Тонкая ирония истории (к прошедшим датам)
Так получилось, что я очень не люблю всяческие пафосные праздники. Даже не столько праздники как таковые, сколько разудалое их празднование. Это относится и к дням прорыва блокады Ленинграда, полного снятия блокады и даже к 9 мая. 27 января 2014 года еще раз показало, что для моего отношения к этим "празднованиям" есть полные основания. Взять хотя бы глупейший опрос на "креативном" телеканале.
Кмк, главное, что должно быть в этих праздниках это память о людях и пережитых ими событиях. Посему я решил рассказать нашу семейную историю про блокаду, про войну.
К блокаде Ленинграда у любого живущего в нашем городе, даже если в его семье не было предков к ней причастных, глубоко личное отношение. Можно сказать - экзистенциальное.
Мое отношение к блокаде начало складываться в детстве, еще в советской школе, с ее, ставшими общим местом, 125 граммами хлеба, "900 дней и ночей" и т.п. штампами. Но, к этим штампам постепенно присовокуплялись рассказы моей бабушки. Сначала, очень скупыми, ограничивавшимися постоянным упоминаем сильнейшего голода. Потом, в годы "гласности" (от чего именно так, это отдельная история), более подробными. В более сознательном возрасте, уже в постсоветское время, к этим штампам официальной историографии и рассказам бабушки добавилась информация лично прочитанная или увиденная.
Чуть более недели назад мы всей семьей отмечали 90-летие нашей бабули - она до сих пор здравствует и вполне, извините за несколько грубое выражение, соображает (у кого есть пожилые родственники, тот поймет). А минувшим днем, наш город отмечал 70-летие полного снятия блокады Ленинграда. Для нее это праздник, и, да, "со слезами на глазах". И в этот день моя бабушка вновь вспоминала и рассказывала страшные истории из своей жизни в этот период. Пересказывать их не возьмусь по простой причине - мне кажется, что любая неточность в пересказе будет неуважением к памяти погибших в блокаду. Да и простое изложение, даже письменное, рассказов моей бабушки о блокаде не дает того кома в горле, который каждый раз накатывает на меня, когда она говорит об этих страшных днях. Не настолько я владею русским языком, чтобы всё соответствующим образом записать. Поэтому расскажу только факты.
Моя бабушка родилась в ближайшем пригороде Ленинграда. Отец ее был из крестьян, освобожденных от крепостничества почти на двадцать лет раньше остальной России. Воевал в Финскую, а после, на гражданке, был вольнонаемным водителем в воинской части неподалеку от родного села. Мать - из немецкой колонии переселенцев Екатерининской эпохи. Фамилия моей бабушки по ее отцу, также, как и у ее матери после замужества - обычная, распространенная, русская (это важно).
1941 год, бабуле 17 лет. Первые месяцы войны - рытье траншей под авианалетами. Работа на заводе - непродолжительная. Когда перестал нормально работать транспорт, из пригорода, хоть и ближнего, до Свердловской набережной не походишь каждый день туда и обратно. Прогул, страх быть арестованной из-за этого. Работа совместно с матерью (что-то вроде нянечки или медсестры) в сельской больнице, переоборудованной в военный госпиталь. Голод. Умирающие горожане, приползавшие из города на пустые сельские поля в надежде хоть что-нибудь найти. Трупы, обернутые просто в ткань и складируемые в дровяном сарае при больнице. Возмущение отца откровенным воровством начальства продуктов из в/ч, где он работал. Отправка в январе-феврале 1942-го отца на фронт, несмотря на бронь (всё-таки водитель в/ч), где он погибает в марте того же года (ему было тогда чуть меньше, чем мне сейчас).
В марте 1942 года, когда моя бабушка с младшим братом и матерью остались без отца (они еще не знали, что навсегда), пришли люди из органов и приказали покинуть дом в 24 часа - кто-то стуканул, что они "немцы" (хотя немецкий знала только моя прабабушка, которая по документам была "русской", и никогда на нем не разговаривала, кроме как со своими братьями и сестрами). Эвакопункт, железная дорога, по льду Ладожского озера на полуторках, Кобона. Больше месяца в битком набитом людьми (немцами, латышами, финнами и другими "инородцами") товарном вагоне, через всю страну, в Сибирь - Туруханский край. Баржа по Енисею - глухая деревня. Им повезло, удалось сначала снять баньку, а потом угол у местных. Остальным, кому не повезло, пришлось копать землянки на берегу Енисея. Работа на лесозаготовках и рыбный промысел под колхозным началом. Брата бабушки успели даже призвать в действующую армию из спецпоселенцев - был танкистом во время войны.
Моя бабушка познакомилась с мои дедом (он был на восемь лет ее старше), кадровым военным, еще до войны и они всё время переписывались. После окончания войны с Германией, деда перебросили на Дальний Восток на войну с Японией. Чтобы получить разрешение на выезд к будущему мужу на Дальний Восток, бабушка написала письмо Жданову. Разрешили. Там, в Приморском крае, через два года после окончания войны, родилась моя мама. Вернулись они в Ленинград сильно после смерти Сталина. До этого, дед с моей бабушкой мотались по разным в/ч на просторах Союза. С других же родственников бабушки сняли статус спецпоселенцев только в 1956 году.
Такая вот семейная история - без подробностей, без эмоций (почти), только факты …
А ирония истории мне видится в клубке разнообразных деталей - потомки немцев, выселенных из Ленинграда во время войны с немцами, может быть, были спасены именно этой высылкой. И это одна из причин, почему в итоге появился на свет я :)