Поздняя Улицкая. Москва, лестница Якова.
Дочитал - точнее, дослушал - "Лестницу Якова" Улицкой. Улицкой 72 года, это для писателя важно.
Улицкая - единственный абсолютный и несомненный кандидат в современной России на классическую Нобелевку, то есть Нобелевку без постмодернизма и без куда даже более крутого слома, чем постмодернизм: без торжества non-fiction на прежних полях и полянах fiction.
Улицкая - это если не наш Манн, то наш Гюнтер Грасс, блестящий "большой" писатель, пишущий поверх государственных барьеров в то время как прочие замечательные русские литературные имена занимаются тем же, чем когда-то Михаил Салтыков: русским политическим памфлетом, редко от него отходя (как Быков в ЖЗЛ'овской серии).
По этой причине, если Улицкая напишет инструкцию для утюга, я читать эту инструкцию буду.
Вершина Улицкой с точки зрения всемирного читателя - "Даниэль Штайн, переводчик".
Но лично мой любимый роман - "Зеленый шатер". Там все прекрасно. И формальный сюжет: становление советских диссидентов. И формальный ход: вот рождаются три мальчика и три девочки, звучит увертюра, мы понимаем, что все темы должны развернуться, и они разворачиваются классически, что у твоего Софокла. И формальное везение: Улицкая перестает справляться со стройностью сюжета (в том же смысле, в каком Некрасов не справился с отправленными на поиски счастливцев крестьянами и принялся за херню в виде Гриши Добросклонова) ровно в тот момент, когда ее повествование, пропитанное музыкой, доходит до атональщиков, до Шенберга и Штокхаузена. И получается, это этот развал-распад-распыл есть не развал-распад-распыл, а новый алгоритм развития, как и в музыке.
И еще я обожаю у Улицкой рассказы, но больше всего - "Девочек". Мне редко удается преобразиться в героя, я слишком опытен как читатель для этого, но вот тут впервые понял, как живет и что чувствует девочка пубертатного возраста...
Так вот, "Лестница Якова" - это спуск Улицкой под гору. Тихий, достойный, но спуск.
Что поделаешь. Мы с 20 до 60 лет теряем в год по 3 грамма мозгового вещества, а потом процесс ускоряется. Я не знаю тех, кто достигал расцвета, перевалив за этот рубеж. Поддерживали себя в приличной форме - да, красиво спускались - сколько угодно, но сдувавшихся так, что смущенно отводишь глаза (как Рязанов или Михалков последних фильмов) куда больше. Что поделаешь. Лимонов, например, как писатель кончился вообще в 40 небольшим, выдавив из себя великую "Великую эпоху" - а дальше все, шло мелким сёром, писатель кончился, а потом и памфлетист кончился, хотя фигура (в физическом смысле) осталось, только "фигура у Лимонова", а не "Лимонов как фигура".
И "Лестница" тихо ведет вниз - туда, где Яков, а не где бог. Улицкая публикует дневники и письма своего деда (думаю, вначале намереваясь обработать, но потом махнув рукой, поскольку они и так недурны), но все же не переходит ту грань, которую легко преодолел Паул Гласер, публикуя дневники своей тетушки в "Танцующей в Аушвице". Улицкой уберечь документы деда от забвения стало важнее, чем создать произведение, потому что произведения потом и другие создадут, а письма деда канут вместе с ней, а у нее уже был рак, и ей 72, и она ко всему готова.
Собственно, это единственная и главная претензия к роману, если судить по гамбургскому счету - то, что он дописан, а не написан. Он дописан, как дописывают завещание, торопясь успеть.
Я же исповедую пушкинское: "Блажен, кто праздник жизни..." - просто понятие "рано" с пушкинских времен изменилось сильно.
Что же касается конкретики, то "Лестницу Якова" следует, несомненно, читать, если, как у меня, на Улицкую есть время. А если времени нет, то читать следует "Переводчика" либо "Шатер".
А давать Улицкой Нобелевку следует по совокупности заслуг.
Улицкая - единственный абсолютный и несомненный кандидат в современной России на классическую Нобелевку, то есть Нобелевку без постмодернизма и без куда даже более крутого слома, чем постмодернизм: без торжества non-fiction на прежних полях и полянах fiction.
Улицкая - это если не наш Манн, то наш Гюнтер Грасс, блестящий "большой" писатель, пишущий поверх государственных барьеров в то время как прочие замечательные русские литературные имена занимаются тем же, чем когда-то Михаил Салтыков: русским политическим памфлетом, редко от него отходя (как Быков в ЖЗЛ'овской серии).
По этой причине, если Улицкая напишет инструкцию для утюга, я читать эту инструкцию буду.
Вершина Улицкой с точки зрения всемирного читателя - "Даниэль Штайн, переводчик".
Но лично мой любимый роман - "Зеленый шатер". Там все прекрасно. И формальный сюжет: становление советских диссидентов. И формальный ход: вот рождаются три мальчика и три девочки, звучит увертюра, мы понимаем, что все темы должны развернуться, и они разворачиваются классически, что у твоего Софокла. И формальное везение: Улицкая перестает справляться со стройностью сюжета (в том же смысле, в каком Некрасов не справился с отправленными на поиски счастливцев крестьянами и принялся за херню в виде Гриши Добросклонова) ровно в тот момент, когда ее повествование, пропитанное музыкой, доходит до атональщиков, до Шенберга и Штокхаузена. И получается, это этот развал-распад-распыл есть не развал-распад-распыл, а новый алгоритм развития, как и в музыке.
И еще я обожаю у Улицкой рассказы, но больше всего - "Девочек". Мне редко удается преобразиться в героя, я слишком опытен как читатель для этого, но вот тут впервые понял, как живет и что чувствует девочка пубертатного возраста...
Так вот, "Лестница Якова" - это спуск Улицкой под гору. Тихий, достойный, но спуск.
Что поделаешь. Мы с 20 до 60 лет теряем в год по 3 грамма мозгового вещества, а потом процесс ускоряется. Я не знаю тех, кто достигал расцвета, перевалив за этот рубеж. Поддерживали себя в приличной форме - да, красиво спускались - сколько угодно, но сдувавшихся так, что смущенно отводишь глаза (как Рязанов или Михалков последних фильмов) куда больше. Что поделаешь. Лимонов, например, как писатель кончился вообще в 40 небольшим, выдавив из себя великую "Великую эпоху" - а дальше все, шло мелким сёром, писатель кончился, а потом и памфлетист кончился, хотя фигура (в физическом смысле) осталось, только "фигура у Лимонова", а не "Лимонов как фигура".
И "Лестница" тихо ведет вниз - туда, где Яков, а не где бог. Улицкая публикует дневники и письма своего деда (думаю, вначале намереваясь обработать, но потом махнув рукой, поскольку они и так недурны), но все же не переходит ту грань, которую легко преодолел Паул Гласер, публикуя дневники своей тетушки в "Танцующей в Аушвице". Улицкой уберечь документы деда от забвения стало важнее, чем создать произведение, потому что произведения потом и другие создадут, а письма деда канут вместе с ней, а у нее уже был рак, и ей 72, и она ко всему готова.
Собственно, это единственная и главная претензия к роману, если судить по гамбургскому счету - то, что он дописан, а не написан. Он дописан, как дописывают завещание, торопясь успеть.
Я же исповедую пушкинское: "Блажен, кто праздник жизни..." - просто понятие "рано" с пушкинских времен изменилось сильно.
Что же касается конкретики, то "Лестницу Якова" следует, несомненно, читать, если, как у меня, на Улицкую есть время. А если времени нет, то читать следует "Переводчика" либо "Шатер".
А давать Улицкой Нобелевку следует по совокупности заслуг.