Текст вышел в
"Деловом Петербурге". Ниже перепощиваю.
СОВРЕМЕННЫЙ ПЕТЕРБУРГСКИЙ РОМАН - ЭТО МИРАЖ. ЕГО НЕТ. ИЛИ ВАМ ЭТОТ РОМАН ПОМЕРЕЩИЛСЯ
Займемся, однако, проверкой знаний о прекрасном.
Я сосчитаю до трех, а вы сходу ответите, какой петербургский роман в постдовлатовскую эпоху вам на сердце лег. То есть такой роман, где действие неотделимо от декорации Петербурга.
Раз. Два. Три?
Тут почти у всех, даже у питерских патриотов, взгляд делается, знаете ли, смущенным. У меня тоже.
То есть нельзя сказать, что питерская тема в прозе последних трех десятилетий отсутствует (напомню, что Довлатов умер в Нью-Йорке в 1990-м, когда его в Ленинграде знать не знали - довлатовская исключительная популярность исключительно посмертна). Но это либо литература советских истоков (до сих пор переиздаются «Легенды Невского проспекта» Михаила Веллера и «Речка Оккервиль» Татьяны Толстой - ровесники довлатовского «Чемодана»). Либо это ныряние в СССР - как в «Скунскамере» Андрея Аствацатурова. Там дрожащий такой, нежный Ленинград в районе Сосновского лесопарка. Мальчик последним приходил на физру, на физре бегали на лыжах. А в Серебряный пруд слили из теплоцентрали горячую воду, о чем всем сказали. Но он же последним пришел он, он не знал… Или это уход в мощнейший индустриальный Ленинград, - затем ветшающий и распадающийся, как в романе «Завод «Свобода»» Ксении Букши. Роман Букши - имхо, в этом ряду лучший. Не зря его как-то раз в грузинском шалмане на Греческом проспекте, будучи в подпитии и в ажитации, так расхваливал Дмитрий Быков… К слову, и у самого Быкова действие «Остромова» и «Орфографии» происходит в Петрограде под ранними большевиками... Но все равно городом Быкова мы будем считать Москву.
Хороший петербургский роман - уровня «Петербурга» Белого - мог бы написать Павел Крусанов на пике своего имперского подъема. Это было еще до Путина, на исходе Ельцина, - Крусанов тогда горел имперской идеей, у него это перепрело в роман «Укус ангела». Про который Хакамада говорила, что это просто wow! Кто б знал, что вся эта имперскость кончится войной с Грузией и Украиной… Спустя десятилетие Крусанов написал питерский роман «Мёртвый язык». Там абсолютно голые люди идут по улице Марата, а вся мистика творится по соседству в музее Достоевского. Когда я спросил в музее Достоевского, знают ли они об этом романе, то в ответ получил, что они и о Крусанове-то не ведают. После чего музей немножечко для меня потух. Правы там были в одном: «Мертвыми языками» в новейшие времена в России перестали интереоваться. Поскольку язык литературы сам стал превращаться в мертвый.
Питерская литература, будем честны, умерла.
Не случайно Аствацатуров сегодня пытается воскресить, всячески рекламируя, написанный еще в 1980-х роман
«Мальчик» Олега Стрижака («Роман в воспоминаниях, роман о любви, петербургский роман в шести каналах и реках»). Ну, это уже прямо по нашей теме, так? Однако лучше было бы этот роман забыть. Он жутко советский: велеречивый, напыщенный и дико нелепый в попытке автора приколотить себя к вечности подручными гвоздями, типа питерских теней, всех этих корнетов-гусаров-после-пьянки-садятся-в-шаткое-седло… Зачем эксгумировать мертвое? Полагаю, затем, что не хватает живого...
Что у нас еще есть из современного? Питерские антиутопии, написанные писательницей Е.Ч. под псевдонимом Фигль-Мигль? Увы, это не мой жанр, и моего мнения о них не ждите. Сергей Носов с его «Членом общества» (фон - Ленинград, 1990-е) и «Франсуазой»? Носов, который?.. Носов, Носов, Носов… Стоп!
Те питерские книги последних 30 лет, которые я читал действительно с интересом, - все были документальными. Это были эдакие путеводители, гиды по городу, «гиды» в том смысле, в каком гидом является блестящий и великий «Лондон» Акройда. У Сергея Носова я запоем и с восторгом прочитал оба тома «Тайной жизни петербургских памятников» (рекомендую), а сейчас мой ридер раскрыт на пока еще недочитанной носовской «Книге о Петербурге» (вышла в прошлом году). С таким же наслаждением я читал путеводители Льва Лурье по Петербургу Достоевского и Петербургу Довлатова. С таким же - «Другой Петербург» Константина Ротикова (это рассказ о
гей-Петербурге). «Другой Петербург» особенно примечателен: это ироничная и страстная книга, неожиданно созданная скучным, хотя и дотошным краеведом П., - эдакая лебединая песня, когда певец плюет на запреты. И я говорю о ней не только потому, что книга действительно хороша, а потому, что современная документальная проза о Петербурге куда лучше «художки». То есть в этом жанре тоже тьма всякой пошлятины, всех этих «Легенд и мифов Санкт-Петербурга», - но все равно этот извод интереснее.
И объяснений тому, отчего современный Петербург в документальной литературе жив, а в художественной нет, у меня два.
1. «Худлит» оказался съеден нон-фикшн - собственно, так происходит не только с петербургской темой, а вообще с любой.
2. Чтобы написать про Петербург, нужно из Петербурга уехать, желательно навсегда, на манер Довлатова. Про родину писать сподручнее в эмиграции.
Но, какое бы объяснение мы ни приняли, факт остается фактом: современного питерского романа нет - и ждать не приходится.
А вот документальные книги есть.
Тем и утешаемся.