Про уехавших и оставшихся
Напряжение, всегда имевшееся между уехавшими из России и оставшимися, стало резко нарастать с войной, когда главным мотивом эмиграции стал не экономический, а политический, а точнее - мировоззренческий. Я не про раскол на новых западников и Z-славянофилов, а про конфликт внутри одной и той же условно-либеральной группы. Это расхождение будет лишь увеличиваться. Думаю, оно никуда не денется и после войны. В конце концов, Марлен Дитрих после войны была встречена в Германии улюлюканьем и бомбами-«вонючками». Томас и Генрих Манны, будучи умны, предпочли по той же самой причине не возвращаться в Германию вовсе.
Позиция оставшихся в России понятна: «Вы свалили в благополучные страны и там отсиживались, зная, что вам за ваши взгляды ничего не будет, а мы рисковали всем!». Позиция уехавших понятна тоже: «Мы не побоялись начать жизнь с нуля, мы бросили все, что у нас было, ради свободы, а вам комфорт оказался важнее достоинства!». Да, я обобщаю, но все же это довольно корректное обобщение, - в отличие от обобщений многих из тех, кто остался. Проблема в том, что уехавшие знают и жизнь и внутри, и вне России. Оставшиеся вынуждены судить по жизни вне России лишь по глумливой путинской пропаганде. Вот от очередной оставшейся в России знакомой (от природы неглупой) услышал, что мы в эмиграции «жируем на гранты и все равно говорим то, что нужно новым хозяевам». О! О! О! А еще санкции против России, приведшие к уходу IKEA и МсDo, а также к росту цен, были результатом работы «уехавших оппозиционеров, ненавидящих страну: от Гудкова до Гуриева». А! А! А!
Безосновательное обобщение сегодня в России - не столько грех, сколько инструмент приспособления к новой реальности, вполне себе макамбрической.
Когда-то я спросил своего преподавателя немецкого (здесь, в Германии), что для него самое тяжелое в работе. И он ответил, что - видеть, как эмиграция не сплачивает эмигрантов (ведь вроде бы в одной лодке, нет?), но разобщает. «Из-за разных политических взглядов?» - «Нет, из-за разных взглядов на то, как теперь жить».
И вот здесь становится понятна, с одной стороны, причина разнородности и разобщенности эмигрантов, а с другой стороны - их куда большая общность с оставшимися (вопреки представлениям обеих сторон).
Дело в том, что любой эмигрант поставлен перед выбором одной из четырех стратегий новой жизни (ассимиляция, интеграция, сепарация, маргинализация). Четыре стратегии определяются простой комбинацией всех возможных вариантов отношения к старой и новой культурам: от принятия обеих (интеграция) до отрицания обеих (маргинализация). Но сегодня и оставшиеся в России оказались эмигрантами в собственной стране, варваризирующейся с захватывающей дух скоростью. И оставшиеся вынуждены точно так же определяться в отношении двух российских культур: прежней и новой, военной.
Да, конечно, полная ассимиляция с новой культурой для уехавших и для оставшихся означают противоположные векторы. Но маргиналы, пожалуй что, совпадут. И если все четыре варианта эмигрантских стратегий я наблюдаю собственными глазами (мой вариант - разумеется, интеграционный), то возможности наблюдать то же самое в России я лишен. То есть очередных ассимилировавшихся я вижу: вон, взять хоть свежее интервью 70-летнего Ярмольника. Сепарантов, публично в России говорящих только о красотах природы или глубинах гастрономии, вижу тоже. А вот интегрантов и маргиналов представляю себе с трудом.
Впрочем, возможно, Ярмольник ассимилировал не столько в новую страну, сколько в новый возраст. Как писал Дима Быков, «будучи старым, он всегда чувствовал, где сила, и безошибочно брал ее сторону. Это и есть мудрость, а какую вы еще видали?»