьма. Пахан тут санитар, (улыбаясь) понятно?»
«А как же любовь-цветы… а тут надо насилие осуществлять?» «Да это знаешь как редко бывает?.. Я же не садист, они это чувствуют прекрасно…»