Социализм рос как на дрожжах при переходе от ручного труда к механизированному и действительно бежал впереди капиталистов. Но до определенного предела, до насыщения промышленности средствами механизации и частичной автоматизации. Уже в 1970-х годах для обеспечения этой механизированной промышленности потребовалось гораздо больше рабочих, чем раньше, а такого людского потенциала у социалистических стран не было, в том числе и по причине демографической ямы после войны, растущий людской потенциал в мире захватили капиталисты. Социалистическое хозяйство стало задыхаться от нехватки рабочих рук и сдавать свои позиции. Более того, дальнейшее развитие требовало все больше и больше труда, распределяемого на ограниченное число рабочих
Оригинал взят у
schriftsteller в
Материальные предпосылки крушения социализмаИнтересные данные обнаружил в одной из работ по экономике ГДР, относящиеся к вопросу автоматизации промышленности. Вообще, немцы по многим вопросам высказывались намного более откровенным образом, и эти высказывания проникали и в советскую литературу, в которой по поводу автоматизации существовал целый ряд фигур умолчания.
Например, очень трудно выяснить, что подразумевалось под автоматизацией в каждом конкретном случае и какие ставились цели. По этому поводу в основном какие-то ритуальные речи, при более детальном разборе сразу переходящие в критику: неэффективно, дорого, высокие простои и т.п. Литература о ГДР позволяет внести ясность в этот вопрос.
Итак, на начало 1970-х годов в хозяйстве ГДР коэффициент механизации труда вырос 1963 по 1973 год с 46% до 53,8%, коэффициент автоматизации - с 4,3 до 8,1%. При этом доля автоматического оборудования с 1970 по 1973 год выросла с 33,1 до 43,2%, коэффициент автоматизации оборудования составил 33,1%.
Попробуйте разгадать этот ребус. При первом взгляде получается чепуха и резкое несоответствие между автоматизированным оборудованием и автоматизированным трудом. Однако, немецкие товарищи дали пояснения, позволяющие в этой кухне разобраться. Оказывается, что автоматизированным оборудованием считалось оборудование как с механическим, так и с программным управлением, то есть станки-автоматы и станки с ЧПУ. Доля последних - 10%. Далее, как определялся "автоматизированный труд". А вот так: "коэффициент автоматизации: доля рабочих, занятых на автоматах + инженерно-технических работников, непосредственно связанных с автоматическим производством, в общей численности производственных рабочих".
Из этого следует несколько интересных наблюдений:
Во-первых, автоматизация в ГДР и в СССР (немцы опирались на советский опыт в своих разработках) предполагала людской труд, то есть к автомату предполагался рабочий-оператор и инженер-наладчик. Насколько можно судить, совершенно не ставилась задача создания безлюдных, полностью автоматических производств, и их доля в производстве составляла 0%.
Во-вторых, в автоматизации все валилось в общую кучу: полуавтоматы, автоматы с механическим управлением, автоматы с ЧПУ, то есть все, что не требовало постоянного вмешательства и контроля человека, уже считалось автоматом. а переход к такого рода оборудованию считалось уже "автоматизацией".
В-третьих, при переходе к автоматам количество рабочих на таким образом автоматизированных производствах сокращалось, поскольку один рабочий мог обслуживать сразу несколько станков - явление, хорошо известное по советскому движению "многостаночников" довоенной поры. В силу этого обстоятельства 8% рабочих и инженеров могли обслуживать более 40% всего оборудования в промышленности ГДР.
В-третьих, этот неплохой результат приводил к очень интересному явлению - концентрации рабочей силы на ручных и слабо механизированных операциях. По немецкой статистике, в 1970 году 46% рабочих занимались ручным трудом, в том числе 28% без машин и механизмов, приводимых в движение какой-либо энергией, и в том числе 7,2% рабочих занимались тяжелым ручным трудом. Причем самая высокая доля ручного труда была среди сборщиков - 79,4%.
Хозяйственные последствия такой "автоматизации", понимаемой очень узко, как установка отдельных автоматизированных станков и участков, без комплексной автоматизации и движения к безлюдному производству, можно обрисовать следующим образом. Первым последствием было расслоение рабочих по выполнению ручных операций. Если раньше от всех рабочих требовалось выполнение ручных операций и разница была лишь в квалификации, то с "автоматизацией" в обозначенном выше смысле, появились рабочие, не занимающиеся ручным трудом, но с гораздо более высокой производительностью. Вторым последствием было то, что основная масса рабочих в промышленности перетекала в сферу ручного труда, в том числе тяжелого, немеханизированного, с низкой производительностью. Этот переток был вызван тем, что при социализме распределение предполагалось по труду, то есть трудоспособный человек должен был трудиться, и людей нельзя было удалить из сферы производства совсем. Третьим последствием было то, что "островная автоматизация", то есть частичная, охватывающая только часть производственного процесса, сама по себе требовала ручного труда на транспортировке, на сборке, упаковке и т.п. операциях. Чем выше был уровень "автоматизации", тем больше требовалось рабочих мест. В ГДР уже в 1970-х годах рабочих мест создавалось больше, чем было рабочих рук. Таким образом, автомат ставился в зависимость от рабочих, их численности и производительности, как правило, весьма невысокой, что и вело к неэффективности автоматизации, большим простоям, расходам, да и общие хозяйственные итоги автоматизации получались более чем странными. Чем больше вводилось в строй автоматов, тем меньше получались темпы роста производительности, тем меньше рос объем производства, и все народное хозяйство тормозилось. Это оказалась общая проблема социалистического лагеря в 1980-е годы - снижение темпов развития. Капиталисты решили аналогичную проблему просто - стали переносить трудоемкие операции в развивающиеся страны, которые в то время резко рванули в численности, и стали эксплуатировать народившуюся после "зеленой революции" массу рабочих рук. Социалисты такого сделать не могли, как по хозяйственным, так и по политическим причинам.
Отсюда можно сделать важный вывод. Социализм рос как на дрожжах при переходе от ручного труда к механизированному и действительно бежал впереди капиталистов. Но до определенного предела, до насыщения промышленности средствами механизации и частичной автоматизации. Уже в 1970-х годах для обеспечения этой механизированной промышленности потребовалось гораздо больше рабочих, чем раньше, а такого людского потенциала у социалистических стран не было, в том числе и по причине демографической ямы после войны, растущий людской потенциал в мире захватили капиталисты. Социалистическое хозяйство стало задыхаться от нехватки рабочих рук и сдавать свои позиции. Более того, дальнейшее развитие требовало все больше и больше труда, распределяемого на ограниченное число рабочих, и вместо обещанного облегчения труда наступал лишь рост физической и нервной нагрузки. В ГДР провели опрос рабочих, и оказалось, что 52% рабочих считало свой труд тяжелым и очень тяжелым, а 43% оценивали нервную нагрузку как высокую и очень высокую. С каждым годом нагрузка лишь увеличивалась. Это был подрыв веры вообще в идеи социализма. Выхода из этого не просматривалось. Вожди социалистических стран так и не смогли найти ответ на этот вопрос.
В силу чего это произошло? Во-первых, в силу догматической веры в лозунг "от каждого по способностям, каждому по труду" и убежденности, что все должны трудиться. Эта вера блокировала главное направление развития - полную автоматизацию, переход к безлюдному производству и прямому распределению по потребности, то есть, к коммунизму. Для полной автоматизации требовалось выводить людей с производства, и следовательно, менять всю систему распределения, социальную систему, сложившуюся в соцстранах и объявленную "историческим завоеванием". Возможности перехода к этому были, в ГДР в 1970 году 21% доходов уже приходился на бесплатные услуги, и технически была осуществима полная автоматизация всех операций, пусть и не самым совершенным образом. Таким образом, они сами себе закрыли дорогу в светлое будущее и подготовили материальные предпосылки к своему крушению.
Во-вторых, полная автоматизация и переход к безлюдному производству был невозможен в рамках частичных улучшений, борьбы за рост производительности, а требовал полной перестройки всей промышленности, массовой установки оборудования, изменения технологий, масштабных капиталовложений, то есть требовал выдвижения новой грандиозной программы, сопоставимой по масштабам и значению с индустриализацией. Но этого не произошло. Лозунг 70-х и 80-х годов состоял в "улучшении", в частичных изменениях уже сложившейся системы общественного производства, которая уже стала выдыхаться и упираться в потолок производительности ручного труда. Попытки ее подстегивать, ускорять и интенсифицировать только ускорили эти процессы.
Именно поэтому я и считаю, что коммунизм возможен только на основе полностью автоматического производства и системы прямого распределения продукции по потребностям. Коммунизм не вырастает из социализма, хотя бы потому, что коммунистические производительные силы не могут вырасти из социалистических, основанных, в конечном счете, на капиталистической технике и методах. Для коммунизма требуется столь глубокая перестройка производства, что ее можно осуществить лишь сознательно, по единому плану, ясно понимая, что должно быть создано в конце концов. Именно поэтому компартии, которые ничего не говорят об автоматических комбинатах, не являются коммунистическими, и неизбежно потерпят поражение и скатятся обратно к капитализму.