Послесловие к опыту и жизни Филипа Зимбардо
Мой текст из Republic. Перепощиваю после необходимой паузы.
ПОСЛЕСЛОВИЕ К ОПЫТУ И ЖИЗНИ ФИЛИПА ЗИМБАРДО
14 октября умер американский психолог Филипп Зимбардо, последние полвека 91-летней жизни проведший в статусе отца знаменитого Стэнфордского тюремного эксперимента. Напомню: этот эксперимент показал и доказал, что зло вполне можно выращивать в пробирке. То есть если дать объявление в газету, отобрать из 100 добровольцев 22 абсолютно психически здоровых молодых мужчин и предложить им ролевую игру, произвольным образом, по жребию, разделив на условных заключенных и условных тюремщиков, очень скоро они вживутся в свои роли. И тюремщики начнут издеваться и унижать заключенных всерьез, по-настоящему. Как это и произошло в 1971-м году в университете Стэнфорда, несколько помещений которого превратили в условную тюрьму ради придуманной Зимбардо идеи.
Этот великий эксперимент к России имеет отношение не только по очевидной причине. Но и по еще одной, известной лично мне. Книга Зимбардо «Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев», детально рассказывающая о ходе эксперимента (а он был намного сложнее и фабульнее, чем можно подумать), вышла в русском переводе в 2013-м году. Тогда же я начал говорить о ней в лекциях. И обратил внимание на пусть и не доминирующую, но на стабильную реакцию: «Да ведь Зимбардо давно опровергли!» Это были, конечно, «баба-яга-против»: те, кто, не удосужившись прочитать оригинал, с радостью присоединяются к критике (обычно ее зная тоже в пересказе). Такие вечные адепты любой теории заговора. Но было, мне кажется, и другое. Желание доказать, что Стэнфордский эксперимент не может иметь отношения к их жизням, что он лишь социальный гомункулус, эдакий выращенный в лаборатории, да еще и с нарушением правил, социальный уродец.
Зимбардо и правда критиковали за то, что он был некорректен, подзуживая «тюремщиков» к жестокости. Один из бывших участников даже судился с ним, обвиняя, что тот разрушил его жизнь. Да господи, там вообще было много чего невозможного: например, использование реальной полиции (!), забиравшей «заключенных» прямо из домов. И если уж выставлять счета: да, с сегодняшней точки зрения весь эксперимент был некорректен. Ни одна университетская комиссия по этике не даст в наши дни добро на моделирование зла, чтобы понять: зло - это явление неизменное и внутреннее или изменчивое и внешнее? Оно зависит от диспозиция личности, ситуационных факторов или факторов системных? (Именно так определял задачи своего эксперимента Зимбардо). Сегодня невозможно взять группу добровольые, и одних дегуманизировать, надев на голову мешки, отняв имена, присвоив номера, а другим дать дубинки и полицейскую форму, - и посмотреть: начнут ли вторые издеваться над первыми? Невозможно еще и потому, что Зимбардо свой эксперимент провел.
Меня, к слову, больше всего впечатлил в эксперименте помощник Зимбардо по имени Карло Прескотт: бывший заключенный, для которого Зимбардо выбил университетскую ставку. Прескотт не были ни «тюремщиком», ни «заключенным», но участвовал в работе условной комиссии по столь же условно-досрочному освобождению. И он, в реальной тюрьме боровшийся за права заключенных, оказавшись в условной тюрьме по другую линию фронта, вдруг принялся «заключенных» со знанием дела гнобить… Потом, когда все окончилось, он не мог поверить, что так себя вел. Оценивал это как морок. А эксперимент был завершен досрочно, потому что к Зимбардо приехала его девушка, и она ужаснулась: ты понимаешь, что вы тут творите?!.
Чтобы подвести черту под «опровержениями» (ведь если эксперимент был некорректно проведен, он не выявляет закономерностей, так? И его невозможно повторить, верно?). В 1967 году в Cubberley High School в калифорнийском Пало-Альто учитель истории Рон Джонс, объясняя детям причины появления нацизма, решил для наглядности создать в школе тоталитарную организацию. Он действовал по наитию, связав участников дисциплиной, стукачеством и подавлением инакомыслия. Этот спонтанный эксперимент, вошедший в историю под именем «Третья волна», был прекращен на 5-й день, поскольку дал результаты, близкие к Стэнфордскому тюремному. Они настолько потрясли учителей, учеников и родителей, что о них предпочли молчать. Зимбардо о «Третьей волне» ничего не знал.
Но если и этого мало, то вот еще монетка в ту же копилку. В 1985-м я был на военных сборах МГУ. Как люди превращаются в зверей, я там насмотрелся. Однажды за самоволку разжаловали в рядовые командира моего отделения. Он был из старослужащих, но других служивших на замену не нашлось. Новым командиром поставили моего однокурсника: розовощекого милого мальчика, любителя Багрицкого. И он, через секунду после назначения, стал страстно муштровать и унижать перед строем бывшего командира, который был к тому же заметно старше его: «Встать в строй! Бе-гом! Кру-гом! Ко-мне!..»
И я думаю, что те, кто сегодня кричит, что эксперимент Зимбардо был сфальсифицирован, делают так потому, что им хочется верить, что зло - это не внешний, а внутренний фактор, что оно ограничено злыми людьми. А потому ничто не заставит их, добрых людей и ответственных граждан, стать садистами, мерзавцами, - или, там, стукачами. Я сам был таким же дураком: радовался, что на сборах в гадостях не принимал участия. А прочитав «Эффект Люцифера», понял, что мне попросту повезло. Досталась такая роль. А могла - другая. И это меня напугало куда больше воспоминаний о том, как любитель Багрицкого с наслаждением унижал любителя самоволок…
На смерть Зимбардо откликнулись многие. Колонку в защиту корректности Стэнфордского эксперимента написала Ирина Якутенко. Виктор Шендерович напомнил о «10 принципах сопротивления» Зимбардо, среди которых и признание ошибок, и отказ жертвовать свободами ради безопасности.
Но все же главный итог Стэнфордского тюремного эксперимента в другом. Он звучит так: не надо преувеличивать свою способность сопротивляться злу. Она обычно меньше, чем мы думаем.
Это я и написал бы в качестве эпитафии на могиле Зимбардо.
А от себя бы положил венок с надписью: «Поэтому часто разумнее не бороться, а эмигрировать».
ПОСЛЕСЛОВИЕ К ОПЫТУ И ЖИЗНИ ФИЛИПА ЗИМБАРДО
14 октября умер американский психолог Филипп Зимбардо, последние полвека 91-летней жизни проведший в статусе отца знаменитого Стэнфордского тюремного эксперимента. Напомню: этот эксперимент показал и доказал, что зло вполне можно выращивать в пробирке. То есть если дать объявление в газету, отобрать из 100 добровольцев 22 абсолютно психически здоровых молодых мужчин и предложить им ролевую игру, произвольным образом, по жребию, разделив на условных заключенных и условных тюремщиков, очень скоро они вживутся в свои роли. И тюремщики начнут издеваться и унижать заключенных всерьез, по-настоящему. Как это и произошло в 1971-м году в университете Стэнфорда, несколько помещений которого превратили в условную тюрьму ради придуманной Зимбардо идеи.
Этот великий эксперимент к России имеет отношение не только по очевидной причине. Но и по еще одной, известной лично мне. Книга Зимбардо «Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев», детально рассказывающая о ходе эксперимента (а он был намного сложнее и фабульнее, чем можно подумать), вышла в русском переводе в 2013-м году. Тогда же я начал говорить о ней в лекциях. И обратил внимание на пусть и не доминирующую, но на стабильную реакцию: «Да ведь Зимбардо давно опровергли!» Это были, конечно, «баба-яга-против»: те, кто, не удосужившись прочитать оригинал, с радостью присоединяются к критике (обычно ее зная тоже в пересказе). Такие вечные адепты любой теории заговора. Но было, мне кажется, и другое. Желание доказать, что Стэнфордский эксперимент не может иметь отношения к их жизням, что он лишь социальный гомункулус, эдакий выращенный в лаборатории, да еще и с нарушением правил, социальный уродец.
Зимбардо и правда критиковали за то, что он был некорректен, подзуживая «тюремщиков» к жестокости. Один из бывших участников даже судился с ним, обвиняя, что тот разрушил его жизнь. Да господи, там вообще было много чего невозможного: например, использование реальной полиции (!), забиравшей «заключенных» прямо из домов. И если уж выставлять счета: да, с сегодняшней точки зрения весь эксперимент был некорректен. Ни одна университетская комиссия по этике не даст в наши дни добро на моделирование зла, чтобы понять: зло - это явление неизменное и внутреннее или изменчивое и внешнее? Оно зависит от диспозиция личности, ситуационных факторов или факторов системных? (Именно так определял задачи своего эксперимента Зимбардо). Сегодня невозможно взять группу добровольые, и одних дегуманизировать, надев на голову мешки, отняв имена, присвоив номера, а другим дать дубинки и полицейскую форму, - и посмотреть: начнут ли вторые издеваться над первыми? Невозможно еще и потому, что Зимбардо свой эксперимент провел.
Меня, к слову, больше всего впечатлил в эксперименте помощник Зимбардо по имени Карло Прескотт: бывший заключенный, для которого Зимбардо выбил университетскую ставку. Прескотт не были ни «тюремщиком», ни «заключенным», но участвовал в работе условной комиссии по столь же условно-досрочному освобождению. И он, в реальной тюрьме боровшийся за права заключенных, оказавшись в условной тюрьме по другую линию фронта, вдруг принялся «заключенных» со знанием дела гнобить… Потом, когда все окончилось, он не мог поверить, что так себя вел. Оценивал это как морок. А эксперимент был завершен досрочно, потому что к Зимбардо приехала его девушка, и она ужаснулась: ты понимаешь, что вы тут творите?!.
Чтобы подвести черту под «опровержениями» (ведь если эксперимент был некорректно проведен, он не выявляет закономерностей, так? И его невозможно повторить, верно?). В 1967 году в Cubberley High School в калифорнийском Пало-Альто учитель истории Рон Джонс, объясняя детям причины появления нацизма, решил для наглядности создать в школе тоталитарную организацию. Он действовал по наитию, связав участников дисциплиной, стукачеством и подавлением инакомыслия. Этот спонтанный эксперимент, вошедший в историю под именем «Третья волна», был прекращен на 5-й день, поскольку дал результаты, близкие к Стэнфордскому тюремному. Они настолько потрясли учителей, учеников и родителей, что о них предпочли молчать. Зимбардо о «Третьей волне» ничего не знал.
Но если и этого мало, то вот еще монетка в ту же копилку. В 1985-м я был на военных сборах МГУ. Как люди превращаются в зверей, я там насмотрелся. Однажды за самоволку разжаловали в рядовые командира моего отделения. Он был из старослужащих, но других служивших на замену не нашлось. Новым командиром поставили моего однокурсника: розовощекого милого мальчика, любителя Багрицкого. И он, через секунду после назначения, стал страстно муштровать и унижать перед строем бывшего командира, который был к тому же заметно старше его: «Встать в строй! Бе-гом! Кру-гом! Ко-мне!..»
И я думаю, что те, кто сегодня кричит, что эксперимент Зимбардо был сфальсифицирован, делают так потому, что им хочется верить, что зло - это не внешний, а внутренний фактор, что оно ограничено злыми людьми. А потому ничто не заставит их, добрых людей и ответственных граждан, стать садистами, мерзавцами, - или, там, стукачами. Я сам был таким же дураком: радовался, что на сборах в гадостях не принимал участия. А прочитав «Эффект Люцифера», понял, что мне попросту повезло. Досталась такая роль. А могла - другая. И это меня напугало куда больше воспоминаний о том, как любитель Багрицкого с наслаждением унижал любителя самоволок…
На смерть Зимбардо откликнулись многие. Колонку в защиту корректности Стэнфордского эксперимента написала Ирина Якутенко. Виктор Шендерович напомнил о «10 принципах сопротивления» Зимбардо, среди которых и признание ошибок, и отказ жертвовать свободами ради безопасности.
Но все же главный итог Стэнфордского тюремного эксперимента в другом. Он звучит так: не надо преувеличивать свою способность сопротивляться злу. Она обычно меньше, чем мы думаем.
Это я и написал бы в качестве эпитафии на могиле Зимбардо.
А от себя бы положил венок с надписью: «Поэтому часто разумнее не бороться, а эмигрировать».