Европейское покаяние: "Да вы там неграм скоро ноги мыть будете!"
Чему я начал учиться сначала в Англии, а завершил (со сдачей прюфунга) в Германии, так это предмету "Не суди о жизни в стране, которой не знаешь". Скорость учебы от многого зависит - от работы и любопытства, от поездок и знакомств, от знания языка и объема чтения. Но сейчас я безошибочно, с первого абзаца, понимаю, чье суждение о Европе читаю: русского, живущего в Европе - или русского, глядящего на единую Европу как на объединение, в лучшем случае, пляжа с распродажей. Правда, среди многочисленных русскоязычных мигрантов в Германии нередок и третий тип: напыщенного идиота, навсегда влипшего в свой год отъезда, как комар в смолу, что по прошествии мильона лет заставит глядеть на него в восхищении (от смолы), - но не раньше.
В общем, эта преамбула к тексту, опубликованному на "Росбалте" еще летом, но который я забыл тогда перепостить. Вот он.
Европейское покаяние: забавно, ярко и очень эффективно
Когда я читаю очередной комментарий к своим сетевым запискам из Германии то понимаю, насколько Россия не Европа. «Да вы там в бундесхалифате совсем сдурели перед всеми на коленях стоять! Скоро будете мыть неграм ноги, в День Мартина Лютера Кинга! И каяться за немецкие колонии в Африке!»
То, что из России на фоне американских событий выглядит идиотизмом раскаянья невесть перед кем невесть за что, что есть сдачей «старой Европы», - из Германии смотрится совсем по-другому. Европа не стоит на коленях, прося прощения у торжествующего хама. Европа, скорее, вошла в эпоху пост-раскаяния. Это значит, что полностью сформирована новая повестка дня, а старая, во время которой раскаяние было мощным рабочим инструментом, выполнена. При этом инструмент остался в коллективном доступе. На нем и паразитируют многие - кто по глупости, кто расчетливо. Например, паразитируют многие евреи-эмигранты из России 1990-х, которые сидят четверть века на социальном пособии, но заявляют гневно, что Германия за Холокост им по гроб жизни должна. Да, про них мало слышно - но они и немецким владеют слабо, да и немцы действительно испытывают за нацистское прошлое чувство вины. Однако суммарно подобных игроков с покаянием достаточно, чтобы обращать на себя внимание. Хотя и недостаточно, чтобы на повестку дня влиять.
Что я имею в виду под старой и новой повесткой дня Запада?
Это, в общем, программа перехода от индустриального мира к постиндустриальному. Скажем, сегодня основные темы для Германии - изменение климата, «зеленая» энергетика, новая гендерная идентичность и вообще новая идентичность информационной эпохи. Это рисует крайне непривычную для русского глаза картину. Например, популярнейшая у немцев тема - гибель пчел. Они действительно гибнут, и по всему миру, но в России всем на это плевать, кроме пасечников, а в Германии это за последние годы изменило ландшафт в буквальном смысле. Там, где раньше были покосы и стриженые газоны - теперь луговое буйство цветов, а штраф за убийство насекомых-опылителей сравнялся по размеру с ценой «мерседеса» D-класса. Это, кстати, тоже форма покаяния: перед загубленной природой, и я не шучу. Тот же механизм - раскаянья за ужас, прежде вытворяемый с планетой - движет во многом и развитием «зеленой» энергетики, которая уже производят в Германии половину электричества. Тот же механизм действует в отношении этнических, национальных, политических, гендерных меньшинств. Русский глаз, опять же, реагирует лишь на яркие пятна - например, на легализацию однополых браков (в Германии это произошло в 2017 году), не замечая мозаики в целом. Но на курсах немецкого, проходя тему «семья», придется запоминать: «одинокоживущий», «одиноковоспитывающий», «лоскутная семья» (это когда в одной семье дети от разных браков) и «большая семья» (с несколькими поколениями под одной крышей…) Гендерные роли вообще в Европе переосмыслены кардинально: в Германии мужчины стоят у плиты точно не реже женщин (и я не исключение. Господи, какого удовольствия я себя раньше лишал!) Представить невозможно, что в 1950-х женщина в ФРГ не имела права устроиться на работу без письменного согласия мужа…
Аналогичный процесс произошел в Германии с эмиграцией и эмигрантами. В России крайне популярна фраза Меркель о крахе мультикультурализма, но Меркель (я нашел ее выступление 2010 года) имела в виду, что жизнь национальным эксклавом, без понимания немецких языка и культуры (как, кстати, нередко живут русские эмигранты) не должна поощряться. И я с ней согласен. Но в месте, где я живу,чуть не каждый пятый житель - эмигрант, и местную жизнь это сильно украшает. Азиатские магазины торгуют кимчи и пак-чой; русский универсам MixMarkt - пельменями и ряженкой; турки с их кебабными не дают умереть с голоду в ночи; итальянцы готовят фантастическую пиццу; пакистанцы торгуют коврами, а то, что в оперной труппе местного театра нет ни одного немца по происхождению, держит аугсбургскую оперу на уровне Мариинского театра. Да, не высший класс, но для города с население в триста тысяч человек все-таки неплохо…
…Еще раз вернусь к своей мысли. Смысл перехода от индустриальной эпохи к постиндустриальном состоит в уменьшении роли единого, централизованного, стандартизированного - и к увеличению роли малого, разнообразного, разноцветного. Сила кулака утратила силу во времена, когда кулак сжимает смартфон. И раскаяние, покаяние за то, как использовался кулак ранее, сыграло в этом процессе важную роль. Кстати, в Германии раскаяние не было уделом воевавших: те молча переживали то, что натворили. Стыд за грехи отцов впервые испытали поколения детей и внуков: нечто подобное происходило и в СССР в середине 1980-х, когда Абуладзе снял «Покаяние». Этот смертельный стыд за дела отцов заставил немцев переделывать Германию, и в итоге превратил лежащую в руинах страну военных преступников в богатейшее социальное государство, чувствующее ответственность за весь мир. А в России стыд ушел в песок, и сегодня там гордятся тем, чего в Германии стыдятся, - и наоборот.
В итоге русским кажется диким, что немецкие юнцы-активисты стоят на Терезином лугу в Мюнхене под виселицей с надетыми на шею веревками на светящихся кубах пластика, изображающих лед: гы-гы, чокнутые! Русские не могут понять, как так: немецкая пожарная команда встает на защиту коллеги, беженца-афганца, которому грозит депортация, - они считают, он нужен им и стране. Или совсем свежее: студентка из Пассау Коринна Шютц требует запретить исполнение «Дунайской песни», которую полторы сотни лет поют на баварских пивных фестивалях. Состоит эта песня из «охохох» и «нанана», а также рассказа о том, как шел парень по берегу, шумел Дунай, а на берегу спала девушка, грудь приоткрыта - в общем, Дунай еще шумел, но шума они уже не слышали. Студентка Шютц считает, что «Дунайская песня» романтизирует насилие. Петицию с поддержкой запрета подписали больше 30 тысяч человек, включая мэра Пассау.
Как к этому относиться? Орать: «Да вы там с баварского своего дуба рухнули! У вас там всех мужиков скоро заставят в порядке гендерного равенства лифчики носить и каяться за наличие члена!»?
Да никак не относиться. Не мешайте, как говорится, сыну священника играть с кадилом.
Вырастет - станет священником сам.
В общем, эта преамбула к тексту, опубликованному на "Росбалте" еще летом, но который я забыл тогда перепостить. Вот он.
Европейское покаяние: забавно, ярко и очень эффективно
Когда я читаю очередной комментарий к своим сетевым запискам из Германии то понимаю, насколько Россия не Европа. «Да вы там в бундесхалифате совсем сдурели перед всеми на коленях стоять! Скоро будете мыть неграм ноги, в День Мартина Лютера Кинга! И каяться за немецкие колонии в Африке!»
То, что из России на фоне американских событий выглядит идиотизмом раскаянья невесть перед кем невесть за что, что есть сдачей «старой Европы», - из Германии смотрится совсем по-другому. Европа не стоит на коленях, прося прощения у торжествующего хама. Европа, скорее, вошла в эпоху пост-раскаяния. Это значит, что полностью сформирована новая повестка дня, а старая, во время которой раскаяние было мощным рабочим инструментом, выполнена. При этом инструмент остался в коллективном доступе. На нем и паразитируют многие - кто по глупости, кто расчетливо. Например, паразитируют многие евреи-эмигранты из России 1990-х, которые сидят четверть века на социальном пособии, но заявляют гневно, что Германия за Холокост им по гроб жизни должна. Да, про них мало слышно - но они и немецким владеют слабо, да и немцы действительно испытывают за нацистское прошлое чувство вины. Однако суммарно подобных игроков с покаянием достаточно, чтобы обращать на себя внимание. Хотя и недостаточно, чтобы на повестку дня влиять.
Что я имею в виду под старой и новой повесткой дня Запада?
Это, в общем, программа перехода от индустриального мира к постиндустриальному. Скажем, сегодня основные темы для Германии - изменение климата, «зеленая» энергетика, новая гендерная идентичность и вообще новая идентичность информационной эпохи. Это рисует крайне непривычную для русского глаза картину. Например, популярнейшая у немцев тема - гибель пчел. Они действительно гибнут, и по всему миру, но в России всем на это плевать, кроме пасечников, а в Германии это за последние годы изменило ландшафт в буквальном смысле. Там, где раньше были покосы и стриженые газоны - теперь луговое буйство цветов, а штраф за убийство насекомых-опылителей сравнялся по размеру с ценой «мерседеса» D-класса. Это, кстати, тоже форма покаяния: перед загубленной природой, и я не шучу. Тот же механизм - раскаянья за ужас, прежде вытворяемый с планетой - движет во многом и развитием «зеленой» энергетики, которая уже производят в Германии половину электричества. Тот же механизм действует в отношении этнических, национальных, политических, гендерных меньшинств. Русский глаз, опять же, реагирует лишь на яркие пятна - например, на легализацию однополых браков (в Германии это произошло в 2017 году), не замечая мозаики в целом. Но на курсах немецкого, проходя тему «семья», придется запоминать: «одинокоживущий», «одиноковоспитывающий», «лоскутная семья» (это когда в одной семье дети от разных браков) и «большая семья» (с несколькими поколениями под одной крышей…) Гендерные роли вообще в Европе переосмыслены кардинально: в Германии мужчины стоят у плиты точно не реже женщин (и я не исключение. Господи, какого удовольствия я себя раньше лишал!) Представить невозможно, что в 1950-х женщина в ФРГ не имела права устроиться на работу без письменного согласия мужа…
Аналогичный процесс произошел в Германии с эмиграцией и эмигрантами. В России крайне популярна фраза Меркель о крахе мультикультурализма, но Меркель (я нашел ее выступление 2010 года) имела в виду, что жизнь национальным эксклавом, без понимания немецких языка и культуры (как, кстати, нередко живут русские эмигранты) не должна поощряться. И я с ней согласен. Но в месте, где я живу,чуть не каждый пятый житель - эмигрант, и местную жизнь это сильно украшает. Азиатские магазины торгуют кимчи и пак-чой; русский универсам MixMarkt - пельменями и ряженкой; турки с их кебабными не дают умереть с голоду в ночи; итальянцы готовят фантастическую пиццу; пакистанцы торгуют коврами, а то, что в оперной труппе местного театра нет ни одного немца по происхождению, держит аугсбургскую оперу на уровне Мариинского театра. Да, не высший класс, но для города с население в триста тысяч человек все-таки неплохо…
…Еще раз вернусь к своей мысли. Смысл перехода от индустриальной эпохи к постиндустриальном состоит в уменьшении роли единого, централизованного, стандартизированного - и к увеличению роли малого, разнообразного, разноцветного. Сила кулака утратила силу во времена, когда кулак сжимает смартфон. И раскаяние, покаяние за то, как использовался кулак ранее, сыграло в этом процессе важную роль. Кстати, в Германии раскаяние не было уделом воевавших: те молча переживали то, что натворили. Стыд за грехи отцов впервые испытали поколения детей и внуков: нечто подобное происходило и в СССР в середине 1980-х, когда Абуладзе снял «Покаяние». Этот смертельный стыд за дела отцов заставил немцев переделывать Германию, и в итоге превратил лежащую в руинах страну военных преступников в богатейшее социальное государство, чувствующее ответственность за весь мир. А в России стыд ушел в песок, и сегодня там гордятся тем, чего в Германии стыдятся, - и наоборот.
В итоге русским кажется диким, что немецкие юнцы-активисты стоят на Терезином лугу в Мюнхене под виселицей с надетыми на шею веревками на светящихся кубах пластика, изображающих лед: гы-гы, чокнутые! Русские не могут понять, как так: немецкая пожарная команда встает на защиту коллеги, беженца-афганца, которому грозит депортация, - они считают, он нужен им и стране. Или совсем свежее: студентка из Пассау Коринна Шютц требует запретить исполнение «Дунайской песни», которую полторы сотни лет поют на баварских пивных фестивалях. Состоит эта песня из «охохох» и «нанана», а также рассказа о том, как шел парень по берегу, шумел Дунай, а на берегу спала девушка, грудь приоткрыта - в общем, Дунай еще шумел, но шума они уже не слышали. Студентка Шютц считает, что «Дунайская песня» романтизирует насилие. Петицию с поддержкой запрета подписали больше 30 тысяч человек, включая мэра Пассау.
Как к этому относиться? Орать: «Да вы там с баварского своего дуба рухнули! У вас там всех мужиков скоро заставят в порядке гендерного равенства лифчики носить и каяться за наличие члена!»?
Да никак не относиться. Не мешайте, как говорится, сыну священника играть с кадилом.
Вырастет - станет священником сам.